Ирина Горюнова - Божьи куклы Страница 24

Северьян очень обиделся на Антонину за то, что она не захотела его видеть. В эти дни Роман стал ему настоящей поддержкой и опорой, в какой-то степени заменив недостававшего мальчику отца. Несмотря на свои многочисленные пороки, балетмейстер умел тонко чувствовать и смог спасти душу своего друга от депрессии и отчаяния, в которое так умело его сам же и вверг. Немало поспособствовали этому Лара и Эля, девушки-профессионалки, с которыми Север познакомился на яхте. Совсем скоро Северьян стал танцевать все ведущие партии у Романа, и его имя прогремело на весь мир. Посмотреть на него любители балета съезжались отовсюду. Часто ему предлагали различные контракты, суля невероятные выгоды, но он отказывался, говоря, что ему хватает и денег, и славы. Он купил матери дом в Швейцарии, дом в Ницце, дом на Багамах и заваливал ее подарками. Семьей он не обзавелся, предпочитая многочисленных подружек. К Роману Север относился снисходительно, но все же с налетом благодарности. Он так и не решил, к добру ли была произошедшая с ним история и произошедшая в нем перемена. Он не хотел думать об этом. А еще он очень любил высоту и по-прежнему любил смотреть в окно, словно пытаясь найти там ответы на свои вопросы, которые смутно бродили в его душе.

Иногда он чувствовал в себе какую-то пустоту и неестественность, как будто потерял что-то очень важное.

Тогда его засасывала депрессия, и он просил всех называть себя Севером (холодным) или Яном (двуличным) – в зависимости от степени и силы депрессии.

Когда у него все ладилось, то для всех он был, как и в детстве, исключительно Северьяном.

Зимбабве на Рождество

Мария сидела дома одна и глядела в окно. Падающий крупными хлопьями снег медленно ложился на землю, укрывал деревья, машины, дома, красиво кружился в свете фонарей – в общем, весьма обычная зимняя картина, типичная для Рождества. Но настроение у Марии не было праздничным. Нельзя сказать, что у нее все шло плохо, скорее, так, ни шатко ни валко. Близких рядом – никого, с работой тоже как-то не складывалось, муж уехал в командировку на целый год в Зимбабве и, похоже, возвращаться не спешил, даже звонил нечасто. Сказочное слово Зимбабве казалось ненатуральным и звучало ехидной насмешкой, словно выражение – муж ушел к любовнице.

«Олег… человек, за которого я выходила замуж, замирая от счастья, когда он надевал мне на палец кольцо и клялся быть со мной и в горе, и в радости… Почему, когда люди расстаются надолго, между ними словно рвется какая-то ниточка, связь, и все становится по-другому? Я так плакала, когда он уезжал… Да, мы договорились, что нам нужны деньги и эта поездка необходима… Но так плохо, одиноко… А он там, где тепло… Говорят, что уезжающему всегда легче, чем тому, кто остается. Наверное, это правда. Неужели все? Мама говорит: «Найдешь себе другого». А если я не хочу… другого? Тогда что? Мы были счастливы вместе. А что сейчас? Где его дурацкие шуточки, разбросанные по всей квартире носки, записочки, оставленные на холодильнике, ласковые любовные эсэмэски?.. Мне холодно… холодно в двух шерстяных свитерах под теплым одеялом, потому что его нет рядом. Я так устала ждать. Иногда мне кажется, что в мире наступила полная тишина и кругом серая пустота, и ничего не хочется…»

М-да… зачем готовить еду, идти в церковь, зажигать свечи, гадать, как когда-то в детстве, на кофейной гуще или на колечке с волоском с подружками-одноклассницами, замирая от восторга и ужаса, сладкими волнами прокатывающимися по позвоночнику и тянущими низ живота непонятным томлением? Зачем все это? Зачем библейское имя М-А-Р-И-Я, данное матерью? Реальная жизнь не оставляет места сказочным историям. Она вспоминала, как рыдала в детстве над рассказом Ханса Кристиана Андерсена «Девочка со спичками», вспоминала, что потом долго отказывалась брать в руки его книгу, ненавидя автора за ту историю и еще за одну – «Девочка, наступившая на хлеб». Почему так? Ведь так же нельзя. Вспомнив, она передернулась: это осталось в ней на всю жизнь – неприятие подобных историй. Жестокосердие автора к своим персонажам, жизни – к людям, бога – к верующим…

«Блаженны нищие духом…» Почему блаженны? У них же не было выбора, и дух тут ни при чем: нищие не выбирают путь свой, не от силы духа он, от того, что просто так сложилась жизнь. Блаженны… значит, счастливы? Нет, вряд ли. Или это в значении другом… И тогда, став блаженным, можно не страдать от боли, голода, холода, одиночества, тоски?.. Да и откуда взять этот дух, силу, чтобы воспрять и верить, нести добро и свет в мир?

