Кристофер Бакли - С первой леди так не поступают Страница 23

— Насколько я знаю, среди агентов Службы вам почти нет равных в стрельбе из револьвера.

— Мы все умеем обращаться с огнестрельным оружием. Таково требование.

— Ну-ну, не надо скромничать. Вы же член команды стрелков, которая уже три года подряд побеждает команду ФБР. Полагаю, для агента Уэпсона это больной вопрос.

Смех. Влонко взял на заметку тех присяжных, которые рассмеялись вместе со всеми.

— Наверно, для сохранения такого уровня мастерства нужно долго и упорно упражняться в стрельбе.

— Возражаю. Стрелковая подготовка агента Бернама к делу не относится.

— Ваша честь, я ручаюсь, что выбранная мною линия допроса имеет отношение к делу в большей степени, чем непрестанные возражения заместительницы генерального прокурора. Она так часто возражает, что я начинаю беспокоиться за ее кровяное давление.

— Отклоняется. Но переходите к сути дела, адвокат.

— Уже, ваша честь, уже. Вы часто ходите в тир, агент Бернам?

— Довольно регулярно.

— Будьте любезны, дайте суду определение термина «регулярно».

— Два раза в неделю.

— Браво. Дело мастера боится. Насколько я знаю, вы стреляете из шестизарядного револьвера «магнум-357», это верно? Все эти револьверы, особенно «магнум-357», — мощное личное оружие, не правда ли?

— Это довольно большие револьверы.

— «Магнум-357» производит шум в сто шестьдесят пять децибел. Я не ошибаюсь?

— Я надеваю защитные наушники.

— Хотелось бы надеяться. Звук чертовски громкий. Вы всегда надеваете защитные наушники во время стрельбы из личного оружия, агент Бернам?

— Возражаю.

— Ваша честь, если мисс Клинтик позволит, я сейчас дойду до сути.

— Трудно сказать с уверенностью, — ответил агент Бернам.

— Постарайтесь, сделайте суду одолжение.

— В большинстве случаев — несомненно. Да.

— У вас никогда не бывает звона в ушах, потери слуха?

— Возражаю. Ваша честь, это же не врачебный кабинет. Агент Бернам совершенно здоров. Он успешно прошел все медосмотры. Все это бессмысленно и оскорбительно.

Судья Голландец дважды качнулся на своем огромном стуле.

— Отклоняется. Отвечайте на вопрос, агент.

— Ничего существенного.

Бойс понизил голос:

— Никакой потери слуха?

— Прошу прощения?

Еще тише:

— Никакой потери слуха?

— Вы не могли бы повторить вопрос?

Бойс повысил голос почти до крика:

— Вы когда-нибудь страдали потерей слуха?

— Нет. Никогда.

— Гм. Как по-вашему, сколько выстрелов из огнестрельного оружия вы сделали за всю свою жизнь?

— Трудно сказать.

— Постарайтесь. Тысячи?

— Больше.

— Десятки тысяч?

— По меньшей мере.

— Сотни?

— Я…

— Неужели миллион?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Много.

— Правда ли, агент Бернам, что звук одного револьверного выстрела может надолго вызвать серьезное повреждение слуха?

— Возражаю. Свидетель не отоларинголог.

Клинтик была в ярости. Ее обыграли всухую, и она это понимала. Бойс умышленно не подавал никаких предварительных ходатайств, касающихся состояния слуха у агента Бернама. Об этом он не рассказывал даже Бет. Он почти ничего не рассказывал Бет о своей стратегии, потому что, зная Бет, не хотел тратить время на бесконечные споры с ней о том, каким образом он собирается выиграть дело.

— Я снимаю вопрос, ваша честь. Агент Бернам, вы дежурили в ту ночь, когда скончался президент…

— Возражаю.

— Ваша честь, это же издевательство.

— Отклоняется.

— Ваш пост находился за закрытой дверью в жилые помещения второго этажа, на верхней площадке парадной лестницы. Судя по данной схеме, — Бойс показал на увеличенный поэтажный план жилых помещений, — это примерно в семидесяти пяти-восьмидесяти футах от закрытой двери в президентскую спальню.

— Возражаю. Суд не располагает доказательствами того, что дверь в президентскую спальню была закрыта.

Совещание у барьера.

— Агент Бернам, даже если на время забыть о том, была ли закрыта дверь в президентскую спальню, вы все равно находились футах в восьмидесяти оттуда, за дверью, которая, по вашим же словам, была закрыта. И все же вы утверждаете…

— Возражаю.

— Принимается.

— Вы недвусмысленно заявляете, будто слышали спор, происходивший так далеко, что дело вполне могло быть в другом часовом поясе.

— Возражаю. Ваша честь!

