Энтони Берджесс - Трепет намерения Страница 24

— Сказать пассажирскому помощнику, чтобы велел столяру околотить гроб. С помощником надо поговорить обязательно: возможно, на корабле имеются готовые гробы. Во время таких круизов частенько должны случаться инфаркты. Может быть, лучше посоветоваться с судовым доктором? Боюсь, я недостаточно искушен в подобных вопросах.

— Зачем тогда беретесь советовать?

— Мне гадко вас слушать,—сказал Алан. Хильер подумал, что совершенно с ним согласен. Разговор действительно был гадким.—Вы говорите так, словно хотите лишить его малейшей надежды на выздоровление.

— Готовиться надо заранее. Джон Донн[99], настоятель собора Святого Павла, заблаговременно заказал себе гроб и иногда даже спал в нем. Разговор о живом как о мертвом иногда помогает вдохнуть в него новые силы. Это как соборование, как напечатанный заранее некролог.

— К чему пустые надежды?—процедила миссис Уолтерс и отхлебнула ликеру. — Я привыкла смотреть в лицо фактам, какими бы печальными они ни были.

— Ты тоже поддерживал гадкий разговор,—сказал Хильер Алану.—Кто говорил про «Юнион Джек»?

— Это совсем другое,—ответил Алан.—Так хоронят героев. Я вспомнил, как хоронили Нельсона[100].

— Можете во всем рассчитывать на мою помощь,—сказал Хильер, уписывая спаржу с голландским соусом.—Абсолютно во всем.

Не так-то просто будет сбросить за борт настоящий труп. Понадобится помощь. Рист? Придется сочинить историю, что свинья Теодореску похитил его паспорт, а ему, Хильеру, надо сойти в Ярылыке, чтобы встретиться со специалистом по машинкам, печатающим кириллицей. Меньше чем за тысячу долларов Ряст ему не поверит. Дороговато. Можно, конечно, самому попробовать взломать гроб, дотащить его до кормы и столкнуть в море. Человек за бортом! Придется и самому прыгнуть, чтоб хоть было кого спасать. А трупы не всплывают? Может, гири привязать? Хильер представил себе стоны умирающего, и сам не удержался от стона.

Миссис Уолтерс и Алан встали из-за стола.

— Вы собираетесь в лазарет?—спросил Хильер. Алан ответил утвердительно, а миссис Уолтерс, как выяснилось, направлялась в бар: по ее словам, без двойного коньяка она не в силах выдержать эту нервотрепку.

— Хороший сувенир?—спросил Хильер у Алана.—Я про подарок Теодореску.

— Прекрасный,—ответил Алан.—То, что надо. После ухода Уолтерсов Хильер съел персиковое желе. Затем бутерброд с ланкаширским сыром. Затем кофе с ликером. Он чувствовал, что необходимо подкрепиться.

Посещение Клары Уолтерс откладывать не стоило, и Хильер отправился к девушке, всем своим видом демонстрируя невинность намерений. Перед тем как постучать в дверь, он прислушался. Изнутри, похоже, доносились всхлипывания. Он постучал —робко, с предупредительностью стюарда — и услышал слегка осипшее «войдите». Девушка едва успела спустить ноги с койки и теперь одной рукой отирала глаза, а другой приглаживала волосы.

— Это всего лишь я,—сказал Хильер.—Принес палантин. Вы обронили его за обедом.

Она подняла на него юные заплаканные глаза и взяла палантин, отрешенно пробормотав слова благодарности.

— И простите, пожалуйста, мою черствость,—продолжил Хильер.—Я имею в виду то, что ел с таким аппетитом. Я был ужасно голоден и ничего не мог с собой поделать.

— Конечно,—сказала она, поглаживая щеку палантином.—Отец же не ваш.

— Сигарету?

Для дам у него всегда был наготове полный портсигар. Мужчинам же приходилось делить с Хильером его крепкие бразильские сигары.

— Я не курю.

— И правильно делаете,—сказал Хильер, пряча портсигар.—Что касается отца, то, как и у всех, был он и у меня. Я знаю, что это такое. Правда, не могу сказать, что меня так уж потрясла его смерть. Мне тогда исполнилось четырнадцать лет. Через месяц после похорон у меня обнаружилась одна интересная болезнь, которая вообще-то не к лицу сыну, оплакивающему отца.

— Правда?

— Да. Я имею в виду сперматорею. Знаете, что это такое?

Появились первые признаки заинтересованности.

— Судя по названию, что-то связанное с сексом,—сказала она без тени смущения.

— Это случалось, когда я спал. Никаких снов я не видел, но ни с того ни сего у меня начиналось семяизвержение. Так было каждую ночь, иногда по пять-шесть раз за ночь. И каждый раз я просыпался. Мне было, конечно, стыдно, но стыд являлся конечным, а не побочным продуктом. Вы не читали про такое в какой-нибудь из ваших книг?

