Фабио Воло - Скажи любви «нет» Страница 23

Новую работу я нашел в агентстве, которое занималось возвратом кредитов. Когда я в первый раз пришел в агентство и попытался выяснить для себя, что я должен там делать, я сразу же спросил: «Я должен буду ходить по квартирам и драться с должниками?» К счастью, мне ответили «нет». Но, все равно, казалось странным, что после долгих лет борьбы с семейными долгами я оказался на этой работе. Свой рабочий день я проводил за телефонными разговорами с неплательщиками, которые должны были вернуть деньги различным нашим клиентам, старался разобраться, чем вызвана задержка с погашением долга: с отсутствием у должника денежных средств или с ошибкой при доставке, с поставкой некачественного товара. В большинстве случаев я выслушивал отговорки, за которыми пряталось желание отложить на максимально возможный срок время погашения долгов. Таких людей я чуял на расстоянии, я сразу же распознавал их по запаху – кто лучше меня, мог их понять? Я помогал им, как мог.

Все то, от чего я пытался бежать, постоянно снова вставало передо мною, это казалось законом возмездия: око за око, зуб за зуб. Мое прошлое не развеялось как дым, меня снова обступили навязчивые фантомы.

Каждый раз, когда я приходил к должникам за деньгами, передо мной вставал образ моего отца. Я был вежлив с этими людьми и, как мог, помогал им. Однажды я постучался в квартиру в полуподвальном этаже, дверь мне открыла синьора, которая жила одна с дочерью. Она пропустила меня в дом.

– Пожалуйста, проходите, вы позволите предложить вам чашку кофе или стакан воды? К сожалению, ничего другого у меня нет.

– Спасибо, не беспокойтесь.

– Вы не стесняйтесь, я кофе для себя готовила, так что, если хотите…

– Ну, если вы его уже сварили, то я, пожалуй, выпью чашку вместе с вами. Спасибо.

Она налила мне в чашку кофе, спросила, сколько сахара положить. Ее дочь молча сидела на диване и смотрела на меня. Выглядела она девочкой лет пятнадцати с бесцветной внешностью, хотя черты лица у нее были правильные, даже красивые. Это выражение лица было мне давно знакомо, у меня самого был такой же вид, когда к нам в бар приходили описывать имущество.

Стыдно признаваться в своей бедности, но я в тот день, наверное, стыдился больше, чем они. Я помешивал ложечкой в чашке с кофе, а синьора заверяла меня, что готова выплачивать долг небольшими частями, просила не беспокоиться, потому что они люди порядочные. Она уверяла, что ее дочь уже нашла для себя работу в пиццерии, хотя сделать это было совсем непросто, принимая во внимание ее возраст. Краска стыда заливала мне лицо, мне было тошно вести этот разговор, я чувствовал себя виноватым, я бы с удовольствием отвел этих женщин к себе домой, если бы мог себе это позволить. Я испытывал настоящую боль, выслушивая ее объяснения.

Когда мы с синьорой заговорили о сроках частичного погашения долга, я неожиданно запнулся. Я отвел глаза в сторону, мой взгляд наткнулся на сырое пятно на стене, точно такое же, как у нас на кухне, и после минутного колебания я сказал ей:

– Синьора, с этой минуты вы больше ничего не должны. И о будущем вам не надо беспокоиться, я к вам больше не приду. Никто к вам больше не придет.

– Неужели так может быть?

– Да, может. Вам не надо больше беспокоиться. Синьора не поверила своим ушам, чтобы убедиться в том, что она все правильно поняла, она переспросила меня еще раза четыре. Я ее уверил, что все в порядке, и еще раз повторил, что ей ни о чем не надо беспокоиться. Она принялась благодарить меня, со слезами на глазах сжала мои руки. Потом обернулась к дочери:

– Благодари молодого синьора, скажи ему спасибо. – А затем добавила, обращаясь ко мне: – Вы просто ангел!

Я в то время еще плохо умел владеть своими чувствами. Мои отношения с людьми уже определялись моими профессиональными обязанностями. Они оставляли слишком мало места для настоящих человеческих взаимоотношений, поэтому, когда я попадал в похожие ситуации, я оказывался совершенно неготовым к ним, становился слишком впечатлительным, уступчивым. Мне было не по себе. Меня подташнивало, когда я вышел из этой подвальной квартиры. Я закрылся в машине и расплакался, и долго не мог успокоиться. Я плакал навзрыд, меня всего трясло.

Вернувшись в офис, я закрыл дело синьоры по графе: убытки по кредитам. Я составил для банка краткую докладную записку, в которой указал, что считаю возврат кредита неосуществимым в связи с невозможностью установить место пребывания должника. У банка подобные дела не вызывали большого беспокойства, такие суммы они без особого ущерба для баланса списывали как потери да еще и получали возможность увести их от налогообложения.

