Пауло Коэльо - Алеф Страница 24

Как всегда бывает, когда мы по-настоящему чего-то хотим, обстоятельства сразу начинают складываться в нашу пользу. Несмотря на все то, что я пережил прошлой ночью, несмотря на то, что я так и не продвинулся дальше чтения письма, у нас еще достаточно времени до конечного пункта путешествия – Владивостока, и на душе у меня покой.

Хиляль, похоже, тоже очарована царящей вокруг красотой. Она как будто забыла, что не любит церкви. Я подхожу к пожилой женщине, торгующей в углу восковыми свечами, и покупаю у нее четыре свечки, три ставлю перед образом святого Георгия и молюсь перед ним о себе, своей семье, своих читателях и книгах.

А зажженную четвертую свечу передаю Хиляль.

– Прошу тебя, делай как я скажу. Возьми свечку.

Хиляль инстинктивно оглядывается, чтобы проверить, не смотрит ли кто на нас. Видимо, она решила, что я попрошу ее сделать нечто кощунственное, немыслимое в этих стенах. Однако в следующее мгновение девушка вновь принимает свой обычный заносчивый вид. В конце концов, она ненавидит церкви, и ей нет дела до того, что здесь принято, а что нет.

Пламя свечи отражается в ее глазах. Я склоняю голову, хотя не чувствую никакой вины. Только смирение и отдаленную, словно настигшую меня из другого мира боль, боль, которую я должен принять.

– Я предал тебя и прошу меня простить.

– Татьяна!

Я зажимаю ей рот ладонью. Хиляль талантливая скрипачка и очень сильный человек, но я не должен был забывать, что ей всего двадцать один. Мне следовало сформулировать свою просьбу иначе.

– Нет, дело не в Татьяне. Но все равно прости меня.

– Как я могу простить тебя, если не знаю, в чем твоя вина.

– Вспомни Алеф. Вспомни, что ты тогда чувствовала. Постарайся передать этому священному месту частичку того, о чем ты не знаешь, но что живет в твоем сердце. Если тебе так проще, попробуй думать о любимой симфонии и позволь музыке унести тебя с собой. Все остальное не имеет значения. Слова, объяснения и вопросы не помогут; они только еще больше запутают то, что и так достаточно непросто. Прости меня, и пусть это прощение придет из самой глубины твоей души, той самой души, что переходит из тела в тело, и познает себя, переходя сквозь время небытия и бесконечность пространства.

Душу ранить нельзя, как нельзя ранить Бога, но порой мы оказываемся в плену у собственной памяти и влачим жалкую жизнь, даже если у нас все есть для счастья. О, если бы мы могли быть только здесь и сейчас, словно пробудившись на планете Земля под сводами золотого храма. Но это невозможно.

– Не понимаю, почему должна простить за что-то человека, которого люблю. Разве только за то, что никогда слова любви не слетали с его губ.

До нас доносится запах ладана. Причт готовится к утренней службе.

– Забудь о том, кто ты теперь, и отправляйся туда, где ждет тебя та женщина, какой ты была всегда. Там ты найдешь нужные слова и сможешь простить меня.

Взгляд Хиляль скользит по расписным стенам, колоннам, людям, наполняющим храм перед заутреней, огонькам свечей. Она закрывает глаза, возможно, следуя моему совету и вспоминая любимую музыку.

– Можешь мне не верить... но я вижу девушку... Девушку, которой здесь больше нет и которая хочет вернуться...

Я прошу ее выслушать, что хочет сказать ей эта девушка.

– Она прощает тебя. Не потому, что она стала святой, но потому, что ей уже невмоготу нести бремя ненависти. Ненавидеть тяжело. Я не знаю, изменится ли что-нибудь на небесах или на земле, воспарит ли моя душа или будет проклята, но я чувствую смертельную усталость и теперь знаю, отчего. Я прощаю того, кто едва не сломал мою жизнь, когда мне было десять лет. Он понимал, что делает, а я нет. Но я полагала, что в этом есть моя вина, и ненавидела и его, и себя. Я ненавидела всех, кто оказывался рядом, но теперь моя душа освобождается от этих пут.

Но не это я ожидал услышать.

– Прощай всех и вся, но прости и меня также, – заклинаю я. – Распространи и на меня свое прощение.

– Я прощаю всех и вся, и тебя прощаю, хоть и не знаю, в чем твоя вина. Я прощаю, потому что люблю тебя, а ты меня не любишь, прощаю, потому что ты заставил меня встретиться лицом к лицу с демоном, о котором я столько лет пыталась забыть. Я прощаю тебя, потому что ты меня отвергаешь и моя любовь пропадает зря, я прощаю тебя, потому что ты не понимаешь, кто я и что я здесь делаю. Я прощаю и тебя и демона, который касался моего тела, когда я еще не представляла себе, что такое жизнь. Покушаясь на мое тело, он осквернил мою душу.

