Даниэла Стил - В тихой гавани Страница 24

И хотя часто случалось, что его пациенты во время занятий находили себе новых спутников жизни, Блейк настойчиво советовал им воздерживаться от свиданий, пока не закончится курс психологического тренинга. Поддавшись искушению произвести впечатление на своего избранника, его пациенты могли попытаться что-то скрыть или выдать желаемое за действительное, а этого ему не хотелось. Это требование, а также условие строгой конфиденциальности во многом обеспечивали те успехи, которых он добивался, хотя, конечно, находились люди, которые не выдерживали и все-таки назначали друг другу свидания еще до того, как заканчивался четырехмесячный курс групповых занятий. Но и тогда Блейк только повторял им, что до сих пор никому еще не удалось придумать “универсальный метод”, для того чтобы найти себе нового спутника жизни.

Кто-то готов был ждать долгие годы в надежде найти супруга, но попадались и такие, кто не хотел и думать об этом. Кто-то считал, что обязан выждать год, прежде чем отправиться на свидание или вступить в новый брак, другие, едва потеряв супруга, спешили обзавестись новым. По мнению Блейка, это вовсе не значило, что человек ничуть не огорчался, потеряв мужа или жену. Наоборот, считал он, значит, человек этот чувствовал, что жизнь продолжается и он еще может и должен быть счастлив. И никому не дано право судить, хорошо это или плохо. “Тут вам не общество ревнителей нравственности, — время от времени повторял он во время занятий. — Мы тут, чтобы помочь друг другу, а не для того, чтобы кого-то судить”.

Блейк никогда не скрывал от своих пациентов, что подтолкнуло его заняться групповым аутотренингом.

Много лет назад, в ненастную ночь, на обледенелой дороге он во время автокатастрофы разом потерял жену и двоих детей. Тогда он считал, что жизнь его кончена. Но прошло пять лет, он снова женился на чудесной женщине, и теперь у него было уже трое детей. “Я бы женился и раньше, если бы встретил ее сразу, но эта женщина стоила того, чтобы ее подождать”, — часто говорил Блейк с улыбкой, которая не оставляла равнодушным никого вокруг. Но цель групповых занятий состояла вовсе не в желании убедить пациентов снова вступить в брак — ведь среди них встречалось немало таких, кого это не интересовало. Тех, кто потерял брата или сестру, родителей или детей и чьи супруги оставались еще живы. Но все они были единодушны в одном: если теряешь тех, кого любишь, особенно ребенка, то это всегда угроза для брака. На занятия приходили и несколько супружеских пар, но чаще случалось так, что один из супругов стремился добиться цели раньше другого. Так что супруги редко приходили на занятия вдвоем, хотя Блейк считал, что это неправильно.

По какой-то неизвестной причине на ближайшем занятии вновь всплыла тема свиданий, и Блейку так и не удалось обсудить желание Офелии подыскать себе работу. Но она заговаривала об этом уже не первый раз, и он предложил ей задержаться после занятий, когда все разойдутся. Блейку пришла в голову одна мысль, и он почему-то сразу решил, что именно это ей нужно. Офелии уже удалось достичь определенного прогресса, хотя Блейку казалось, что сама она вряд ли так считает. Офелию до сих пор мучило чувство вины из-за того, что она совсем забросила дочь. И Блейку меньше всего хотелось, чтобы Офелия винила себя еще больше. Апатия, в которую она погрузилась, не удивляла Блейка — с его точки зрения, такое поведение совершенно естественно. Куда страшнее другое — что чувства, которые она так долго сдерживала, вырвутся наружу и тогда боль от сознания потери станет невыносимой. Глухая стена, которой она отгородила себя от всего остального мира, и стала для Офелии единственной возможностью удержаться, не дать себе скатиться в пучину безумия. Если бы при этом не страдал ребенок, Блейк только радовался бы такому повороту событий. Впрочем, ему не раз уже приходилось сталкиваться с подобной проблемой, а когда речь шла о супругах, такое происходило сплошь и рядом. Процент разводов был особенно высок среди тех супружеских пар, кто потерял детей. К тому времени, как им удавалось оправиться от горя, брак, как правило, разваливался.

Когда Офелия после занятий подошла к Блейку, он поинтересовался, не хочет ли она поработать добровольцем в приюте для бездомных. Мэтт тоже предлагал ей что-то в этом духе, и Офелия решила, что стоит попробовать, к тому же в приюте все-таки не так мучительно, как снова окунуться в мир душевнобольных. И потом она всегда стремилась к благотворительной деятельности, но при жизни Теда и Чеда у нее попросту не было на это времени. Зато сейчас времени у нее хоть отбавляй, с горечью подумала Офелия. Ни мужа, ни сына!

