Сергей Шаргунов - Книга без фотографий Страница 24

Где-то близко заиграла стрельба. Русские скрылись в танке. Осетины вскочили. Стрельба пропала.

Отдельная история, как я вдвоем с бразильцем покрыл дорогу обратно до Цхинвала.

Через часы нас, одуревших от дыма, огня, выстрелов, подхватили в трофейный бумер наши спецназовцы.

Они много хохмили, славные парни.

На скорости они высадили лобовое стекло прикладами.

Я прикрылся, а бразилец замычал. Ему рассекло щеку.

…Война — это каша. Уверен, любая война. Даже самая справедливая. На войне побывав, чувствуешь стыд. Как будто виноват. Ты уезжаешь, а они, все, кого видел, остаются.

Про настоящую войну много слов и не скажешь.

Как я уволил друга

Я не мог оставаться на месте. Я понял, в чем дело. Как герой сказки, я искал правду. Хотел узнать что-то важное, чтобы жить дальше.

И вот, снова ехал. За окном поезда тянулась бескровная северная Русь: болота да кусты. На остановках набегали белые северные собаки с выпирающими ребрами и тявкали, задрав мученические морды.

Я приехал в Северодвинск на закате. Меня встретили друг Андрюха и его друг Эдик. Андрюха — ладный голубоглазый парень со скуластым спокойным лицом. Эдик — почти альбинос, высокий, все время подпрыгивающий. Он бодро подпрыгивал, ожидая на перроне, подпрыгивал и по пути к машине, как будто его тянуло в небеса.

Мы сели в кабаке и взялись за графинчик водки, мясо и соленья. Эдик начал живописать кошмары своего строительного бизнеса.

— Сергун, наконец-то ты догнал: надо ехать, — он перегнулся ко мне через стол. — Людей послушать, записать, что говорят… Я твой читатель! Помнишь, письмо прислал, когда тебя с выборов сняли! «Ленин, Соловки» — это я был.

— Он на Соловках родился, — сказал Андрей.

— А почему ты Ленин? — спросил я.

— Если ты проедешь всю Россию, тебя никто и ничто не остановит, — продолжал Эдик. — Никакая клевета. Я видел в Интернете: как же они бесятся, что нет у них над тобой власти! Пишут, что наркоман, ха-ха. Я же читал твою книгу «Ура!». Там же наоборот — за жизнь здоровую. Я после «Ура!» курить бросил, бегать начал.

— Это правда, — Андрей кивнул.

— Как я узнал, что с выборов тебя сняли, — опять закурил, — Эдик в подтверждение выудил сигарету из пачки и завертел между пальцев. — Сергун, ведь они запретить встречи с тобой не могут. Это встречи читателей и писателя… — бросил сигарету. Покатившись по столу, она остановилась на краю.

— Ленин? — снова спросил я. — А почему ты Ленин?

— Я раньше картавил, в детском саду. Потом перестал, но кличка-то привязалась! В школе не картавил, и все равно Лениным звали. Сам знаешь: один сказал, все повторили! — он хлопнул ладонью по столу, и сигарета сорвалась в пропасть.

— У нас город маленький, — загадочно согласился Андрей.

— А вот теперь лысею… — Эдик погладил себя по голове.

После ужина мы разошлись: Эдик пошел пешком к жене и грудной дочке, а я пошел к Андрюхе домой. И нас, и Эдика, хотя мы шли в разные стороны, ждали в пути одинаковые тьма и ветер. Море — не в силах дотянуться водой — гнало по улицам огромные волны ветра.

Вообще-то, у Андрюхи тоже была дочка, но уже полгода он жил один. Жена ушла к местному стоматологу и дочку восьми лет увела с собой.

Мы сели на кухне над пожелтевшей синей клеенкой и принялись пить чай. Говорили о литературе. Андрей — критик и публицист, много пишет и печатается. Уже полгода он работал в пресс-службе городских депутатов, за счет чего и жил. На те два дня, что я в городе, ему дали отгул, начальник — понимающий, книгами интересуется. «Я вас познакомлю завтра», — сказал Андрей, и мы перешли к семейной беде.

— Она не в него втюрилась, в бабки его… Я тоже не бедняк, но где мне угнаться за стоматологом? Черт бы с ней. Обидно, что дочку спрятала. Я мою Катю не видел месяц, просто не давали видеться. Только я в суд собрался, вдруг встречаю: жену и этого гада… У нас же город маленький. В ресторане их встретил, — Андрей рассказывал кротким голосом. Лицо оставалось добродушным и неподвижным. — Я подошел и говорю: «Встань». Он встал, и я выбил ему зубы.

— Все зубы?

— Много… Много зубов. — Андрей впервые усмехнулся. — Прикинь, зубы выбил стоматологу! С одного удара.

Я мельком глянул на руки товарища: большие и мягкие, они беззлобно и как-то скорбно лежали возле чашки с чаем, из которой шел пар.

