Макар Троичанин - Вот мы и встретились Страница 24

По своей улице уже не шли, а бежали под накрапывающим дождём, скрючившись и поджав хвосты. Пока готовил обед, кормил родителей, было ещё сносно, а после обеда захлестнула тоска. Захотелось домой. До жути! Надо же – домой! Корешки-то уже, выходит, приросли там, на краешке земли.

Хорошо в такую погодку, когда нудный осенний дождь равномерно и звонко молотит по палатке, а внутри от весело потрескивающей сухостоем печурки тепло и сухо, заняться обстоятельным разбором накопившихся маршрутных записей, образцов пород, зарисовок обнажений, шурфов и канав, а главное, сосредоточиться на идее, всегда выкристаллизовывающейся в конце сезона и настоятельно просящейся на геологическую карту. Замечательно пахнет свежесваренным кофе в закопчённой до черноты турке, а утомившиеся в последних торопливых маршрутах ноги отдыхают в тёплых шерстяных носках, и можно наметить, не торопясь, дополнительные маршруты, лёгкие горные выработки и отбор контрольных геохимических проб. В промокшем лагере тихо и недвижимо, все восстанавливают силы, а Коля-техник на соседних нарах ещё не просыпался, высунув в щель спального мешка нос и один закрытый глаз. Только изредка где-то вдали слышится звучный шум упавшего подгнившего дерева и глухо доносится рокот ручья, стремительно пробегающего по каменистому руслу. В такие тихие дни Иван Всеволодович любил мысленно углубиться в давно минувшие геологические времена и представить себе, что происходило в регионе за долгие миллионолетия, представить и изобразить на карте и разрезах так, чтобы было понятно и себе, и другим. Тогда-то и рождалась истина и достоверные прогнозы на поиск полезных ископаемых. Зря он, конечно, мотнул на этот богом проклятый юг. Как-то там упираются всеми четырьмя его партийцы, заканчивая сезон без дуролобого начальника. Захотелось позвонить главному геологу экспедиции, порасспрашивать, но тот обещал сразу же отключиться, как только Иван Всеволодович попытается отключиться от целительного отдыха. Будь он проклят! Хо-чу до-мой…

Вздумалось побаловать старичков пельменями. Заглянул в холодильник, а там мяса с гулькин нос. Пришлось переться на базар, благо дождь моросил терпимо. В крытом рынке, где он ни разу не был, стоял тихий цеховой гул, оживляемый щебетом воробьёв, прижившихся под крышей. Оглядевшись в поисках мясного ряда, продвинулся внутрь на звучные резкие удары топора по животине.

- Привет, Каланча! – из-за нагромождения решётчатых ящиков с разноцветными фруктами на него, улыбаясь, глядела сливовыми глазами яблокощёкая женщина с выкрашенными в апельсиновый цвет волосами. – Куда спешишь?

Вглядевшись, Иван Всеволодович с трудом узнал в русской таджичке Дашу Горячеву.

- Дарья!

- Узнал-таки, - удовлетворённо засмеялась торговка.

- По глазам. У тебя самые красивые глаза, и не изменились, - польстил Каланча бывшей однокласснице. Раньше, наездом в родной город, он слышал, что она окончила экономический факультет филиала Воронежского университета, а потом и агрономический фак сельхозакадемии, и – вот! На базаре! И цветёт! И радуется! – Как живётся-то?

- Прекрасно! Как в раю! – Дарья обвела полной рукой благоухающие райским ароматом плоды. – Пропиталась насквозь и «Шанели» не надо.

- А как же… - запнулся Иван Всеволодович на следующем вопросе.

- Два образования? – догадалась она. – Так здесь всё сразу: и экономика, и сельское хозяйство, и маркетинг, только на практике. – Даша опять рассмеялась, довольная ароматным местечком.

- Хорошо платят, да? – всё пытался уразуметь причины её базарной мимикрии идеалист-недотёпа.

- Крохи, - на губах её осталась улыбка, а тёмные глаза совсем почернели. – Облапошиваю лопухов, тем и живу, - и опять засмеялась, радуясь такой жизни. – Дом построили, машину купили, магазинчик у мужа, чем не жизнь? - Ивану Всеволодовичу пришлась не по душе её разбитная радость. Он не понимал, как можно одновременно облапошивать и радоваться. – Ты-то как, насовсем или в отпуск?

- В отпуск, - скупо ответил он.

- Как был чокнутым, так таким и остался, - выдала характеристику неудачливому однокашнику успешная однокашница.