Он подошел ближе, чтобы прочитать названия книг, которыми была забита полка, висевшая над койкой. «Приап[101]. Анализ мужского влечения», «Разновидности оргазма», «Восторги в камере пыток», «Механические усовершенствования процесса соития», «Словарь секса», «Клинические исследования половых извращений», «Знак Содома», «Юный Эрот». И так далее, и так далее. Боже, Боже! На красотку в одном нижнем белье с обложки книги, лежавшей на столике, облизнулся бы человек и с менее острой формой сатириаза, чем у Хильера. Книги эти исступленно клялись в непорочности Клары, словно ангелы-хранители ее постылой девственности. Хильер подсел к девушке.

— При случае поищите в ваших книгах эту болезнь. Да, в половых вопросах вы наверняка гораздо искушеннее меня. Психиатр, к которому я обращался, сказал, что у меня, если не ошибаюсь, бессознательное проявление инстинкта продолжения рода. Он что-то говорил про «мимесис». Я, дескать, играл роль отца, но рассматривал его в качестве архетипа. Словом, я абсолютно ничего не понял.

Клара слушала его, чуть приоткрыв рот, но вдруг плотно сомкнула губы, уголки рта опустились, лицо сделалось хмурым и раздраженным.

— Я тоже в этом ничего не смыслю,—казала она.—Столько раз пыталась разобраться во всех этих высоких материях, но так и не смогла.

— Есть еще время! Ведь вы так молоды.

— Мне об этом твердят с утра до вечера. Именно об этом мне твердили в Америке. Но Алан, который младше меня, участвовал в знаменитой телевикторине и отвечал на любые вопросы, а я бы не смогла. Мне дали плохое образование.

Хильеру показалось, что, раздраженно качаясь на койке, она старалась придвинуться к нему поближе. Он подумал, что сейчас так естественно было бы ее обнять и сказать что-нибудь утешительное. Она бы охотно всплакнула на плече у мудрого, понимающего мужчины. Однако с книжной полки доносились боевые призывы: «Йони и Линга!», «Секс и смерть среди ацтеков!», и Хильер спросил:

— А что вас привело в Америку?

— Новая мукомольная технология. После смерти мамы отцу посоветовали увезти нас куда-нибудь на время. Но он считал, что грешно отправляться в увеселительное путешествие, когда мама, как он выражался, еще не успела остыть в могиле, поэтому было решено использовать нашу поездку для знакомства с новой мукомольной технологией.

— Она ему понравилась?

— Ему понравилась она. Его нынешняя. Он ведь с ней в Америке и познакомился, хотя она не американка, а просто была замужем за американцем из Канзаса. Тот с ней развелся. Отец утверждал, что с ней он не так скучает но Англии.

— И он на ней женился.

— Скорее, она женила его на себе, точнее, вышла замуж за его деньги.

— У вас есть еще родственники, скажем, какие-нибудь дядюшки, тетушки, кузины или что-нибудь в этом роде?

— Вот именно, что только «в этом роде». Тоже мне родственники! Укатили все в Окленд—понятия не имею, где это,—и что-то там делают с каким-то каури, что это такое, я тоже понятия не имею. Окаменелую смолу, что ли, из него добывают.

Почему-то последнее было для нее особенно обидным, Клара готова была разрыдаться, и Хильер все-таки счел своим долгом ласково обнять девушку, но так, как, по его представлениям, сделал бы это школьный наставник.

— Они ее экспортируют,—сказала Клара и в конце концов, расплакалась.

Хильер спрашивал себя, что делать дальше. Можно обнять ее и другой рукой, нежно поцеловать в низкий лобик (служивший гарантией против чрезмерной учености, а не свидетельством женского начала), потом—во влажную щечку, в не тронутый помадой уголок рта… Нет. Он представил себе предсмертные хрипы ее отца в лазарете, и ему сделалось мерзко. Нельзя относиться к человеку, словно он не человек, а только что-то «в этом роде». К тому же те, кто только «в этом роде», укатили все в Окленд…

— Окленд находится в Новой Зеландии,—сказал Хильер.—Говорят, там очень хорошо.

Реакция Клары на его слова выразилась в еще более бурных слезах.

— Я хочу пригласить вас с братом к себе в каюту на чай. Попьем чайку, перекусимвы же почти ничего не ели, а сейчас уже половина пятого. Хорошо? Я вам что-то расскажу, что-то интересное.

Она подняла на него заплаканные глаза. Он сам на себя удивлялся: дядюшка Хильер зовет малышей попить чаек. А ее очаровательные слезы—их без труда можно было бы использовать, чтобы посвятить ее в самое нежное и утешительное из всех таинств. Нет, он этого не сделает, перед ним не цветущая девушка, а плачущая дочурка.