Василий Аксенов - Апельсины из Марокко Страница 24

– Елки-моталки, ребята! – сказал он.

Придется его отучить от подобных выражений.

– Давайте выпьем за Кичекьяна и за наш поиск! Что-то кажется мне, что не зря мы болтались в этих Швейцарских Альпах. Честно, ребята, гремит сейчас фонтан на нашей буровой.

– В башке у тебя фонтан гремит! – сказал Леня.

Все засмеялись, а Виктор запальчиво закричал:

– Нытики! Мне моя индукция подсказывает! Я своей индукции верю! Хочешь, поспорим? – обратился он к Лене.

Но тот почему-то не стал спорить, видно, Виктор так на него подействовал, что он сам поверил в нефть. Я сначала не поняла, что за индукция, а потом сообразила: наверное, интуиция – скажу ему потом.

– А нас там не будет, – сказал Юра, – обидно.

– Главное, там Айрапет будет, – сказал Леня, – пусть он первым руки в нефти помоет, это его право. Совсем он отощал на этом деле.

– И про жену даже забыл, – добавил Леня и посмотрел куда-то в угол. – Боком ему может выйти эта нефть.

– Да уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – пробормотал Евдощук и поперхнулся, взглянув на меня.

– Пойдем танцевать, – пригласил меня Виктор.

Танцевать было трудно, со всех сторон толкали, лучше было бы просто обняться и раскачиваться на одном месте под музыку. Слева от нас танцевала наша Сима с огромным мужчиной в морской тужурке. Вот, значит, чьи это тельняшечки. Они были так огромны, Сима и ее кавалер, что просто казались какими-то нездешними людьми. Сима томно мне улыбнулась и склонила голову на плечо своему молодцу.

– Витя, тебе нравится твоя работа?

– Я тебе знаешь что скажу, материально я обеспечен…

– Я не о том. Тебе нравится искать нефть?

– Мне больше нравится ее находить.

– Это, наверное, здорово, да?

– Когда бьет фонтан? Да, это здорово. И газ – это тоже здорово, когда газ горит. Знаешь, пламя во все небо, а мы нагнетаем пульпу, чтобы его загасить, а оно не сдается, жарко вокруг, мы все мокрые, прямо война.

– Хорошо, когда такая война, да?

– Только такая. Любую другую к чертям собачьим.

Скрипела заезженная пластинка; вернее, даже не пластинка, а вставшая коробом рентгеновская пленка.

Говорите мне о любви,Говорите мне снова и снова,Я без устали слушать готова,Там-пам-ра-ри…

– Знаешь, Виктор, здесь все изменится. Вы найдете нефть, а мы построим красивые города…

– Ну конечно, здесь все изменится, рай здесь будет, райские кущи…

– А правда, может, здесь и климат изменится. Может быть, здесь будут расти свои, наши апельсины.

– Законно.

– Ты не шути!

– А сейчас тебе здесь не нравится, дитя юга?

– Сейчас мне нравится… Витя! Витя, нельзя же так, ты с ума сошел…

Говорите мне о любви,Говорите мне снова и снова,Я без устали слушать готова,Там-пам-ра-ри…

– Что она готова слушать без устали? Никак не могу расслышать.

Я тоже не слышала последних слов, но я знала, что можно слушать без устали.

Там-пам-ра-ри…

Я без устали слушать готова твое дыхание, стук твоего сердца, твои шутки.

– Иди поставь эту пластинку еще раз.

15. Виктор Колтыга

Не одобряю я ребят, которые любят фотографироваться в ресторанах или там в столовых ресторанного типа. В обычной столовой никому в голову не придет фотографироваться, но если есть наценка, и рытый бархат на окнах, и меню с твердой корочкой, тогда, значит, обязательно необходимо запечатлеть на веки вечные исторический момент посещения ресторана.

Как-то сидел я в Хабаровске в ресторане «Уссури», сидел себе, спокойно кушал, а вокруг черт-те что творилось. Можно было подумать, что собрались сплошные фотокорреспонденты и идет прием какого-нибудь африканского начальника.

Вообще-то ребят можно понять. Когда полгода загораешь в палатке или в кубрике, и кушаешь прямо из консервной банки, и вдруг видишь чистые скатерти, рюмочки и джаз-оркестр, ясно, что хочется увековечиться на этом фоне.

Но я этого не люблю, не придаю я большого значения этим событиям, ресторанов я на своем веку повидал достаточно. Правда, когда молодой был, собирал сувениры. Была у меня целая коллекция: меню на трех языках из московского «Савоя», вилка из «Золотого Рога» во Владивостоке, рюмка из магаданского «Севера»… Молодой был, не понимал. Все это ерунда на постном масле, но, конечно, приятно закусывать под музыку.