— Ты силен…

— Не, мы с ним одной комплекции. Гнев придал мне силу. Я хотел разок двинуть. Но вот что получилось. Пришлось оплачивать ему новые зубы.

— Интересно, он сам их себе вставлял?

Андрей ответил скромным матерком — в том смысле, что не знает.

— Дочку увезли неделю назад. В Гатчину, под Питер. Туда они переехали. Отпуск возьму — поеду, навещу, — хлебнул из чашки и замолчал в тяжелом раздумье, точно бы смакуя кипяток. — А у тебя как? Видишь сына?

— Вижу.

— С Аней не наладилось?

— Не особо.

— Понятно.

На следующее утро мы пошли на завод. Нас сопровождал малословный приземистый человек. Этот мэн из эфэсбэ должен был контролировать наши передвижения по заводу. Он следил, чтобы мы не сделали фотографий. Главным секретом завода было то, что живет он, дай Боже, вполсилы. И все равно здесь было здорово и великолепно! Все же здесь работали рабочие — на этом Севмаше, возведенном некогда зэками на месте древнего монастыря среди болотистых земель.

Я ходил по трехэтажному цеху, под ногой гуляла доска. Огромная посудина высилась, стиснутая деревянными переходами, в шуме и гуле, среди бликов электросварки, напоминавших об усердии папарацци. На воздухе ее ждал док, куда она выползет, прежде чем двинуться дальше — в Белое море.

В порту завода, ласкаемые морской водой, высились еще две лодки. Их перестраивали для Индии. Эфэсбист пробормотал: «Дальше не надо», но через мгновение лицо его разгладила тоска, он махнул сухой рукой, и мы подошли вплотную.

Железная громадина чернела на фоне нежаркого тускло-солнечного дня.

К громадине спешили рабочие в синих халатах. Темные и светлые, парни и девчонки, они увлеченно, грубо спорили и дружно хохотали. Кровь с молоком! В их восторге была причастность к тайнам. «Может быть, к тайне смерти?» — спросил я себя, и ответил: «Вряд ли!».

Я обратил внимание на одну девушку: сиреневая косынка, черный вихор. Дерзкая и радостная, пропитанная атомной радиацией, она веселилась и спешила со всеми. Вдруг я ощутил ее превосходство, слабость свою от того, что не могу ее остановить, пригласить на свидание. Она была недоступна. Идущая походным шагом туда, в секретные внутренности, в железные недра, окруженная товарищами… Но что мне мешает? Почему я не могу с ней познакомиться, если она хороша?

— Эй! Привет!

Она глянула через плечо, заинтересованно, без удивления. Надо же, поняла, что это ей кричу.

— С персоналом не разговаривать, — эфэсбист взял меня за локоть.

Рабочие удалялись.

На улице у завода нас с Андреем ждал Эдик. Он был свеж и доедал мороженое. Сели в тачку.

— Ну что, Ленин, бодрячком? — спросил я.

— А знаешь, кто ты? Я придумал! Вчера не спалось, дочка хныкала, и придумал, как тебя зовут. У тебя же имя с фамилией рифмуются! Не знал? Сергун Шаргун! Каково? — он оторвался от руля и хлопнул в ладоши. — А?

— Веселые вы здесь, в Северодвинске, — сказал я. — Может, от недостатка кислорода?

— У нас два состояния: или спим, или ржем, — подтвердил Андрей.

— Иногда во сне ржем, — сказал Эдик.

Мы прибыли в главную газету города, где настороженно и с любопытством меня приветствовал главред, маленький, пухлый, умный. В сборе была вся редакция, в основном — крупные тетки и худосочные девушки. Нас всех сфотографировали. «Вы знаете, раньше наш город назывался Молотовск», — сообщил мне главред доверительно.

Потом следовала встреча в еще одной газете, более свободной. Но штат ее оказался таким же, как в предыдущей: упитанные тетки и тощие девушки. Главный редактор был похож на дикого кабана. Приглядевшись, я обнаружил, что щетина маскирует шрамы, а один глаз под стеклышком дымчатых очков затянут розовой кожицей.

— Чего он такой покоцанный? — шепнул я Андрюхе.

— Напали на него в подъезде, — объяснил друг шепотом, — порезали всего…

Когда кабан заговорил, то внезапно превратился в птенца, трогательного, наивного и растерянного. Я обнял его на прощание, бережно.

Потом мы поехали на сайт. В кирпичном коттедже я записался на видео для интернет-сайта города. Вчерашний телеканал превратился в сайт. Хозяин, бородатый мужик по имени Влас, был понурым. Из глубины коттеджа вышла его стройная жена по имени Марта, нервная блондинка с яркими губами и когтями. Они рассказали, что канал задавили, а посещаемость сайта пока сто человек в день. Вся жизнь с нуля. Я выпил с бородачом по стакану виски, присоединились Андрей и Эдик, даром что за рулем.