Борис Екимов - Предполагаем жить Страница 24

Как сейчас.

С пустыми руками ушел со службы. А теперь… Ты сам видишь. Другая жизнь. Этот дом… Он – прекрасный. Но за него надо платить и платить.

А Гелины газоны, цветочки? Каждая розочка… – покачал он головой. -

Столько стоит… А садовник? Помощницы… Геленька уже привыкла.

А наш Красавчик? За ним следит доктор. Да-да… Каждую неделю приезжает. Обязательно. А Гелино здоровье? Врачи… Очень дорогая клиника. Психотерапевт там замечательный. Это ей нравится. А Карловы

Вары, Словения… Геленька очень полюбила Италию. К хорошему быстро привыкаешь. А еще бестолковый мой зять. Бизнес его. Без меня он давно бы по миру пошел.

С торговлей разорился. Теперь вот брокерская контора. Туда денег – как в прорву. Не успеваю расплачиваться. А толку не будет, я вижу. Нет, нет… Он – хороший человек. Но вбил себе в голову, что он – бизнесмен. И не вразумишь. А это ведь дочь моя, внуки… Не могу же я их оставить.

– Но это ведь каторга, – сострадая дядюшке, говорил Илья. – Так нельзя. И можно ведь по-другому.

– Нет, нет! – горячо возразил ему Тимофей. – Это вовсе не каторга!

Конечно, я работаю много, и мне порой трудно. Годы свое берут.

Сбросить бы лет десять хотя бы. Но… – сделал он значительную паузу.

– Это не каторга, Илюша, поверь. Напротив, это счастье. Я рад, что могу работать и зарабатывать неплохие деньги. Самому мне много не надо. Но вот этот дом – это хорошо, это удобно. А главное – Геля.

Мне приятно, что я могу ее содержать достойно. Она это заслужила. По всей стране кочевали, как цыгане. Всю жизнь с чемоданом в зубах.

Только устроимся – перевод. Поехали. А теперь есть возможность, пусть поживет в удовольствие. Я радуюсь, что могу выполнять ее желания, капризы. Дом, цветы, обслуга, хороший отдых, не говоря о еде и одежде. Ей это нравится, и мне это нравится. И дочери я буду помогать, внукам, хотя они далеко и уже отвыкли. Но я буду им помогать. Это мне тоже приятно. Все это перевешивает работу, ее трудности. И я очень доволен, что я это могу, что я еще в силах. Ты понимаешь меня? – спросил он.

– Может быть… Хотя не совсем… – нерешительно ответил Илья.

Убеждали его не столько слова дяди Тимоши, сколько энергия слов и вид дядюшки, тон голоса – во всем была искренность, которой нельзя не поверить.

– Но когда-нибудь… – с тихой улыбкой вспомнил Тимофей утреннюю прогулку. – Когда все утрясется, вот тогда… Тогда по утрам я каждый день буду гулять в этой роще. С собачкой… надо подумать о собачке.

Чтобы небольшая, но милая. Терьер. А может быть, той-пудель. Будем гулять. И в дождь, и в снег… – сказал он мечтательно.

– О чем вы все толкуете? – ухватывая не весь разговор, но лишь хвост его, спрашивала Ангелина. – Какие опять собачки?..

– Это мы о будущей жизни, Геленька, – успокаивал ее супруг. – Просто мечтаем.

– Мечтать хорошо, но желательно без собак. Потому что наш Красавчик не любит собак и даже слышать о них не хочет. Мы не должны его огорчать. Вот ты только говоришь про собак, а он услышал и обиделся, куда-то ушел. Красавчик, Красавчик! Ты где? Нет никаких собак и не будет! Обещаю тебе… Красавчик, Красавчик! – нежно выпевала Ангелина.

– Красавчик! Куда ты спрятался?

Искренне посмеявшись над тетушкиной печалью, Илья перевел взгляд на

Тимофея, и вдруг его будто обожгло: он словно увидел иное и услышал иное.

Больничный сквер, седовласый тучноватый спутник. "У нас все есть, у нас ума нет". – "Пора, мой друг, пора… Замыслил я побег в обитель тихую…" Замыслил, но так и не сумел уйти своей волею и потому ушел дорогой иной, оставив на земле свои простые мечты. "Покоя сердце просит… Предполагаем жить…"

Тимофей был вовсе не похож на того человека. Но почудилось вдруг страшное.

И, отгоняя ненужное виденье, Илья начал помогать тетушке, взывая:

– Красавчик! Красавчик!

Но Красавчик не откликался.

– Наверное, он очень обиделся и ушел в свой дом, – наконец догадалась Ангелина. – Закрылся там и не хочет с нами разговаривать.

И тут же осенило Ангелину иное:

– Илюша, но ты же еще не видел дом нашего Красавчика. Он тебе не показывал свой дом?

– Завтра обещал показать, – принял тетушкину игру Илья.

Но Ангелина вовсе не шутила.

– А мы сейчас, – шепотом произнесла она, – тебе покажем.

Потихонечку. Не будем ему ничего говорить, тревожить, просто поглядим.

