Алексей Филиппенков - Воронка Страница 23

– Я не знаю зачем. Просто увидел ее и улыбнулся. Не стоит так злиться. Держите себя в руках.

– Ты мне дерзишь, сопляк?

– Нет, ни в коем случае, простите, я пойду, – сказал Вернер с желанием пройти сквозь толпу собравшихся. Хайнц остановил его рукой, оттолкнув обратно туда, где Вернер стоял секунду назад:

– Я преподам тебе урок, дабы ты никогда не заглядывался на мою собственность.

– Слушай, она не твоя соб…

Не успев договорить, Вернер получил сильный и прямой удар в нос. Кровь хлынула ручьем, забрызгала рубашку, и во рту чувствовался отчетливый металлический привкус крови. Подобно тряпичной кукле Вернер рухнул на тротуар, потеряв координацию. Он и сам не понял, что произошло. Секунду назад он стоял на земле, а через мгновение уже лежал и окружающий мир представлялся мутным и еле видимым. Хайнц на этом не угомонился. Он продолжил бить Вернера ногами, после чего наклонился и, навалившись всем своим весом, ронял на лежачего мощные удары рукой. Вернер из последних сил закрывал лицо, но удары Хайнца пробивали защиту. Нанося удар за ударом, задыхаясь, он повторял:

– Ни один придурок не имеет права посягать на мою собственность, тем более на мою любимую девушку.

Вернер напрягся и скрючился в позе эмбриона. Хайнц, будучи хорошим борцом, перебросил Вернера через себя и теперь оказался внизу, сделал захват за голову, сдавив дыхательные пути. Тело Вернера машинально выгнулось в дугу и от сильной боли лицо исказилось в гримасе. Он попытался крикнуть, но не получалось. Рука так сильно сдавливала горло, что сознание начинало тускнеть и контуры в глазах терялись. Инстинктивно Вернер пытался высвободиться, схватив Хайнца за рубашку, растянув ее.

Увидев, что силы неравные, собравшиеся решили вмешаться.

– Хайнц, успокойся, не стоит обращать внимания на всякий мусор. Выпусти из рук эту гадость. – Кто-то схватил Хайнца за руку, которой он душил Вернера и их стали расцеплять.

Вокруг собралось немало зрителей. В основном это были все учащиеся из университета. Девушки, вырвавшиеся в первые ряды, кричали громче всех.

Здесь же были и однокурсники Вернера, но из-за боязни нализавшихся старших, заступаться за него никто не желал. Все кричали, чтобы Хайнц немедля отпустил его, но в душе каждый получал удовлетворение от увиденной драки. Каждому зрителю подсознательно хотелось крови и зрелищности, но спрятать эти инстинкты за воспитанием и благородным происхождением, очень трудно. Казалось, мир провалился в каменный век, где первобытные люди ликовали, выкрикивали нечленораздельные речи, наблюдая поединок соплеменников.

– На пустоту внимания не обращают, друг, – продолжали оттаскивать Хайнца его друзья.

Вернер продолжал лежать на земле, жадно вбирая воздух в легкие. Вставший Хайнц размахнулся ногой и врезал Вернеру прямо в живот. Этот удар вызвал настолько жуткую боль, что Вернер истомно закричал на всю улицу, а после лежал и жалобно стонал, схватившись за живот.

– Ты ему, кажется, органы повредил.

– Плевать я на него хотел. – Буркнул Хайнц и харкнул на Вернера.

– Все-все, Хайнц, успокойся. Не трогай этого придурка, а то из-за него еще в университете проблемы будут. – Хайнц был безумно возбужден от драки.

Вернер продолжал лежать, не двигаясь. Его дрожащие руки зажимали то место на животе, куда пришелся удар. Боль была адская и он продолжал стонать, чтобы хоть как-то ослабить ее.

– Слышь, дурачок. Ты ведь не прав, так что иди отсюда. – Сказал кто-то, наклонившись к Вернеру. В эту секунду Хайнц заприметил большое количество собравшихся дам, желавших увидеть продолжение кровавой сцены. Подойдя к Вернеру, он присел рядом и продолжил разборку, говоря громко, чтобы слышали все.

– Если я еще раз тебя здесь увижу, недомерок, убью. Понятно? – он схватил Вернера за волосы и поднял его голову.

– П… п… понятно. – Еле прошептал Вернер.

– Чтобы я тебя ни здесь, ни в университете больше не встречал. Сиди в своей вонючей конуре, с мышами и нищими родителями. И не дай бог ты еще раз засмотришься на мою Агнет.