— Предупреждаю вас, мистер Бейлор.

— Я снимаю риторическую фигуру, ваша честь. Виноват. Сила привычки. Агент Бернам, вы сказали, что слышали этот страшный шум, находясь почти в сотне футов оттуда. Совсем в другом конце здания. Что же вы слышали?

— Голоса президента и миссис Макманн. Судя по всему, они спорили.

— О внутренней или внешней политике?

Смех.

— Возражаю.

Судья Голландец поднял свой молоток и направил его на Бойса.

— Последнее предупреждение, адвокат.

— Прошу у суда прощения.

Бойс подошел к агенту Бернаму и искренним тоном спросил:

— Вы уверены, что слышали именно голоса президента и миссис Макманн?

— Да, пожалуй.

— Сколько человек было той ночью в жилых помещениях?

— Три, считая мисс Ван Анку, гостью.

Бойс сделал паузу. Он кивнул и, как бы погрузившись в размышления, подошел к скамье присяжных. В зале суда наступила тишина. Репортеры принялись подталкивать друг друга локтями. Сейчас начнется. В другом конце страны съежилась под дорогими французскими простынями Бабетта Ван Анка.

— Перейдем к вопросам из другой области, агент Бернам. Год назад в прессе приводились слова первой леди о том, что, по ее мнению, в Секретной службе маловато агентов-женщин…

В вечерних выпусках новостей гремели выстрелы из револьверов «магнум-357» и голос Бойса, обращающегося в видеозаписи к агенту Бернаму: «Агент Бернам, если Секретная служба не жалеет денег и сил, лишь бы американские президенты оставались в живых, неужели нельзя было истратить десять долларов на приличный коврик на липучках для президентской ванной?» — после чего звучало сбивчивое и путаное возражение мисс Клинтик.

Поздно вечером, в программе «Судейский молоток», Алан Крадман был преисполнен ложной скромности.

— Перри, не в моих правилах комментировать действия такого опытного адвоката, как Бойс Бейлор. Однако, должен сказать, меня удивило то, что сегодня он лишь вскользь коснулся той стороны дела, которая имеет отношение к Бабетте Ван Анке. Он попал в самое яблочко и тут же позабыл про мишень. А ведь Бабетта Ван Анка — это ключ к защите Бет Макманн. Пытаться доказать, будто этот агент имеет зуб на первую леди, потому что она критиковала Секретную службу за недостаточное количество агентов-женщин — значит, по-моему, бить из пушки по воробьям. В конце концов, не секрет, что президент и Ван Анка были… назовите их как хотите: близкими, закадычными друзьями, верными соратниками. В ночь смерти президента она как раз находилась в здании, в соседней спальне, дальше по коридору. Не знаю, почему Бойс Бейлор не извлекает большей выгоды из этого факта.

— А вдруг, — спросила Перри, — стоит ему начать упирать на тот факт, что президент и Ван Анка были любовниками, как у Бет Макманн появится мотив для убийства мужа?

— Конечно, появится, но именно поэтому такие присяжные, как эти… — Алан Крадман, защитник Джей-Джея Бронко и других явно виновных цветных подсудимых, которых он спас от наказания, приписав расистские побуждения всем прочим заинтересованным лицам, старался никогда не употреблять выражения «преимущественно чернокожие присяжные», если хотел намекнуть на то, что у преимущественно чернокожих присяжных свой особый взгляд на вещи, позволяющий рассчитывать на оправдание обвиняемых по причинам кланового характера, — …наверняка будут на стороне Бет Макманн.

— Даже если она лгала, чтобы скрыть преступление?

Крадман пожал плечами:

— Такие присяжные, как эти, живут в реальном мире. Солгать сотрудникам правоохранительных органов — значит совершить отнюдь не самый скверный поступок. К тому же среди этих присяжных есть женщины средних лет, наверняка склонные полагать, что любой развратник, который изменял жене в соседней спальне, заслуживает самой страшной кары. Плод уже созрел и висит прямо перед носом. Я просто не понимаю, почему Бойс Бейлор не хочет его сорвать. Всякий раз, как всплывает имя Ван Анки, он торопится перейти к следующему вопросу. Можно подумать, это у него был с ней роман.

Бет уверяла себя, что не собирается смотреть вечерние передачи. Но поскольку ее не совсем угасшие чувства к Бойсу разгорелись вновь, словно пламя, раздутое из последних тлеющих угольков, она все-таки включила программу «Судейский молоток» — не ради предположений и комментариев, а чтобы посмотреть, как одета сегодня ее соперница. У Бет родилась слегка параноидальная догадка: чем ближе друг другу становятся они с Бойсом, тем теснее делаются свитера у Перри.