Виктор Пелевин - Диалектика Переходного Периода Из Ниоткуда В Никуда Страница 24

Малюта разработал не только лозунги нового движения («Семейные ценности – это наше все!»; сокращенный, энергичный вариант – «Наше все!»), но и в общих чертах наметил, откуда исходит угроза миру:

«Конкретное наполнение образа врага будет обдумано позднее. В настоящий момент предлагается только название-идентификатор „Козлополиты“ (вариант – „Лолиты и Козлополиты“), обеспечивающее такую же культурную преемственность, как и представленные визуальные решения, ориентированные на генеральную линию по активации „дремлющего“ подсознательного психосостава».

Еще через страницу Степа наткнулся на загадочный лист с рукописными строчками:

«Ветер в харю, Yahoo! – ярю».

«В папку „либеральные шествия“: баннер „За Е. Боннер!“»

«Человек рожден для счастья, как птица для полета! Чикен Макнаггетс» (вариант – «Фуа гра»).

«Тунец в собственном соку. Stay Tuned[29]! (украдено CNN news)».

– А это что? – спросил он, показывая лист Малюте.

– Так, – ответил Малюта. – Эскизы. Пока клиента ждешь, много полезного в голову приходит.

Степа остался доволен собеседованием. С таким человеком можно было не тратить времени на предисловия. Все же, чтобы произвести на Малюту впечатление своей осведомленностью, он заглянул в справочку, подготовленную Мюс.

– А правда, – спросил он, – что ты с самим Татарским работал?

Малюта перекрестился.

– Первый учитель, – сказал он. – Всем худшим в душе обязан ему. Только я из политики давно ушел. И не переживаю – денег меньше, зато черти не снятся. Так что этот старый пиардун никакого отношения ко мне теперь не имеет.

Степа начал объяснение издалека, потому что ему самому было не до конца ясно, какой должна быть задуманная им передача. Он твердо знал только ее название. Кроме того, после слов Малюты о Татарском он с самого начала хотел разъяснить, что к реальной политике проект отношения не имеет.

Усадив Малюту в кресло с орнаментом из разноцветных кружков (такой же паттерн был на всей мебели в офисе: три черных пятна, перекрывающих четыре красных кружка, и так – много раз на каждом метре обивочной ткани), Степа принялся излагать общие соображения, которыми Малюте следовало руководствоваться.

– Понимаешь, – сказал он, – страна долгое время производила гораздо больше политики, чем требуется для внутреннего рынка. А время такое, что не очень понятно, чем этим политикам заниматься и на кой они вообще нужны. С другой стороны, без политики тоже нельзя. Это как культура там, или футбол – убери, и сразу будет чего-то не хватать. Так вот, есть идея, что политику следует постепенно перевести в спортивно-игровую плоскость, где она будет шумно бурлить, никого реально не обижая. Понимаешь?

– Угу, – отозвался Малюта, и сделал пометку в блокнотике.

– В общем, надо, чтобы все тяжелейшие вопросы, которые будоражат сегодня русский ум, решались в легкой и юмористической манере, снимающей классовый антагонизм и межнациональные трения. Для этого нужно придумать пару мультимедийных героев, которые будут эти проблемы остро ставить и еще острее снимать. Цель – проложить в уме телезрителя первую борозду, вдоль которой он мог бы думать дальше, углубляя ее при каждом движении мысли… Я понятно говорю?

– Еще как. А имена у героев есть?

В кабинет вошла Мюс с плотно набитым конвертом в руках.

– Есть, – сказал Степа, взял у нее конверт и написал на нем два слова остро отточенным карандашом (чешский «koh-i-noor», правильная вещь).

– Вот они, – сказал он, протягивая конверт Малюте. – Таким же будет и название передачи.

Малюта прочитал название и хмыкнул.

– Все понятно, – сказал он. – Сделать можно. Но постмодернизм вообще-то уже давно не актуален.

– Что это такое – постмодернизм? – подозрительно спросил Степа.

– Это когда ты делаешь куклу куклы. И сам при этом кукла.

– Да? А что актуально?

– Актуально, когда кукла делает деньги.

Степа решил, что это намек на его бизнес и на него самого. Он разозлился.

– Запомни, Малюта, – сказал он. – Медицина утверждает, что пидарасы бывают трех видов – пассивные, активные и актуальные. Первые два вида ведут себя так потому, что такова их природа, и к ним претензий ни у кого нет. А вот третий вид – это такие пидарасы, которые стали пидарасами, потому что прочли в журнале «Птюч», что это актуально в настоящий момент. И к ним претензии будут всегда. Понятно?

