Александр Саркисов - Система (сборник) Страница 24

– Сегодня вечером вместо фильма будет лекция о состоянии современной советской литературы. Докладчик товарищ Вчерашин.

Объявление сделал лично командир, а это означало, что присутствовать нужно было в обязательном порядке. Жаль, пропал вечер.

В составе экспедиции на борту находился известный писатель-маринист Геннадий Александрович Вчерашин. Он работал над новым романом, и его интересовали все нюансы жизни экипажа. Как призрак коммунизма, он с утра до вечера бродил по судну и доставал всех вопросами. Уже было исписано несколько толстых тетрадей, а вопросы все не кончались. Его начали откровенно подкалывать.

На юте после вахты традиционно забивали козла и играли в шеш-беш. Вчерашин мучил вопросами второго механика:

– Ну ладно, с этим разобрались, а вот очень деликатный вопрос. Как вы обходитесь столько времени без общения с женщинами? Ну, вы меня понимаете.

Старый балагур не задумываясь ответил:

– Как это не общаемся? Еще как общаемся! В соответствии с графиком.

– С каким графиком? – в растерянности спросил Вчерашин.

– С обычным графиком. Ответственный за него – третий механик, как секретарь парторганизации. Каждый раз перед походом они вместе с доктором составляют график. В экипаже четыре женщины – кокша, камбузница и две буфетчицы. Вот троих из них и расписывают в графике.

Писатель клюнул, как бычок на окурок. Он почувствовал, как схватил удачу за хвост. Вот оно! Наконец ему открывалась неизвестная ранее, тайная сторона жизни моряков. Не зря он уже третий месяц сидит на этой железной коробке, отказывая себе во всех радостях жизни. Нужно ковать, пока горячо.

– Скажите, а почему женщин четверо, а в графике трое? И при чем здесь доктор?

Второй механик с готовностью пояснил:

– Ну чего непонятного? Трое обслуживают экипаж, а одна буфетчица, та, что помоложе, обслуживает командира, старпома и замполита. А без доктора график никак не составишь. Вы ведь знаете, есть у них такие дни, ну, когда они не могут. Если хотите, я скажу третьему механику, он вам график покажет.

– Хочу, – неуверенно ответил Вчерашин.

Как запорожские казаки письмо султану, механики сочиняли график. График получился правдоподобный – разноцветный, с загадочными пометками, а сверху был озаглавлен «График использования свободного от вахт и работ времени».

Перед ужином третий механик подошел к Вчерашину:

– Геннадий Александрович, мне сказали, что вы графиком интересуетесь. Вот, пожалуйста.

Острым писательским взглядом он сканировал дрожащий в руках лист бумаги.

– Скажите, а вы можете дать его мне?

– Нет, что вы, это же рабочий вариант, он постоянно нужен. Однако копию сделать можно.

Под впечатлением нахлынувших чувств Вчерашин зашел на камбуз.

Кокша возилась у плиты, а камбузница, усевшись на подставку для ног, чистила картошку.

– Ой, здрасте, радость-то какая, – глядя на него снизу вверх, пропела камбузница. Она шестым чувством понимала, что социальный разрыв между ними стремится к бесконечности, и потому относилась к нему как к божеству.

С глазами, полными слез, он обратился к ним:

– Да разве ж это возможно? Вы же советские женщины!

Вчерашин развернулся и вышел.

Шел он согбенный, с опущенными плечами, понурой головой и отсутствующим взглядом, словно на него неожиданно свалился тяжеленный груз.

Пришедшая в себя кокша поинтересовалась:

– Чего это с ним, а?

– Да не бери в голову. Они же писатель, а у них, сама знаешь, все не как у людей. Они новую книжку сочиняют.

О Вчерашине она говорила уважительно, исключительно в третьем лице и множественном числе.

После ужина все свободные от вахт собрались в столовой команды слушать лекцию. Коля Сытов, как будущий писатель, возлагал на нее особые надежды.

Однако лекция получилась скомканная, на вопросы писатель отвечал невпопад, а бесконечно пристающему Сытову ответил:

– Давайте встретимся отдельно, и я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

Видя, что происходит что-то неладное, командир пригласил Вчерашина к себе в каюту. Тот недолго думая выложил все, что творилось у него в душе. От хохота переборки ходили ходуном.

– Так, говорите, та, что помоложе, обслуживает меня?

Он снова зашелся в хохоте. Недоразумение разрешилось.

– Спасибо, товарищ командир, вы вернули мне веру в людей. И еще, очень прошу вас, не наказывайте шутников.

– А за что же мне их наказывать? В конце похода будет проводиться конкурс на лучшую подколку, у них есть шанс на победу. Уф, давно так не смеялся.