Хиляль молитвенно складывает руки. Я предпочел бы, чтобы ее прощение распространялось только на меня, а не на целый свет, но быть может, оно и к лучшему.

Девушку пробирает дрожь, и ее глаза наполняются слезами.

– Нам обязательно быть здесь, в церкви? Давай выйдем на воздух. Прошу тебя!

– Обязательно. Когда-нибудь мы сделаем это на улице, но сегодня нам надо быть в церкви. Прости же меня.

Хиляль закрывает глаза и вскидывает руки. Вошедшая в церковь женщина замечает ее жест и неодобрительно качает головой. Мы находимся в священном месте, здесь так не принято; традиции следует уважать. Я делаю вид, будто не замечаю ее неодобрения, и с облегчением вижу, что Хиляль сейчас во власти Святого Духа, который диктует слова молитв и устанавливает истинные правила, и ничто в целом мире не сможет отвлечь ее.

– Я освобождаю себя от ненависти через прощение и любовь. Порой мне приходится страдать, и страдание направляет меня на путь благодати. Все в мире связано, все дороги пересекаются, все реки впадают в одно море. Сейчас я – само прощение, прощение за совершенное зло: и за то, о котором я знаю, и за то, о котором мне ничего не известно.

Да, дух сошел на нее. Я знаю эту молитву, я выучил ее много лет назад, в Бразилии. Тогда ее произносил маленький мальчик. И теперь Хиляль пришли из космоса слова, ждавшие своего часа.

Хиляль говорит негромко, но ее голос, отражаясь от гулких церковных стен, достигает каждого отдаленного уголка.

Я прощаю пролитые слезы,Я прощаю боль и разочарование,Я прощаю предательство и ложь,Я прощаю сплетни и клевету,Я прощаю гонения и ненависть,Я прощаю удары судьбы,Я прощаю разбитые надежды,Я прощаю тщетные упования,Я прощаю грубость и зависть,Я прощаю равнодушие и злую волю,Я прощаю несправедливость,творимую во имя справедливости,Я прощаю гнев и жестокость,Я прощаю пренебрежение и презрение,Я прощаю этот мир и все зло этого мира.

Хиляль опускает руки, открывает глаза и закрывает лицо ладонями. Я хочу подойти и обнять ее, но она жестом останавливает меня.

– Я еще не закончила.

Она снова закрывает глаза и поднимает лицо к небесам.

– И еще я прощаю себя. Пусть ошибки прошлого больше не разрывают мое сердце. Вместо боли и обиды я выбираю понимание и сострадание. Вместо бунта я выбираю звуки моей скрипки. Вместо печали я выбираю прощение. А вместо мести – победу.

Я научусь любить, не требуя ответной любви,Отдавать, даже если мне самой ничего не останется,Чувствовать себя счастливой даже в разгартяжкой работы,Протягивать руку ближнему, будучи сама одинокаи покинута,Не давать воли слезам, даже когда захочется выть,И верить – даже если никто не будет верить в меня.

Хиляль открывает глаза, кладет руки мне на голову и торжественно произносит, наставляемая свыше:

– Да будет так.

Вдалеке поет петух. Это знак. Я беру Хиляль за руку, и мы возвращаемся в гостиницу, по дороге любуясь пробуждающимся городом. Девушка явно удивлена тем, что только что говорила, но для меня ее молитва о прощении – главное событие всего путешествия. Впрочем, это еще не конец. Я еще должен узнать, что последовало за чтением того письма.

Мы приходим как раз вовремя, чтобы позавтракать вместе со всеми, уложить вещи и добраться до вокзала.

– Хиляль переезжает в свободное купе рядом с моим, – объявляю я.

Никто не возражает. Я представляю себе, о чем они думают, но не хочу утруждать себя объяснениями.

– Korkmaz git, – произносит Хиляль.

Судя по недоуменным лицам всех присутствующих, включая переводчика, это не по-русски.

– Korkmaz git, – повторяет девушка. – По-турецки это значит «долой страх».

ЧАЙНЫЕ ЛИСТЬЯ

Похоже, мои попутчики окончательно приноровились к походной жизни. Стол в гостиной сделался для нас центром вселенной, за ним мы собираемся на завтрак, обед и ужин, беседуем о жизни и делимся планами на будущее. Теперь Хиляль – полноправный член команды; она ест с нами за одним столом, пользуется моей ванной, с утра до вечера играет на скрипке и все реже участвует в общих разговорах.