Ленька сделал шесть или семь снимков. В последний раз я плюнул на все и прямо обнял Люську, прижался лицом к ее лицу. Она не успела и вывернуться, а может быть, и не захотела. Честно говоря, я просто не понимал, что с ней стало в этот вечер. Она стала такой, что у меня голова кругом шла, какие там серьезные намерения, я просто хотел ее любить всю свою жизнь и еще немного. Наверное, во всем апельсины виноваты.

– А вам я сделаю двойной портрет, – сказал Ленька. – Голубок и голубка. Люби меня, как я тебя, и будем вечные друзья.

Я только рот раскрыл, даже ничего не смог ему ответить. Окаянные апельсинчики, дары природы, что вы со мной делаете?

– Люська, – шепнул я ей на ухо.

Она только улыбнулась, делая вид, что смотрит на Юру.

– Люська, – снова шепнул я. – Нам комнату дадут в Фосфатке.

А Юра потребовал себе вазу. Он сложил свои апельсины в эту художественную вазу зеленого стекла, придвинул ее к себе и, закрываясь ладонью, искоса глядя на оранжевую гору апельсинов, пробормотал прямо с каким-то придыханием:

– Сейчас мы их будем кушать…

Наконец Эсфирь Наумовна вылезла к нам из трясущейся толпы танцоров. Она подала мне две бутылки «Чечено-ингушского» и, пока я их открывал, стояла рядом, заложив руки под передник.

– Какая у вас невеста, Витенька! – приговаривала она. – Очень замечательная девочка. Вы имеете лучшую невесту на берегу, Витя, это я вам говорю.

– Только последнюю, Эсфирь Наумовна, ладно?

– Да-да, Витя, что вы!

– Дайте слово, что больше не будете, Эсфирь Наумовна!

– Чтоб я так здорова была!

Я налил ей рюмочку, и она ушла, спрятав ее под фартук.

– Почему она пьет? – шепотом спросила Люся. – Что с ней?

– У нее сын утонул. Они вместе плавали на «Чичереве», она буфетчицей, а он механиком. Ну, она спаслась, а он утонул. Моих лет примерно паренек.

– Господи! – выдохнула Люся.

Она вся побелела и прикрыла глаза, закусила губы. Вот уж не думал…

– Хорошо, что ты не моряк, – зашептала она. – Я бы с ума сошла, если бы ты был моряком.

– Спокойно, – сказал я. – Я не моряк, на земле не тонут.

«На земле действительно не тонут», – подумал я. На земле другие штуки случаются, особенно на той земле, по которой мы прокладываем свои маршруты. Я вспомнил Чижикова – он сейчас мог бы сидеть вместе с нами и апельсинчики рубать.

Тут я заметил, что Леня, Чудаков и Евдощук шепчутся между собой и поглядывают куда-то довольно зловеще. Проследив направление их трассирующих взглядов, я понял, в чем дело. Далась же им эта Катя. Черт знает что в голову лезет этим парням! Они не знают, что Катька и при муже чаще всего танцует с Калчановым. Калчанов хорошо танцует, а наш Айрапет в этом деле не силен.

Но тут я заметил, что танцуют они не просто так, а так, как мы танцевали с Люськой, только физиономии мрачные что у него, что у нее. Что-то там неладное происходит, ясно. А где же Сергей?

А Сергей сидит в углу, как пулемет, направленный на них, прямо еле сдерживается парень. Только наших тут еще не хватало.

Я произнес какой-то тост и переключил внимание публики на Юру, который даже не смотрел в сторону мясного, да и выпивкой не очень интересовался, а только рубал свои апельсинчики так, что за ушами трещало.

– Ну, Юра! – смеялись ребята.

– Ну и навитаминился ты! Считай, что в отпуск на юг съездил.

– В эту самую Марокку, – сказал Евдощук.

– Эй, Юра, у тебя уже листики из ушей растут!

В зале было жарко и весело. Многих из присутствующих я знал, да, впрочем, и все остальные мне казались в этот вечер знакомыми. Какой это был пир в знойном апельсиновом воздухе. Отличный пир! Я выбрал самый большой апельсин и очистил его так, что он раскрылся как бутон.

– Пойдем танцевать, – сказала Люся.

Она встала и пошла вперед. Я нарочно помедлил и, когда она обернулась, заметил, какая она вся, и подумал, что жизнь Виктора Колтыги на текущий момент складывается неплохо, а если бы еще сегодня скважина дала нефть и началась бы обычная для этого дела сенсация, то я бы под шумок провел недельку с Люськой…

Почему-то я был уверен, что именно сегодня, именно в эту ночь в нашем миленьком распадке ударит фонтан.

– Тебе хорошо? – спросил я Люсю.

– Мне никогда не было так, – прошептала она. – Такой удивительный вечер! Апельсины… Правда, хорошо, когда апельсины? Я хотела бы, что б они были всегда. Нет, не нужно всегда, но хоть иногда, хотя бы раз в год…

Говорите мне о любви,Говорите мне снова и снова,Я без устали слушать готова,Там-пам-ра-ри…

Опять я не мог разобрать последних слов.