Игорь Свинаренко - Записки одессита Страница 24

Потом мне из Чехии прислали письмо, что ее поймали, и описание пятнадцати случаев ограбления, мой в том числе. Пригласили меня в Прагу на суд… Но лететь мне было лень, а часов и здоровья не вернешь. В письме этом был и ее адрес, точнее, адрес ее родителей – г. Черкассы, улица такая-то. Наверно, они давали мне возможность съездить туда и спросить стариков, как же они так воспитали такую тварь, и выколотить из них какие-то бабки.

Но, думаю, и без меня таких желающих было много.

Думала ли она, специалистка по Ветхому Завету, про то, что око за око? Или она просто вычеркнула своих стариков из родного списка?

Поди знай…

Последняя жена

Он сказал себе:

– Ну все. Я все, что мог, сделал. Может, другой человек смог бы больше, – но из кувшина нельзя вылить больше, чем в него налито.

Последняя попытка удержать отношения с третьей женой была такая: он предложил ей бросить Америку и перебраться к нему в Россию.

– Зачем?

– Мне нужно, чтобы ты жила со мной, чтобы ты была рядом каждый день.

– Почему? – Это был риторический вопрос, он, не будь дурак, сказал бы дежурно насчет любви, наврал бы, что не может без нее жить, что-то в таком духе. Но он оказался не таким скучным парнем, как ей могло показаться, и сказал ей очень простую вещь:

– У меня как-то обострился простатит. Сама понимаешь, запускать такие вещи нельзя. Так что мне нужна постоянная женщина.

– Может, тебе проще дрочить? – спросила она с теплой, дружеской интонацией.

Он обиделся: как грубо! Такое мог спросить только чужой человек. Он был еще все-таки слишком молод для того, чтобы спокойно жить с женой в разных городах и не терять с ней душевного контакта, которого он, несмотря на все, еще искал, и сохранить достаточно сил, чтобы с легкостью соблюдать приличия.

И отношения с ее сыном у него испортились серьезно – больная тема, которую он не любил обсуждать, а если начинал, то остановиться не мог и непременно при этом наливал себе, даже если считалось, что он сейчас не пьет, – но иначе было б совсем уж невыносимо.

Так-то он, как старый боксер и матерый самец, мог еще строго указать пацану, но будущее просматривалось ясно: один постепенно стареет и слабеет, другой входит во вкус взрослой жизни, и Акела на днях промахнется, сто процентов, какие еще варианты?

Так было кончено с третьей женой.

И автоматически положено начало четвертой, поскольку в монастырь он уходить не собирался, да к тому ж и простатит у человека.

В Штатах у него из-за этого развода все лопнуло. Остался только долг – половина долларового миллиона, под процент. Смотрелось это довольно жалко: в полтинник не иметь ни пенсионного плана, ни денег, ни собственного жилья, ни даже social security, ни стажа для пенсии.

– Это полный провал, а ты – лузер! – так мог сказать ему каждый пристроенный американец, цивилизованный человек, который думает не о пустых страстях и разных надуманных русских поисках, но о своем материальном будущем. Конечно, будь он русский, то свалил бы на кого-то вину за провал и жил бы дальше со спокойной совестью, но на своем месте, будучи тем, кем всю жизнь был, он винил одного себя и говорил себе: «Все оттого, что я неправильно оценил людей и совершил ошибочные поступки».

По поводу расставания, вот этого, еще одного в жизни, он вспомнил строчки, написанные на 12-й станции фонтана, чего-то там:

Здесь жизнь до весны умерла,До весны опустели сады…Вчера ты была у меня… Та-та-та…Я камин затоплю, буду пить.Хорошо бы собаку купить.

А перед собакой: «Но для женщины прошлого нет: разлюбила – и стал ей чужой».

Он давно уже проводил главное время в России, но все равно считалось, что его дом был в Штатах и он просто редко бывал дома, вот и все. А теперь было решено в Россию переехать с вещами. Это было понижением уровня и статуса, по крайней мере было одно время, когда так было принято думать.

«Я в сердце века, путь неясен, И время отдаляет цель… И посоха усталый ясень, И меди нищенскую цвель», – думал он тогда и готовился к нищей бездомной старости и к жалкой смерти в бесплатной больнице.

Денег не было практически. Но на съем двушки всегда находилось сколько-то сот долларов, на водку и селедку под шубой в «Петровиче» – тем более. Подержанный «мерс» и нанятый шофер делали его с виду и вовсе серьезным кавалером.

Начинать по новой ему было не впервой, такое уже бывало, да хоть и в Америке по приезде. Ему там сразу объяснили: «Никому не интересно, кем ты был в Киеве до революции. А вот что ты сегодня стоишь?» На этот раз все было заметно мягче.

