Валерий Былинский - Адаптация Страница 24

Я спросил у девушки, не знает ли она Али.

– Али в Египте каждый третий, – улыбнулась она. – Но если у вас сказано, что он приходит в восемь, значит, он может прийти и в девять. В Египте вообще нормально опаздывать.

Рядом с отелем было кафе под зеленым бархатным навесом. Я сел за столик, заказал бутылку пива, не спеша ее выпил, покуривая.

Подошедший официант с улыбкой собрался было снова наполнить мой стакан. Я сказал, чтобы принесли счет. Официант с мелькнувшей гримасой презрения лениво отошел. Счет долго не несли. Уже было девять. На лицах обслуживающего персонала в Хургаде, как на лице ребенка, легко можно прочитать все истинные их мысли, они даже и не пытаются их скрыть. Улыбки на этих лицах тоже отличаются от натянуто-резиновых улыбок западных людей какой-то своей тотальной искренностью. Но эта искренность, как и улыбчивая западная поддельность, тоже вызывала отторжение, – потому что являла собой простодушное желание побыстрее выманить у тебя деньги.

В половине десятого, по шуму и движению возле стойки, я догадался, что Али появился. Это был плотный улыбчивый египтянин, почти без акцента говоривший по-русски. Я дождался, пока он пообщался с большинством туристов и подошел к нему.

– Здравствуйте, – подняв брови и широко улыбаясь, словно старому знакомому, пожал мне руку Али. – Как отдыхается?

– Спасибо, нормально. Я хочу заказать экскурсию.

– Первый раз в Египте?

– Да.

Али, жизнерадостно вздыхая, засуетился, достал папку с туристическими проспектами. Мы сели за один из столиков в холле. Не опуская удивленно-грустных бровей, Али зачитал стоимости всех имеющихся туров. Я спросил, когда ближайшая поездка к пирамидам в Гизу.

– Этой ночью поедете? – спросил Али.

Я кивнул.

– Вы один? – спросил он.

– Да.

– О-хо-хо, – вздохнул Али, – одному плохо. Девушки или жены, что, совсем нет?

Я сообщил, что разошелся с женой и приехал в Египет отдыхать. Легче соврать – так все становится свободней. Али с сочувственной улыбкой закивал, заговорил о женщинах, о том, какие они изменчивые существа. Сообщил, что учился в Москве и помнит, какие у нас красивые девушки. И у него самого жена русская.

Получив деньги, Али выдал мне чек, сказал, что в три ночи за мной заедет автобус и посоветовал попросить портье меня разбудить. Я спросил, куда можно пойти в Хургаде ночью. Али жизнерадостно назвал несколько клубов и сообщил входные цены. «Кстати, здесь, в отеле, тоже есть ночная дискотека, бесплатная».

Он пожал мне руку и пожелал приятного отдыха.

Планета солнечного сплетения

Завтра у меня день рождения. Тридцать восемь лет. А сегодня пока тридцать семь. Интересно, кто бы позвонил мне завтра, будь у меня мобильный? В груди, чуть выше живота, что-то толкнулось, и поплыло вверх, несильно сжимая внутренности. Похоже, это был толчок элементарной жалости к себе.

Почему чувства страха, тоски, восторга, и вообще многие переживания, рождаются именно в этом месте, почти что в солнечном сплетении? Меняется ток крови в сосудах, идущих к сердцу? Или там сидит человеческая душа, заведующая сжатием и несжатием сосудов и нашим душевным состоянием? Я представил, как эта душа выглядит: вероятно, она похожа на маленькую светло-желтую, круглую и с короткими туманными отростками по краям, как у медузы, космическую планету. Такая единственная, медленно вращающаяся по кругу маленькая планета Солнечного сплетения… Я читал где-то, что когда в матке женщины зарождается человеческий эмбрион, то сначала появляется сердце, а потом уже к нему прирастает все остальное.

Может, позвонить из автомата Анне и сказать, что я здесь, в Египте, тем самым напомнив, что завтра постарею на год?

Странные эти праздники у людей – дни рождения. Дни легального, концентрированного внимания к собственной личности. Ты привыкаешь к этому с детства, тебе это нравится, потому что дает комфортное ощущение неодиночества. Анна всегда помнила мой день рождения. Она бы позвонила. А я ее… сейчас вспомню… да, вот. Хотя могу и перепутать на день-другой. Из двоих всегда кто-то один более внимателен и отзывчив. Закон противоположностей, блин.

В отеле «Саунд Бич», как и говорил мне Али, работала дискотека. Я вошел в темноту танцевального зала. Там гремел какой-то странный шлягер: смесь рок-н-ролла с арабским текстом и вплетенной вязью восточных припевов. Было темно, кто-то из посетителей сидел, другие танцевали. Я занял один из свободных столиков. Сразу подскочил гибкий, едва удерживающийся на месте от танцевальных телодвижений официант.

«Вы один?!» – громко проорал он мне.

«Один!» – крикнул я в ответ по-русски. Мне не повезло, понимаешь, родиться вдвоем с кем-то, втроем, вчетвером. Поэтому я один. Понимаешь? О-дин!