Мария вспомнила свою подругу Лизу, которая пела в церковном хоре в одном из московских монастырей и время от времени рассказывала о том, что творится в божьем приходе. Оказалось, что бесы сильно искушают святых отцов и не дают им покоя, смущают разными греховными мыслями, толкают на безрассудные поступки, на похоть, чревоугодие, алчность… Как исповедовать служителю, когда он сам грешен?

Выйти бы в магазин. Надо купить хлеб и сигареты. Можно еще бутылочку красного вина в честь праздника, ну и так, немного согреться. Сочельник. Сразу на ум приходит позапрошлый век, бубенцы летящей тройки, старинные картинки, уютный дом, в котором собирается за праздничным столом большая семья в нарядной одежде, с улыбками и предвкушением чего-то прекрасного. Хрустящая бумага, в которую завернуты подарки, перевязанные шелковыми лентами… И еще балы, благоухание духов и свечей и чей-то хрустальный смех, колокольчиками рассыпающийся в отдалении… Гости, вваливающиеся с мороза в тепло и блаженно вдыхающие кухонные ароматы, потирая замерзшие негнущиеся пальцы, с трудом расстегивают пуговицы, пристраивают свои пальто и шубы на вешалки, готовые рухнуть под грузом зимнего гардероба, а потом с торжественными и загадочными улыбками достают подарки…

Решительно поднявшись, Мария направилась в коридор, сняла с вешалки дубленку, сунула ноги в сапоги и, надев на плечо сумку, быстро вышла из квартиры, стараясь не думать о том, что на улице промозгло и холодно.

Осторожный черный и влажный нос медленно высунулся из подвала, нюхая острый, колкий воздух. Медленно и нерешительно на белый мягкий ковер снега вылез маленький пушистый комок, за ним выкатились еще два, а потом неторопливо и грациозно появилась она – кошка. Оглядывая своих несмышленых детей, радостно тычущихся носом в снег, огляделась по сторонам. Опасности не было. Она чуяла ее за версту, но сейчас все спокойно. Скоро должна подойти одна весьма почтенная особа, которая кормила их рыбой. Пора показать ей, что в семье пополнение, может быть, человек догадается, что не мешало бы увеличить ежедневную порцию. Зима отнимает много энергии. Дети еще пьют материнское молоко и спят, прижавшись к теплому маминому животу, а ей надо восстанавливать силы. К тому же одних оставлять малышей опасно. Она помнила, как когда-то, уйдя на поиски пищи, оставила тех, других детей в теплом подвале, а вернувшись, нашла маленькое окошко зарешеченным, заваренным стальными полосами, так что пролезть обратно уже не представлялось возможным. Мечась в поисках более-менее большой дыры или хоть какого-то выхода, вернее, входа, она звала их к себе, но малыши были слишком малы и только безутешно пищали, забраться наверх к окошку они не могли. Все дни, пока они умирали там, в одиночестве, она просидела под этой жестокой решеткой и умоляюще смотрела на прохожих, но их ноги проходили мимо, никому не было дела до ее материнского горя. Только тогда, когда она почувствовала, что малейшее проявление жизни ушло из подвала, что дети покинули этот мир, ушла не оглядываясь. С тех пор минуло много времени, и она старалась не вспоминать о той истории, просто всегда была осторожной и не уходила никуда без детей. Теперь три ее малыша знакомились с таким забавным понятием, как снег, и она снисходительно смотрела на их детские игры, ожидая с нетерпением еды.

Но вот и она, кормилица. Доброе и немного усталое лицо, пальто, пахнущее домашним уютом, рыбой и докторской колбасой, старенькие ботики, о которые так приятно тереться боком…

– Умница моя, детишек вывела погулять на Рождество? Ты моя хорошая, – раздался знакомый голос. – Ах, какие прелестные котята.

Женщина умильно разглядывала малышей.

– Что там такое, Васильна? – спросил кто-то сзади.

– Погляди, Мария, какая прелесть! – обернувшись и узнав соседку, позвала женщина.

– Да, симпатичные. Они все хорошенькие, когда маленькие. Я в магазин. Вам чего-нибудь купить?

– Да ты вон лучше им купи или вот возьми себе подарочек на Рождество! Это же тоже живая душа, и тебе веселее будет.

– Ой, Васильна, не уговаривай. Мне дома еще такого блохастого не хватало. Всю квартиру загадит, они же дворовые, неприученные.

– А ты и приучишь. Кошки вообще смышленые.

– Нет-нет. Благодарствуй. Я уж как-нибудь так.

– Ну как знаешь. Я бы взяла одного, но куда я всех-то дену?