Он стал по субботам бывать в «Петровиче» на танцах. Там попадались интересные девицы. Они почти все перезнакомились с интересными ребятами, перекрестное опыление, это был клуб кому за 30, буквально. Люди, которые тут собирались, играли в такую игру, что они выше среднего, богема и интеллектуалы; это накладывало обязательства, но в целом окупалось, публика держала марку, и все выглядело вполне прилично. Приятно верить в то, что ты в элите, почему нет.

В одну из ночей в «Петрович» занесло Ольгу. Впервые в жизни. Ее туда зазвала подруга, с которой пять лет они не виделись, потом случайно созвонились, Ольга как раз ехала к себе на дачу через Митино, в котором жила Юля, а та случайно оказалась дома и после звонка выбежала на дорогу, и дальше они поехали в коттеджный поселок жарить шашлыки. Юля с ходу пожаловалась:

– У меня сейчас никого нет.

– Ну и?

– Я хочу склеить мужика.

– Мужика? Я не в теме сейчас. Давно.

– Поехали в «Петрович»! Там, говорят, такие дискотеки!

– Так мне никого не надо!

– Но ты же подруга! Ты что, меня бросишь? Одна-то я точно не поеду! Я не могу так!

Ольга хотела спросить: «Юля, ну как-то же ты еблась пять лет без моей помощи!»

Но сдержалась: Юля же ей только что рассказала, что она все те пять лет вела серьезную личную жизнь, с надутыми щеками, не позволяла себе расслабиться и вот буквально вчера или там позавчера была своим красавцем уволена. Как дура. Она предъявила ему ультиматум, а тот пожал плечами и съехал, и откатить обратно было никак нельзя. Вредно себя переоценивать.

И вот Юлька вдвоем с Сергеем, Ольгиным мужем, стали уговаривать ее поехать на дискотеку. И таки уговорили.

Наконец они едут. Вот вход в заветный подвал… Их, однако, не пускают, нет членских карточек. На входе они долго созваниваются с какими-то знакомыми знакомых, чтобы проникнуть. Юля звонит своему позапрошлому любовнику, который в командировке в Ханты-Мансийске, и ноет, чтобы он решил вопрос. Тот через десять минут дает девкам пароль на сегодняшний вечер, и их пускают.

Дальше смешно: Юля готова на все, с первой попытки, ей надо доказать себе, что она на плаву, что на нее есть спрос, она востребована. Но ее никто не приглашает, а Ольгу, которой ничего не надо (несмотря на то что она не простила мужу истории пятилетней давности с моделью второго сорта), все наперебой тянут танцевать. Так часто бывает в жизни, в этом настоящая правда.

Конечно же, седой красавец, на которого запала Юля – он был с бородкой и при богатом пиджаке, – приглашает Ольгу. От танцев Седой решает перейти к пению, для чего зовет всех троих на «Брюсов».

Юля в восторге, она шепчет Ольге в ухо, пачкая его помадой:

– Там такие мальчики из охраны Ельцина! Оксанка с Лобни с ними тусовалась. Туда никого не пускают! Я тебя прошу, соглашайся, поехали с ним! Там моя судьба решится!

Ольга начинает рассуждать логически: во-первых, Юля действительно ее подруга, какая-никакая, во-вторых, уже три часа ночи, домашние давно спят, торопиться некуда, час-другой ничего не изменит… В-третьих, не обязательно же ебаться! Можно просто спеть и разбежаться, бывает же так? А если таки надо будет ебаться, ну, бывают ситуации, когда неприлично отказывать, так вон Юле только дай порвать… Риск нулевой.

На пароходе он поет свои коронки – «Все пройдет» и «Ваше благородие».

На второй песне Ольга, которая хотя и не пила ничего, за рулем же, дала для себя такую формулировку: «Я впервые в жизни влюбилась».

Они уходят с парохода на рассвете, даже, хотите верьте хотите нет, не заглянув в номера; Ольга завозит Юлю домой по пути к себе – и падает в супружескую постель со спокойной совестью.

На другой день, легко догадаться, и к бабке не ходи, Седой звонит и предлагает Ольге встретиться. Та долго ломается, вроде даже искренно, но потом берет Юлю, которая предвкушает ночь любви к ближнему (бедная!), и они едут в город, и там на квартире веселого нового друга весь вечер и почти всю ночь пьют водку под селедку. Пьют вроде все, если смотреть со стороны, но Ольга не пьет. Это просто незаметно за беседой.

В четыре утра наступает момент истины: всем становится ясно, что надо что-то делать. Тогда по телефону вызывается такси, все трое выходят на улицу, по которой почему-то ползают безумные асфальтовые катки… Ольга вежливо пропускает Юлю первой, та садится в машину, но больше к ней не подсаживается никто…