Сильвия Аваллоне - Стальное лето Страница 24

Голова Алессио была забита другим, но он ни с кем не собирался делиться своими мыслями.

Кристиано мрачнел на глазах. Какого лешего смотреть, как малолетки катаются на роликах! Им-то что, а ему завтра горбатиться с самого утра. Э… кажется, он во вторую смену. Или послезавтра?

— Еще раз повторяю: может, пора сваливать?

Алессио ни на секунду не выпускал из виду Марию, Джессику и Соню, которые сидели на скамейке под чахлым деревцем, обвитым плющом.

Кристиано между тем перешел на виски, и Маттиа сообразил, что дело плохо.

Не сказать, чтобы Маттиа был в восторге от праздника. Многие приперлись сюда, ожидая чего-то необычного, но необычной была только толкотня. Хорошо было только молодняку, впервые вырвавшемуся на ночную вечеринку. Вот они с удовольствием кружились на роликах, выписывая умопомрачительные пируэты. Особенно старались девушки — почти девочки, такие как Франческа с Анной. Они были уверены, что находятся в нужном месте — посреди катка, в самом сердце праздника.

Вокруг девчонок увивались юнцы и парни постарше. И те и другие с пропитанными гелем волосами, с кубиками пресса под расстегнутыми рубахами, с ожерельями из колючих ракушек на шее.

В стороне сидела только Лиза и злилась на весь белый свет. Впрочем, она была не одна, а в компании двух уродин. Но как раз это раздражало ее еще больше. Ей казалось, что сейчас она рухнет в пропасть.

Лиза тоже впервые была на празднике. Весь день она провела перед зеркалом, но добилась лишь того, что увеличила число комплексов. В конце концов она натянула бесформенные джинсы и растянутую майку. Скромная черная стрелка на глазах давно размазалась, и видочек у нее был еще тот.

Исподлобья взглянув на своих подруг, она и подумала, что с такими, как они, ей всегда быть на обочине жизни. «Никакая я не неудачница», — повторила она про себя, как учил школьный психолог. Но какой-то придурок на входе назвал ее жабой, и теперь ей хотелось умереть. Пусть она не красавица, но она живой человек и тоже хочет кататься на роликах, и танцевать, и целоваться. Пусть она одета, как пугало, но внутри она прекрасна. Как… как Анна. Как Анна, которая стояла в десяти метрах от Лизы. Там, где у нормальных людей бывает майка, у Анны бросалось в глаза что-то яркое, не больше квадратного сантиметра, а там, где положено быть юбке, наблюдался символический розовый лоскут!

Распаляясь все больше, Лиза подумала о сестре. Доната уж точно не стала бы кипятиться. Если бы только Лиза собралась с духом и привезла сестру на праздник, Доната повеселилась бы от души. Она бы припевала, шевелила руками, вертела бы головой на своей инвалидной коляске. Но Лиза не взяла с собой Донату, потому что в очередной раз постеснялась своей больной сестры — без Донаты ей было гораздо спокойнее.

Лиза не отводила глаз от длинных ног Анны и от злости прокрывалась пятнами. Доната сидит дома, а она киснет тут в углу, вместо того чтобы кататься на роликах. И почему? Потому что мир несправедлив к дурнушкам? Но кто сказал, что дурнушки не имеют права на свой кусочек счастья?!

Не вытерпев, Лиза вскочила на ноги. Весь вечер она покрывалась плесенью на этой чертовой скамейке, и теперь, в половине одиннадцатого, с нее было достаточно! Вся ее сущность восстала против этого сволочного мира, и в частности против гнусного типа, который обозвал ее жабой на входе. Да, она толстая и страшненькая — ну и что? Ведь внешность не самое главное в жизни!

Собрав всю свою смелость, Лиза решительно заявила подругам:

— Знаете что? Я пошла кататься!

Впервые в жизни она со всех ног бросилась к яркому свету, туда, где, как ей казалось, ключом била жизнь. Стянув резинку с волос, она быстро натянула ролики, чтобы не растерять ни грамма своей храбрости.

Потом она выехала на площадку, где кружились ее ровесники, и влилась в общий поток, стараясь не думать о своей неуклюжести.

Маттиа тоже хотел покататься, но вместо этого, как дурак, сидел в кошмарном баре и плоско шутил, чтобы развеселить Алессио и заодно присмотреть за Кристиано — парень вот-вот сорвется с катушек, и лучше бы этого не допускать.

На них посматривали девчонки — как же, такие кадры пропадают, — но парни прочно приросли к шатким стульям.

— Мать твою… Издали кажется, что телок полно. А как подойдут — хоть мешок им на голову натягивай, — вздохнул Кристиано. — Отстой, а не вечеринка.

Маттиа с надеждой глянул на Алессио, но тот и бровью не повел. Бог знает, что за мысли роятся у него в голове.

— Алессио, послушай, может быть, действительно стоит… — начал Маттиа издалека.