– Это вы сейчас серьезно? – недоверчиво спросил писатель.

– Абсолютно. Хотите быть председателем жюри?

– Хочу, – опять неуверенно ответил Вчерашин.

На следующий день после вахты Сытов зашел в каюту к Вчерашину.

– Геннадий Александрович, вы обещали уделить мне время.

Коля, как мог, объяснил ему, что его интересует и для чего ему это нужно.

Немного подумав, Вчерашин пафосно произнес:

– Ну что ж, полагаю, вас интересует проза.

И, настроившись на роль маститого наставника, продолжил:

– Все приличные писатели начинали именно с нее, с прозы! Сначала тема. Определитесь, чем это вы можете заинтересовать своих будущих читателей. Берите за основу интересные моменты.

– Например?

– Два дня назад мы встретились с небольшой яхтой посреди океана… или сегодня утром акустики обнаружили подводную лодку. Сюжетец непременно должен быть оригинальным. И название, название должно быть ярким, приковывать внимание должно!

Коля старательно конспектировал. Вчерашин вошел в раж.

– Не увлекайтесь длинными описаниями природы – это скучно. Разбавляйте текст диалогами и не пишите сплошняком, делите текст на абзацы. И, конечно же, детали, без деталей нет прозы.

– Поясните пожалуйста.

– Ну, к примеру, можно написать – плывет акула, а можно – разрезая толщу воды мощными челюстями, акула приближалась к людям, вертикальные зрачки ее неподвижных глаз наводили ужас и сковывали волю. И вообще, чтобы писать, нужно писать. Не стесняйтесь, пишите легко. Вот как вы, моряки, говорите, так и пишите!

Коля опешил:

– Это что же, матом писать, что ли?

Уже неделю Сытов остро переживал муки творчества. У него пропал аппетит, сон стал прерывистым и тревожным. Он стал сторониться товарищей и надолго запирался в каюте. Раз за разом Коля пытался начать рассказ и каждую попытку беспощадно забраковывал.

Попробовать, что ли, про подводную лодку? Как он там учил, с деталями? Взяв чистый лист бумаги, Сытов начал писать. На большой глубине, в кромешной тьме гордой походкой шла подводная лодка… Перечитав несколько раз, он скомкал лист и бросил в урну.

Может, и впрямь попробовать про яхту? Бабочкой-капустницей на зеленом кочане океана одинокая яхта боролась со стихией… Через минуту очередной комок бумаги полетел в урну.

Помощник командира заглянул к штурману:

– Слушай, Колю Сытова спасать надо, совсем он сбрендил.

– Да, вытаскивать его надо из этого литературного болота.

– Ну тогда с тебя бутылка, с меня закуска, и через час у него в каюте.

Взаимовыручка на флоте – первое дело!

Сытов сидел в каюте и из последних сил напрягал извилины. Взяться, что ли, за природу? Он прикрыл глаза и начал прокручивать в уме разные варианты. Вдруг он почувствовал, что нащупал то, что так долго искал. Перед глазами прокручивался текст всего рассказа, и он ему уже нравился. Схватив карандаш, он начал быстро писать.

Неожиданно с грохотом распахнулась дверь каюты, к нему ввалились штурман с помощником. Коля с ужасом смотрел, как на его детище положили кусок сала, банку шпрот и поставили бутылку. Началась спасательная операция!

Встав за полчаса до вахты, Коля привел себя в порядок, оделся и подошел к столу. Сквозь линзу шпротного масла можно было разобрать – «В кровавом мареве заката таял африканский берег».

Кормилец

Натужно урча, ЗИЛ-137 с кунгом, забитым аппаратурой, и прицепом-бытовкой, неспешно давя колесами солончаки, уверенно двигался по степи в сторону моря.

На берегу Тендровского залива, в двух километрах от села Облядки, надлежало развернуть радионавигационную станцию «Брас» для обеспечения промерных работ. Сначала нужно было найти знак, оставленный геодезистами, именно на этом месте и должна была стоять станция.

Молодой матросик с раскосыми глазами ткнул пальцем в лобовое стекло:

– Вот же он!

Матрос Бембеев, невысокий, упитанный парень с черным ежиком волос на голове, служил первый год, и ему все было интересно.

Водитель присмотрелся и с трудом разглядел небольшую побеленную пирамидку из камней.

– Ну в точь как чайка насрала. Говоришь им, говоришь.

Он в сердцах махнул рукой. Витя Чернобыль, так звали водителя, был вечно всем недоволен. Чернобыль – это была кличка, видимо, когда-то он проезжал мимо этого больного города и с тех пор получал всякие льготы. Радость на его беззубом лице можно было видеть только во время пьянки.