Стен Надольный - Открытие медлительности Страница 24

Он начал с хорошо заученной фразы, содержавшей в себе название судна, имя капитана, численность экипажа и орудий на борту, дату выхода из порта в Ширнессе. Далее следовало кратко перечислить основные события, даты, главные точки, все по порядку, стараясь сохранять по возможности гладкое единообразие. Подобная форма изложения считалась наиболее подходящей для порядочного доклада. Пока он не добрался до встречи «Испытателя» с «Географом» — капитан Николас Боудин, тридцать шесть пушек, — Дане терпеливо мирился с его паузами. Но тут он не выдержал и сказал:

— Что вы так долго думаете, мистер Франклин?! Вы же там были, вот и докладывайте!

К такой реакции Джон тоже был готов:

— Когда я рассказываю, сэр, я придерживаюсь своего внутреннего ритма.

Дане с удивлением воззрился на него:

— Такое мне доводилось слышать только раз в жизни. От шотландского церковного старосты. Давайте дальше!

Джон перешел к описанию двухгодичного плавания вокруг Терра-Австралии, или Австралии, как называл для простоты эту землю Мэтью. Поведал о порте Джексон, о пребывании в Купанге на острове Тимор, о страшной болезни, которую в свое время так мечтал победить Мэтью. Сообщил о численности потерь. Обреченное судно, отчаянная борьба тех немногих, кого не тронула болезнь, они откачивали воду из последних сил и только так сумели все-таки удержаться на плаву. О том, как это было — как умирали, как откачивали воду, как боялись заболеть, — Джон умолчал, схоронив воспоминание в паузе. Дансу достались только цифры, географические понятия и паузы. И снова порт Джексон. Губернатор признает судно непригодным к дальнейшему использованию и отправляет на слом. Для возвращения на родину через Сингапур экипаж распределяется по трем судам, это «Дельфин», «Катон» и «Бригадир». Кто хочет остаться в колонии для освоения новых земель, получает разрешение. Большая пауза для Шерарда Лаунда. Все обошлось без долгих споров, у Шерарда свое представление о счастье.

— Ваши паузы становятся слишком долгими, — подстегнул его Дане.

Капитан боялся, что, когда молодой человек доберется до катастрофы, он и вовсе замолчит. «Дельфин» и «Катон», они разбились почти одновременно, глубокой ночью, а ведь «Бригадир» был совсем рядом, и никакой помощи. Капитан Палмер! Жалкий игрок, а теперь еще, как выясняется, и подлец! Не оказать помощь судну, терпящему крушение! Какой позор! Дане с удивлением обнаружил, что он слишком забежал вперед и как-то перестал следить за докладом Джона. Пока он возмущался Палмером, мичман успел его благополучно обогнать, и, несмотря на большую паузу, — в которую уместились кораблекрушение, грохот падающих мачт, крики несчастных, ощетинившиеся кораллы, кровавые раны и мертвый Мокридж, он умудрился уже выбраться на отмель с остатками продовольствия. Голод и ожидание. Офицер применяет оружие и убивает в порядке вынужденной самообороны двух матросов. А вот об этом Фаулер ничего не сказал! Франклин ни словом не обмолвился о бунте, ограничившись сухой констатацией:

— Предложение построить из обломков плоты, чтобы затем двигаться на запад, было отвергнуто.

Зато о действиях капитана Флиндерса он рассказал достаточно подробно: о том, как тот, стало быть, отправился на шлюпке, прошел почти девятьсот миль, добрался до порта Джексон и вернулся назад, с тремя кораблями, чтобы спасти экипаж. Мэтью Флиндерс, он удивительный мореход! Мичман закончил доклад полным предложением:

— Всех пострадавших взял на борт «Ролла», доставивший их затем в Кантон, только капитан на шхуне «Камберлэнд»… — пауза для кота Трима, — отправился прямиком в Англию.

— Будем надеяться, он доберется до пункта назначения, — сказал Дане. — У нас опять война.

Джон понял, что это означает, и перепугался.

— Но у него ведь есть паспорт! — воскликнул он.

— Паспорт выписан на «Испытателя».

Капитан молча водил пальцем по столу, получилось несколько линий, одна под другой, как морщины на лбу.

— Вы числитесь у нас пассажиром, мистер Франклин, — сказал он, переходя к делу. — Но я слышал, вы неплохой сигнальщик… Вы слушаете меня, мистер Франклин?

Джон был встревожен. Он думал о Мэтью. Ему стоило большого труда вернуться к беседе с Дансом.

— Слушаю, сэр!

— «Граф Кемден» — флагман эскадры ост-индских судов, находящейся под моим командованием. А вас я назначаю сигнальщиком.