— Нет, мы еще долго здесь будем торчать? — прервал его Кристиано. — Мы, конечно, подождем, тачка-то твоя!

Алессио бросил взгляд на скамейку под деревом. Джессика, Мария и Соня все так же оживленно трепались. Правда, Соня бросала на него тревожные взгляды, но в этом не было ничего необычного.

Затем Алессио посмотрел на Кристиано. Ну и рожа, точно кирпича просит.

— Шел бы ты в задницу, Кристиано! — сказал он.

Кристиано не обиделся, просто покрутил пальцем у виска. С самого начала он не хотел ехать на каток — он, как обычно, собирался в «Джильду». Сюда его притащил Алессио, обещал, что оторвутся на полную катушку, а сам уже больше часа сидит и таращится на чертову скамейку. Зная его, можно предположить, что парень что-то задумал. Точно, будет буза…

Маттиа ерзал как на иголках. Ему неприятно было сидеть тут, но ради Алессио он готов был потерпеть. В этой дыре ничего не меняется — ни люди, ни завод, который выматывает всех по полной. Все было таким же, как до его побега, — за исключением Анны.

— Предупреждаю, я могу и рассердиться! — ни с того ни с сего буркнул Алессио.

Кристиано рассмеялся ему в лицо:

— Да ладно, сбрось пар, все равно эта фифа не появится!

Что за фифа? Маттиа перестал что-либо понимать.

Лицо Алессио исказилось.

— Убирайся, — прошипел он сквозь зубы.

— Да, а куда? Надеюсь, ты меня подвезешь?

— Убирайся, сказал! — взревел Алессио.

Кристиано, чье отупевшее от «колес» лицо ничего не выражало, не сдвинулся ни на сантиметр.

Беззубый старик, наблюдавший за ними, крикнул:

— Да врежь ты ему!

«Шутки кончились», — промелькнуло в мозгу Маттиа.

— Да не явится она! — развязно завопил Кристиано. — Я что, должен себе праздник испоганить из-за того, что эта твоя потаскушка никак не приедет? Она сейчас на другом скачет, ты что, не догоняешь?

Вскочив, Алессио схватил Кристиано за шею и стал душить. Он бы его убил, если бы не Маттиа.

— Кончайте, придурки, ведь сейчас точно кто-нибудь карабинеров вызовет!

Кристиано, потирая шею, попятился.

— Правильно! Отваливай, никто тебя не держит! — крикнул ему Алессио. — Вместо того чтобы со шлюшками развлекаться… вместо того чтобы заделать ребенка очередной пятнадцатилетней, ты бы лучше зашел посмотрел, как твой собственный сын выглядит!

Сын.

Кристиано побледнел. Губы его задрожали. Глядя на него, Алессио пожалел о своей вспышке. В другое время он бы никогда такого не сказал. Просто он заметил, что к трем грациям на скамейке присоединилась четвертая. Дженнифер. Та самая Дженнифер, которая забеременела от Кристиано в пятнадцать лет. Она пришла позже, потому что не с кем было оставить маленького Джеймса, но потом ее родители сжалились и отпустили юную мать погулять.

Та, которую втайне ждал Алессио, все-таки появилась на празднике. Она подошла к скамейке, на которой сидели девушки, и легонько похлопала Марию по плечу.

— Привет, — вежливо сказала она.

У нее не было ничего общего с ними. Она никогда не носила джинсовые юбки по самое не могу, массивные клепаные ремни и килограммы дешевой бижутерии на шее. Садясь, она не раздвигала ноги, разговаривая, не использовала бранные слова. Даже глядя на ткань, из которой было сшито ее лиловое платье-футляр, можно было определить, какая неодолимая пропасть лежит между ее миром и миром девушек с улицы Сталинграда.

Она еще до школы умела читать и считать до ста. Ее родители привили ей любовь к книгам и объяснили, какие существуют профессии. В пять лет она не шаталась без присмотра по улицам, в одиннадцать — не пряталась в подвалах, чтобы сделать первую затяжку и первый глоток крепкого спиртного. Она не позволяла себя лапать, и ей никто никогда не залезал под юбку за просто так.

Однако сегодня вечером она появилась на роликодроме, и ее лицо лучилось обезоруживающей улыбкой.

Она дружелюбно сказала, что не могла не подойти поздороваться. Но… ее уже ждут, поэтому, к сожалению, она не может присесть, чтобы поболтать.

По отношению к ней девушки испытывали сложные чувства. Что-то среднее между ненавистью, завистью и восхищением. Тот день, когда он впервые привел ее в их квартал, все отлично помнили. Она осторожно ступала по асфальту, стараясь не попасть каблучком-шпилькой в щель канализационного люка. Тогда ее дружно высмеяли. За глаза, конечно. Еще бы, ведь эта цаца церемонно протянула им руку и сказала: «Добрый вечер, рада с вами познакомиться!» Добрый вечер? Рада познакомиться? Да не то что местный почтальон — даже врач из поликлиники никогда так не выпендривался!