Мне случалось поступать так еще несколько раз, но я не всегда мог пойти на это.

Когда мне удавалось провернуть подобные операции, люди с благодарностью заглядывали мне в глаза, а я при этом испытывал прилив сил и в то же время чувство стыда. Часто они просили меня остаться поужинать с ними. Пытались всунуть мне в руки колбасу, сыр, бутылку вина. Со временем мне не раз пришлось побывать в таких ситуациях, но я так и не сумел к ним привыкнуть. Мне все было противно. Я сам себе был противен. Я начал ненавидеть свою работу, в конце концов мне стало казаться, что я нарочно выбрал ее себе в наказание. Я ходил на работу и получал зарплату, чтобы причинять себе боль.

Должен признаться, что моя первая попытка добиться независимости оказалась довольно печальной. Я сам себя раздражал, даже ненавидел, никто из моих друзей не догадывался, до чего мне тогда было пакостно. Я об этом никогда не говорил, в этом не было никакого проку. Никому не дано разделить одиночество другого человека.

Я и дома почти перестал рассказывать о себе, тем более о своей работе. На самом деле, стоило мне обмолвиться о своих должниках, как мой отец сразу же встревал с одним из своих перлов («Вот, видишь, все так живут, не только мы».), после чего мне было трудно сдержаться. За ужином я молча высиживал четверть часа, потом поднимался из-за стола, еще не дожевав последний кусок, и забивался в свою нору.

Свою тоску я пытался заглушить работой, поэтому в агентстве мной были довольны. Меня постоянно хвалили и ставили в пример. Я же уже твердо знал, что проработаю у них еще год, а потом уйду оттуда.

Иногда должники не оплачивали счета, утверждая, что они получили некачественный товар, и тогда мне приходилось проверять, действительно ли это так. Я просил в агентстве давать мне самые сложные дела с наиболее высокими суммами долга. Разбирая новые дела, мне пришлось разъезжать по всей стране. Свою первую командировку я помню до сих пор. Все утро я провел на складе, пересчитывая разные куклы, вроде «Замарашка», «Писюнчик» и тому подобное. При этом я еще проверял, действительно ли они умеют писать и пачкать. За этим занятием я вспомнил своего отца, попытался представить себе, что бы он подумал, застав меня сидящим на полу рядом с огромной коробкой с куклами.

«Эта пачкает, эта нет, эта да, эта нет…»

Я задерживался на работе до позднего вечера. Когда мне приходилось бывать в больших городах, я всегда находил, чем заняться после работы: прогуливался по улицам, дышал чистым воздухом или выкуривал сигарету, сидя на ступеньках городского собора. Но когда судьба забрасывала меня в захудалые городишки, где по вечерам кухня в гостинице уже не работала, мои скучные дни заканчивались в гостиничном номере с пакетиками жареной картошки и арахиса, которые лежали в баре-холодильнике. Если они там были. Или в одних трусах и носках я смотрел телевизор. Иногда одним глотком осушал крошечные бутылочки из бара. Чтобы веселее жилось, выкуривал сигарету и включал рок-н-ролл. Наверное, хотел внушить себе, что живу не только ради одной работы, но еще умею и весело провести время.

Когда мне удавалось вернуться пораньше, я ужинал в ресторане при гостинице. Зал ресторана наполняли тоска и скука. Я сидел один за столом перед небольшим графином разливного вина, за соседними столиками, задрав головы к экрану телевизора, висевшего в углу зала, сидели такие же, как и я, одинокие мужчины и в ожидании ужина грызли сухие хлебные палочки.

14. Она (когда она вошла в мою жизнь)

Любовь, как и смерть, застает нас врасплох, никто не знает, когда она придет. Смерти нам не избежать, и только в одном мы властны над нею, мы сами можем назначить час ее прихода. С любовью все совсем не так, ее нельзя запланировать, невозможно решить, что пришло время любить. Мы живем и не знаем, когда в нашу жизнь войдет женщина или мужчина, которым суждено перевернуть наш привычный мир. Любовь может прийти и тогда, когда мы уже не способны любить, как это, к несчастью, случилось со мной. В нашей жизни наступает срок, когда нам страстно хочется, чтобы кто-то разбередил наше сердце, но кто сказал, что одной силы нашего желания достаточно для того, чтобы мы встретились с этим человеком. Нам словно не дает покоя желание приобрести что-то новенькое, мы ходим по магазинам, но не знаем, что нам нужно. Это может быть книга, шарф, очки или одеколон, но иногда случается, что «мы ничего не купили, потому что не нашли ничего интересного».