Он отпустил волосы Вернера и удалился. Орава бравых «воинов» во главе с Хайнцем вернулась обратно в бар, смеясь и гордясь своим поступком, словно они убили огромного монстра, спрятавшегося в пещере. Зеваки разошлись, а к Вернеру так никто и не подошел. Он остался лежать на тротуаре, свернувшись. Через минуту он поднялся. Медленной и бредущей походкой направился к дому, отряхиваясь от грязи. Острой и режущей болью отзывался живот. Вернер очень переживал, что Хайнц повредил ему какой-то из органов. Боль была очень сильной и изматывающей, она то уходила, то возвращалась обратно, спазмируя. Зрение никак не хотело фокусироваться и ночные йенские улицы казались бескрайними и искаженными. Вернер ковылял по городскому лабиринту. Разум начинал очищаться от негативных эмоций и светлеть. Поток бурных обновленных мыслей хлынул по кровеносным сосудам, ударив осознанием в сердце и мозг.

Почему? Почему понимание жизни всегда сопровождается такой болью? Неужели человек не способен поменяться, пока жизнь не ударит по нему молотом разрушения. Лишь падая, человек начинает ценить те вещи, коими жил, когда был наверху. И лишь поднимаясь после очередного удара, он начинает ценить этот подъем, сопровождающийся постижением многих житейских мудростей. Шестеренки головного механизма приходят в движение и человеческая плоть превращается в личность. Каждый выдержанный удар делает сильнее, или роняет в самую грязь, из которой поднимаются еще более сильными. Реальность бьет людей, пока они фантазируют себе собственные мечты, но ей абсолютно не важно готов ты к жизненному удару или нет, ты получишь настолько сильно, что вспотеешь за миг, но только от тебя будет зависеть итог этого удара – встанешь ли ты, или спрячешься в свою конуру и будешь ждать следующего удара.

Вернер прибежал домой и, не разговаривая с родителями, заперся в своей комнате, из которой не выходил весь вечер и следующий день.

Он тяжело вздохнул. Ночную тишину нарушало воронье, слетавшееся на падаль. Крик прожорливых воронов нередко слышался во время долгого затишья. Эти черные призраки слетались на ничейную землю и питались мертвецами, выклевывая в первую очередь глаза. Но одинокий выстрел заставил их сорваться в синеву ночи.

Воспоминания испарились, и дорогая Вернеру Йена осталась где-то в сумраке ночи, растворяясь в воздухе. Вернер был так далек от дома, что это никак не укладывалось у него в голове. Темная и страшная воронка ужасала своей мрачностью. Он был тут один, вдали от всех своих родных. В то время как его сокурсники изучали экономическую теорию или историю, он сражался на фронте. По телу прошла дрожь, сводящая с ума. Вернер снова склонил голову и заплакал, сильно зажмуривая глаза, давая слезам выйти наружу, словно выжимая сок из лимона. Вместе со слезами выходила боль прошлого, страдания, накопившиеся в душе, этот огромный зверь, засевший внутри и хозяйничающий там многие годы, стал вырываться, словно медленно подходящая тошнота. В такую минуту так и хочется крикнуть на всю округу во все горло, но тело будто сжимает тисками, и даже имея желание заорать, ты тихо переживаешь все в себе. Столько эмоций за один день, столько увиденного. Душа Вернера в течение нескольких лет была переполнена отрицательными и ненавистными мыслями, и в этот момент весь мрак его внутреннего мира испарился. Увиденное за прошедший день переливалось через край слезами, оставляя все прошлые года где-то позади. После слез наступило легкое ощущение внутренней свободы. Вернер Гольц родился заново.

Через час француз открыл глаза и стал спрашивать Вернера о произошедшем, пока он спал.

– Я вытащил у него дневник из внутреннего кармана и прочитал, это просто кошмар, месье. Вроде еще днем он был живой, только вчера написал последние строки – и все, его уже нет, – сказал Вернер, показывая на тело мертвого солдата.

– Да, это самое ужасное – читать мысли людей после того, как они уже погибли. Ты смотришь человеку в его мертвый и остекленевший взгляд и читаешь строки, написанные им несколько минут назад. Один мой сослуживец тоже вел дневник и записывал туда все свои переживания. В основном он переносил на страницы психологическую составляющую войны, а именно свое отношение к тому, что он видел. И когда его убило, я прочел это. Скажу честно, его дневник вполне мог бы стать достойной работой для публикации, чтобы люди смогли увидеть, что происходит в сознании человека, когда он медленно сходит с ума.

Чувствительные речи Франсуа с каждым разом располагали Вернера к нему. Он никогда раньше не видел французов, да и вообще никогда не видел иностранцев. В этот момент перед ним был человек, готовый убить его в любую секунду, но этот бравый солдат сам устал от войны. Но что Вернер стал понимать – это то, что перед ним такой же человек, имеющий сердце и трагичную судьбу. Жизнь совсем не похожа на исторические романы. Она намного страшнее и чувствуешь ты все совсем по-иному. Читая книги, Вернер представлял себя лицом к лицу с врагом, но глядя на Франсуа, ему не грезились жестокие расправы с врагом и погони. Со всем откровением и прямотой Вернеру хотелось узнать внутренний мир человека, воевавшего с ним по разные стороны. Юноша изо всех сил старался перебороть свое природное стеснение.