Она с неожиданным интересом ухватилась за предложение Блейка, и тот пообещал, что узнает, где нужны добровольцы. Возвращаясь домой в Сейф-Харбор, Офелия продолжала думать об этом. Сегодня во второй половине дня нужно отвезти Пип в больницу снять швы, вспомнила она.

Не успели они вернуться домой, как Пип моментально влезла в кроссовки и довольно заулыбалась.

— Ну и как ты? — поинтересовалась Офелия, разглядывая дочь.

За последние дни они разговаривали больше, чем за весь год. Конечно, прежней близости между ними пока не установилось, и все-таки это был обнадеживающий признак. Может, она выздоравливает, с тихой радостью подумала Офелия. Возможно, и разговоры с Мэттом сыграли свою роль. Он явно действовал на нее умиротворяюще. Да и неудивительно — сразу чувствуется, какой он добрый, заботливый человек. Сколько раз жизнь била его, а он все-таки не замкнулся в своей скорлупе, не потерял способности сочувствовать другим, оставшись таким же живым и деятельным, как и раньше. Да и занятия в группе тоже во многом ей помогли. К тому же ей нравились те, кто занимался вместе с ней.

— Чуть-чуть еще болит, но это ерунда, — поморщилась Пип.

— Вот и хорошо. Теперь главное — не перетрудить ногу. — Офелия догадывалась, что у Пип на уме. Небось сгорает от желания помчаться на пляж, отыскать Мэтта. За это время у нее собралась внушительная коллекция рисунков, и Пип не терпелось похвастаться ими. — Почему бы тебе не подождать до завтра? Боюсь, сегодня уже поздно, — рассудительно посоветовала Офелия.

Пип для нее была как открытая книга. Только вот последнее время она нечасто туда заглядывала, с раскаянием подумала она. Но сейчас, похоже, они с Пип снова понемногу становятся так же близки, как раньше. Они обе чувствовали это и вместе радовались.

На следующее утро Пип едва дождалась, когда можно будет пойти на пляж. Под мышкой она несла альбом для рисования и набор карандашей, которые принес Мэтт, в руках — пакет с бутербродами. Офелия хотела было сказать, что пойдет с ней, но потом передумала, решив, что не стоит им мешать. Главное — их дружба, а то, что ее тоже тянет к Мэтту, не так уж важно. У них еще будет время. Убедившись, что Пип не забыла надеть кроссовки, Офелия помахала дочери вслед. На этот раз Пип не бежала бегом, как обычно, а шла осторожно, глядя под ноги. И вот наконец она заметила Мэтта. Он тоже как будто почувствовал ее приближение. Оторвавшись от картины, Мэтт обернулся, и на лице его появилась широкая улыбка.

— Я так и думал, что ты сегодня придешь. Решил, что, если тебя не будет, я сам загляну проведать тебя. Ну, как твоя нога?

— Уже лучше. — После долгой прогулки по пляжу нога у Пип немного разболелась, но ей все равно — она согласилась бы пройти и по битому стеклу, лишь бы снова увидеть его. Впрочем, Мэтт тоже явно радовался ее появлению.

— Я по тебе скучал, — со счастливой улыбкой признался он.

— Я тоже. Кошмар — просидеть дома всю неделю! Муссу тоже надоело.

— Бедный малыш, он ведь так любит побегать! Я очень рад, что пришел проведать вас с мамой. Это был замечательный обед!

— Да уж, получше, чем пицца! — ухмыльнулась Пип.

Общение с Мэттом явно пошло матери на пользу. С каждым днем это все больше бросалось в глаза. Да вот хотя бы вчера Пип застала Офелию в тот момент, когда она копалась в сумочке. Ей удалось отыскать старую помаду, и, отправляясь в город, она слегка подкрасила губы. Этого не случалось уже бог знает сколько времени. И Пип возликовала — значит, матери лучше. Лето в Сейф-Харборе явно пошло ей на пользу.

— Мне нравится ваша новая картина, — одобрила Пип.

Это был пока что только набросок: женщина с искаженным от горя лицом стоит на берегу, вглядываясь в океан, словно он отнял у нее кого-то из близких. От картины веяло чем-то трагическим.

— Правда, она очень грустная, но все равно мне нравится. Это мама?

— Ну… может быть, немного похожа. Вообще-то это просто женщина, но думал я действительно о твоей маме. Скорее, это даже не какой-то определенный человек, а просто способ донести до зрителя какое-то чувство, понимаешь? Картина немного в стиле одного художника, его звали Йетт.

Пип задумчиво кивнула. То, что сказал Мэтт, было ей понятно. Поэтому ей так всегда нравилось разговаривать с ним, особенно о картинах.