На нижней, закрытой веранде – высокой, просторной и светлой – размещалось немалых размеров деревянное строение, видом своим точь-в-точь повторявшее хозяйский дом: два этажа, чешуйчатая красная крыша, просторный балкон, двери да окна и даже тарелка телеантенны и аппараты сплит-системы. На балконе кошкиного дома стояли кушетка, мягкие кресла, небольшой телевизор на подставке.

– Его, кажется, нет… – прошептала Ангелина. – А может, он в гостиной прячется или в спальне. Конечно, он обиделся. Не надо было про собак говорить, – упрекнула она мужа.

Тимофей лишь руками развел:

– Виноват…

Илья, видевший такое кошачье жилище впервые, не скрывая удивленья, разглядывал его:

– Вот это да… Какой замечательный дом. И сплит-система работает?

– Конечно, – ответила Ангелина. – Красавчик ее включает, когда ему нужно.

– Геленька… – изумился муж.

– Да-да. Ты просто этого не видишь. Красавчик очень умный.

– Нашему Степану такое и не снилось, – вспомнил Илья своего старого кота.

– Слава богу, в Москве стали серьезно относиться к домашним животным. Появились хорошие магазины, – рассказывала Ангелина. -

Вовсе не обязательно теперь летать в Лондон хотя бы за приличным ошейником. Появились приличные клиники. Хотя нам еще далеко… Ты вот говорил о собаке, – обратилась она к мужу, понизив голос. -

Пойдемте, а то он услышит, совсем обидится. – И уже на воле принялась мужу внушать: -

Ты говорил о той-пуделе. А ты знаешь, что Колкеры своего пекинеса стричь отправляют в Японию? Да-да… А оздоровительные процедуры – только в Швейцарию. С собачками пока очень трудно. Одежду приличную не купишь для зимы, для осени. О белье не говоря. На Рублевке магазин единственный приличный. Но что в нем? Ошейник за три тысячи долларов. Поводок. Это все мелочи. А если серьезно…

– Да-да… – поддержал ее Тимофей, подмигивая племяннику. -

С этим у нас большие трудности.

– Ну вот. И тогда нечего эти разговоры заводить, беспокоить

Красавчика. Я бы сама не против завести, например, шарпея. Но как подумаю, – ужаснулась она, – сколько будет забот. Хорошего шарпея надо искать только в Англии. Пусть дорого, но знаешь, что это настоящий шарпей, а не какая-нибудь дворняга с помойки. Ты согласен,

Тимоша?

– Конечно, Геленька, – успокоил ее супруг, но, почуяв заботы немалые, по возможности оборонился: – Надо с Красавчиком посоветоваться, как он отнесется.

– Да, да… Красавчик… У него такой сложный характер. Тем более у него возраст переломный. А кто поможет? Нет у нас хорошего психолога для животных. Одни ветеринары, а психолога нет. Просто ужас… Новая манера: ничего не скажет, уйдет куда-то на целый день. И думай что хочешь. Где он? Что с ним?.. Красавчик, Красавчик! Ты где?!

– Может, он подружку завел? – сообразил Тимофей. – Как-никак юноша в расцвете лет.

– Какую еще подружку? Почему я об этом не знаю?! – возмутилась

Ангелина. – Красавчик! Немедленно домой!!

– Красавчик, Красавчик! – хором взывали.

Но тщетно.

Новая усадьба была просторной: газоны, стриженые бордюры, хвойники, розы, высокие лилейники, водопады петуний – пахучий цвет и сочная зелень. Солнечные лужайки, фонтан с круглым бассейном, говорливый ручей, альпийские горки. Скамейки и плетеные кресла на солнцепеке, в тени. И погреться, и спрятаться, тем более коту, пусть даже большому, такому, как Красавчик. А уж если через забор маханет, тогда и вовсе ищи его да свищи: ведь вольному – воля.

Глава VIII

"НЕ НАДО ТРЕВОЖИТЬ…"

Еще вчера Волга синела, лаская взгляд, у берегов, на отмелях, золотясь и переливаясь по песчаному дну солнечной сетью. Сочной зеленью, серебром отливала листва прибрежных кустов и деревьев. На луговинах сиял многоцветный ковер кашек, чабра, зверобоя, клевера, других трав. Ветер пахнет – и медовый дух голову кружит. Рай земной или просто – красное лето.

Но подул северный ветер, нагоняя низкие тучи. Косматые, сизые, с седым подбоем, они день и другой тянулись чередой бесконечной. То и дело шел дождь: холодный ситник, а то и вовсе – ледяной ливень.

Лето спряталось. Сумрачный лес шумел тревожно. На Волге, по свинцовой воде, бежали и бежали сердитые волны, оставляя на мокром сером песке грязную ноздреватую пену да спутанные косы водяных растений. Не то что купаться, глядеть на воду было зябко. В сосновой роще – сумрачно, сыро, холодная капель.

У Ангелины – беда за бедой: розарии, лилейники, все под дождем поникло и сорит мокрыми лепестками – поистине жалкое зрелище; и срочно все надо опрыскивать, потому что с дождем приходит фитофтороз и прочие хвори, а, как назло, заболел садовник. Красавчик прячется по углам, истошно ревет: мяу да мяу. То ли настроение плохое, а может, не дай бог, заболел.