Коммодору Натаниэлу Дансу было шестьдесят лет, он был высоким, худым, с большим носом и путаной седой шевелюрой. Слова в его устах, если только он не брался объяснять библейские сюжеты или рассуждать о возвышенных материях, звучали ясно и степенно. Одно движение у него без особого напряжения вытекало из другого. Его глаза могли смотреть весьма сердито, как это часто случается у добрых людей. Он изображал нетерпение, хотя слушал всегда всех внимательно. Иногда он даже мог позволить себе грубость:

— Довольно, мне надоело!

Он часто заводил споры с художником Уестоллом, даже за обедом. Он считал, что искусство должно быть прекрасным. Прекрасным же оно может быть только тогда, когда воспроизводит действительность с максимальной точностью. Сотворенный мир прекраснее всего того, что может вообразить себе человек в своей фантазии. Уестолл на это имел ловкое возражение: дескать, творение Божие прекрасно, но ведь венец творения — человек, и потому творящий дух его главенствует над всем. Не физические свойства предметов прекрасны сами по себе, а то, что создается из них человеческим глазом и мыслью. Важную роль при этом играют чутье, страх и надежда. Когда все расходились после обеда, Уестолл ругался:

— У него дядя — художник, Натаниэл Дане. Вот он и вбил себе в голову, чурбан неотесанный, будто знает толк в искусстве.

На следующий день все начиналось сначала. Коммодору, казалось, доставляло истинное наслаждение выводить из себя художника.

— Хорошенькое дело — живописать страхи, фантазии всякие! Что хочу, дескать, то и ворочу. Это же чистой воды произвол. Отчего бы тогда не рисовать сразу слепоту?! Мне своих страхов да произвола довольно, уж за шестьдесят лет нахлебался. Нет, мистер Уестолл, человек должен милостью Божией возвышаться над собственными слабостями. Вот ваш брат это понимает. Возьмите его «Исав просит благословения у Исаака», настоящая картина! Искусство должно приносить радость и утешение!

«Граф Кемден» покинул порт Вампоа во главе эскадры, состоявшей из пятнадцати ост-индских судов, груженных товаром. В отличие от боевых кораблей эти торговые суда вооружены были слабо, остойчивостью особой не отличались и численностью экипажа тоже уступали. Военных на борту и вовсе не было. Для такелажа тут использовали несмоленую манильскую пеньку, что, судя по всему, нисколько не мешало, а скорее наоборот. По прошествии нескольких дней, однако, Джон понял, что дело тут не только в манильской пеньке, но и в команде. Смуглокожие ласкары были все превосходно обучены, соображали быстро и действовали сноровисто. Некоторых моряков сопровождали их жены, темные и белые, и никого это не смущало. Ост-индское торговое судно все-таки не плавучая артиллерийская батарея. Только по корпусу были пущены черно-желтые полосы для острастки, в устрашение разбойникам, чтобы неповадно было им приближаться. Внутри же судно имело вполне мирный вид. Несколько дней неустанной зубрежки, и Джон уже выучил весь экипаж назубок. Теперь он знал всех ласкаров, равно как и офицеров, по именам. В последнее время его особенно занимал один вопрос: что отличает хорошего капитана и можно ли отнести к таковым Данса?

Кому дано в этом мире управлять другими людьми?

Мэтью — один из таких, вне всякого сомнения. И это легко доказать. После кораблекрушения, к примеру, когда их вынесло на мель, он не двинулся с места до тех пор, пока небо не прояснилось, и тогда он по звездам определил координаты. Целых три дня ему пришлось пережидать шторм. Джон знал немало таких, кто, оказавшись в сходной ситуации, уже давно бы отправился за подмогой. И никогда бы не добрался до порта Джексон, не говоря о том, чтобы проделать обратный путь. Быть может, Мэтью по природе своей тоже медлительный, но эта медлительность не помешала ему выйти в капитаны? Если верить Мокриджу, Мэтью сделался мичманом только потому, что за него похлопотала экономка одного капитана военного корабля. И если бы у Мэтью не было друзей в Адмиралтействе, особенно некоего Бэнкса, он, после того как на «Испытателе» обнаружили его жену и уж во всяком случае после приключения в канале, уже давно был бы отставлен от командования.

Но ведь не адмиралы же, оставшиеся на берегу, обошли за него на прогнившем судне, с больною командой на борту, целый континент и составили при этом надежные карты. Тот, кто действует медленно, может добиться многого, но ему нужны надежные друзья.

Все, что командующий флотилией имел сообщить своим подчиненным, проходило через руки Джона, и все, что передавалось дальше, читали первым делом его глаза. Он уже выучил все флажки и все комбинации, ему не нужно было особо долго думать. Он работал, так сказать, вслепую, с флажками это получалось. Старик Дане иногда наблюдал за ним, и в его взгляде читалось одобрение. Он ничего не говорил.