«Тогда вам сюда…» – подрагивая и не переставая улыбаться, официант указал мне на стойку возле бара.

Я сел на высокий кожаный табурет со спинкой. Полистал меню и заказал виски со льдом. Затем, обернувшись, стал разглядывать посетителей. В основном все с семьями. Большинство русских. Полные женщины и мужчины скачут под музыку. Иногда танцующие женщины взвизгивают. В толпе мелькают длинные, гибкие тела египетских танцоров-аниматоров. Их руки, высоко воздетые над пышными прическами и покрытыми блестками платьев телами, походят на упругие щупальца осьминогов. Странно, что в роли аниматоров выступают не девушки, а парни.

Время от времени некоторые пляшущие женщины с радостными воплями падали прямо в руки аниматоров, и те их ловили. Один раз оба свалились на пол: дородная женщина в коротком блестящем платье и обвившие ее щупальца-руки танцора. Араб с трудом поднял свою смеющуюся спутницу, повел ее к столику, усадил. Рядом, тяжело дыша и обмахиваясь ладонями, опустились несколько ее подруг. Только сейчас я заметил, что в зале много женщин в возрасте за сорок – а с ними весело разговаривают, смеются о чем-то стройные и смуглые молодые египтяне.

Мне налили странного вкуса виски по цене хорошего ирландского. Я выпил сразу, одним махом. Улыбающийся бармен вновь снял с полки бутылку «Уокера».

Я положительно качнул головой.

Включили свет.

Я выпил. Полуобернувшись, смотрел в зал. Там был перерыв. Все сидели за столиками, оживленно разговаривая между собой.

– Ой, ну уморил… уморил… – вытирая салфеткой пот с покрытых блестками щек, с задыхающейся улыбкой говорила краснолицая блондинка сидящему напротив молодому смуглому парню, – жарко, слышь! Воды принеси. Во-ды! Дамы пить хотят, слышишь? Эй, как там тебя?

Минут через пятнадцать, когда вновь брызнула музыка и визжащие осьминожьи танцы вспыхнули с новой силой, я вышел из отеля на улицу.

Муххамед встретил меня улыбкой. Я вяло спросил, как протекает его жизнь. Он блаженно закрыл глаза:

– Летаю…

– Да?

– Водка…

– Водка?

– О да. Эни достал немного водки, и я выпил, – он показал пальцами, – вот столько. И теперь я полетел, полетел…

На его лице было написано безоблачное счастье.

Из двери возле стойки бара высунулся Эни. Увидев меня, он быстро восторженно заговорил:

– О, друг, где же ты был? Я так ждал тебя!

Я пожал плечами:

– Very busy.

Эни, не прекращая улыбаться, закуривая на ходу, проскочил мимо и исчез в желтой темноте выхода из отеля.

– Разбуди меня, пожалуйста, Муххамед, – попросил я. – В три ночи за мной придет автобус, я еду к пирамидам.

– О, небесные пирамиды… – блаженно сказал Муххамед, это очень хорошо, просто великолепно. У тебя есть подруга, друг?

– В Москве осталась, – сказал я.

– И у меня в Каире. Чтобы жениться, у нас нужно большой калям платить. Не заплатишь – семьи нет. Знаешь, тут опять две ги-ирл из России приехали, два часа назад, они пошли на дискотеку в «Саунд Бич». Ты видел их? Вам не надо калям платить, вам хорошо. А мне хочется улететь к своей любимой.

– Калям везде платят, – сказал я, – только у вас это делается официально. Разбудить не забудешь?

– О, не беспокойся, – мечтательно заверил Муххамед. – Я ведь в душе европеец, Саша, – настоящий пунктуальный, толерантный европеец, я люблю всех, русских, девушек, американцев…

– И евреев? – спросил я.

Но он не понял моего английского, или сделал вид, что не понял.

– Ну ладно, спокойной ночи… – усмехнувшись, я стал подниматься по лестнице.

Казалось, едва я заснул, как раздался телефонный звонок. Это был Муххамед:

– Пора, Саша, пирамиды… – сказал он почтительным, грустно-пьяным голосом.

– Да, спасибо, встаю…

Муххамеда за стойкой не было. Заспанный портье вынес мне коробку с сухим завтраком.

На улице сидел на ступеньках араб в белом халате и в наброшенной сверху кожаной куртке, он безразлично посмотрел в мою сторону и отвернулся.

Бесшумно подкатил автобус с затемненными окнами.

Выглянувший из дверей смуглый, интеллигентного вида человек в очках взял мой чек, свидетельствующий об уплате за экскурсию. Я опустился в кресло рядом с дремлющей женщиной. Надел на уши наушники плеера, включил «Джетро Талл». Звук флейты стал медленно приближаться по улицам ночных средневековых городов. Внизу, в середине тела, в районе солнечного сплетения стало тепло и покойно. Планета-душа, кажется, уснула. Чувствуя, что сон все плотнее окутывает и меня, я нажал на плеере кнопку «стоп».