– Я понимаю, что вы хотите сказать, Степан Аркадьевич, – спокойно ответил Малюта. – Но мне кажется, что картина несколько сложнее. Есть еще более страшный вид пидарасов, четвертый. Это неактуальные пидарасы. Именно сюда относятся те пидарасы, которые выясняют, что актуально, а что нет в журнале «Птюч». Кроме того, сюда относятся постмодернисты. О чем я, собственно, и пытался вам сказать…

Степа понял, что с его сабелькой лучше не лезть в атаку на этот могучий пулемет, особенно при внимательно слушающей Мюс (не было сомнений, что она занесет все услышанное на одну из своих перфорированных карточек). Кроме того, он понял, что Малюта вряд ли хотел его обидеть, но если захочет, сможет легко.

– Ладно, – успокаиваясь, сказал он, – замнем для ясности… Ты, короче, не вычисляй, что актуально, а что нет. Все что надо я уже вычислил. Талант у тебя есть, это я вижу. Твори, как сердце скажет. Только тихо-тихо.

– В каком смысле?

– Просьба ничего не разглашать. Коммерческая тайна.

– У матросов нет вопросов, – отозвался Малюта и как-то странно поглядел Степе в глаза.

Ровно через три часа позвонил капитан Лебедкин.

– Я тебе зачем жизнь спас? – грозно спросил он. – Чтоб ты в политику совался?

– Я… – начал Степа.

– Да не ссы, – весело сказал капитан. – Шучу. Идея всем понравилась. Как раз о чем-то таком думали, понимаешь, только нащупать не могли. Проект теперь курирую я. Так что сплотимся еще теснее. Если серьезно, Степ, придумал отлично. Выношу благодарность перед строем.

– Служу Советскому Союзу, – ответил Степа.

– Ты никогда так больше не говори, – серьезно сказал капитан. – У меня с юмором хорошо, а у других наших – нет. Подумают, что ты на присягу намекаешь. Кинут обидку, попадешь на лэвэ, тебе это надо? И это повезет еще, если на лэвэ. За честь офицера, Степ, вообще захуячить могут только так. И Малюту не грузи, что он к нам пошел, личная просьба. У него такая работа, что нельзя иначе.

– Понял, – ответил Степа.

– Ну как, приятная неожиданность? – хохотнул Лебедкин.

– Ничего особенно неожиданного в этом нет, – ответил Степа. – Но все как-то очень внезапно, капитан…

ЗЧ

Проект был представлен Малютой через неделю после встречи. Степа читал его за столом в кабинете, усадив Малюту в принесенное из бухгалтерии низкое кресло, в котором любой посетитель выглядел глупым и маленьким – хотелось отплатить за пережитое унижение. На первой странице папки, по дизайну чем-то похожей на документ из иракского отчета о вооружениях, весело сияли два слова:

Зюзя и Чубайка

Степа поежился от удовольствия, увидев эти имена. «34» сияло в них ясно и отчетливо, безо всяких вычислений, подтасовок и сепаратных договоренностей с самим собой. Русский язык действительно был могуч – он делал возможным маневр, соединявший в себе полную обнаженность с абсолютной маскировкой.

Малюта описал героев так:

«Зюзя, в тельняшке и кепарике, с грубо-народным лицом, искаженным гримасой подступающего гнева, напоминает резиновый манекен для боксирования. Таким манекенам специально делают хари, вызывающие страх и естественное желание его преодолеть.

Чубайка, на чьей стороне немедленно оказываются симпатии зрителя и особенно зрительницы, – очаровательно улыбающийся хитрюга, одетый в безупречную черную пару с галстуком-бабочкой».

Их роли Малюта увидел следующим образом:

«Первым в кадре появляется Зюзя, который работает чем-то вроде канала народного самосознания. Он выговаривает накипевшее у всех на душе с предельной откровенностью, так что у зрителя аж дух захватывает. После того как захват духа произведен, в кадре оказывается Чубайка. Не ввязываясь в спор по существу, он отпускает беззлобно-ироничный комментарий, рождающий в зрителе робкое понимание того, как следует думать и говорить, чтобы когда-нибудь покинуть зону этого самого народного самосознания и быть принятым в ряды немногочисленных, но отлично экипированных антинародных сил».

Малюта сумел не только сформулировать то, что сам Степа представлял себе более чем смутно, но и написал несколько примерных диалогов, за которыми уже просматривались контуры будущей передачи. Поскольку это был только проект, Малюта не церемонился, включая своего внутреннего Зюзю на полную мощность. Было настоящим наслаждением наблюдать, как его внутренний Чубайка поднимал из окопа ствол и делал бедному Зюзе очередную дыру.