- Ладно, я пойду, - закоренелому неудачнику захотелось побыстрее отойти от дурно пахнущего прилавка. – Тороплюсь: мясо нужно к обеду.

- Давай, топай, там Манька Бардо со своим страшилой Грицацуем орудует, Красуля наша, - чересчур смешливая Дарья опять засмеялась, но в смехе её отчётливо слышались надрывные озлобленные нотки.

Маша в их классе, да и в школе тоже, была первой красавицей, очень похожей на Бриджит Бардо в ранних киноролях. Все старшеклассники млели при виде протобриджитки и тосковали без внимания Мисс Школы, а она взяла и выбрала самого безобразного из них – хохла Гришку, зато весёлого и, главное, инициативного и предприимчивого, умевшего ещё в школе изрядно подкалымить на всяких левых незаконных подработках здесь, на рынке, и в частных лавочках. В нём при рождении была заложена душа торгаша, однако он умудрился параллельно с Машей окончить педвуз, и, оказалось, зря – так и не дождались ребятки деятельного педагога.

- Здравствуй, Маня, - подошёл Иван Всеволодович к крупной яркой блондинке, смахивающей на бюргершу из какого-нибудь захудалого Зальцбурга. К её большим голубым глазам под тёмными бровями очень шли белая рубашка с кружевным воротником, голубой фартук и, особенно, высокая голубая пилотка.

- Ва-а-ня… - овальное лицо местной бюргерши расплылось в приветливой улыбке, украсившись умопомрачительными ямочками на щеках, которые так и хотелось потрогать. – Какими судьбами?

- Да вот, приехал посмотреть на тебя хотя бы одним глазком да узнать – может, передумала? – Когда-то Каланча с упоением расписывал зевающей красотке романтические геологические будни в далёких неисследованных землях и звал с собой, но бог вложил в Бордо хоть и недалёкий, но практический умишко, и она, не поддавшись на непонятную романтику, выбрала надёжную чернявую синицу вместо русого журавля.

- И что бы я там делала, в твоей тайге? – Отвергнутый соблазнитель сразу же сообразил, что так ответит ему любая женщина – и Мария Сергеевна тоже! - если он попытается любую увлечь в далёкий неухоженный шалаш за туманом, мечтами и запахом тайги. Нет, женщинам не нужны мечты и запахи, им подавай мясо, да пожирнее. – Гриша! – Из подсобки вышел огрузневший Грицацуй с ранней сединой на висках, что часто метит жгучих брюнетов.

- Ба-а, Каланча! – он подошёл и не подал ладонь для рукопожатия, а подставил её для шлепка. Так, ладонь об ладонь приветствуют друг друга не друзья, а скрытые соперники, хотя делить им теперь было нечего. – В отпуск, что ли? Или насовсем?

«Удивительное дело, - подумал Иван Всеволодович, - «местные обязательно так спрашивают, даже не сомневаясь, что они-то живут в лучших краях, откуда можно уехать только на недолгое время.

- В отпуск, - изгой давно уже сообразил, что для максимально счастливой жизни кругозор должен быть максимально ограничен – чем меньше видишь и знаешь, тем счастливее живёшь. – А вы, вижу, - выразительно оглядел изрядно раздавшиеся вширь фигуры бывших одноклассников, - живёте недурно.

Гришка откинул голову назад и задорно гоготнул, по-свойски шлёпнув бывшую первую мадмуазель по жирной спине.

- Не жалуемся. Хочешь, возьму в дело? – Грицацуй никогда не был жмотом по мелочам. Ещё в школе, раздавая друзьям всякую дребедень, он верил, что со временем из неё случится большая прибыль. – Мы скоро магазин полуфабрикатов открываем, а то здесь отходов пропадает много, могу взять тебя тяп-менеджером по разделке мяса. Телеса, вижу, ты ещё там, на Дальнем, не проел – осилишь. Учти: два раза здесь такое не предлагают.

Но Иван Всеволодович молчал, то ли ошарашенный царским предложением, то ли насмерть зациклился на бедной житухе. «И эти – магазин! Закуточная перспектива!»

- А хочешь, пристроим за прилавком, - решила и Манька помочь в обустройстве разлаженной жизни давнему поклоннику. – Директором рынка знаешь кто?

- Урюк какой-нибудь? – Иван Всеволодович и знать-то не хотел.

- Прыщ! – распухшая Бардо сделала удивлённые круглые глаза и выпятила красивые полные губы без всяких силиконов. Борька Азарх был у них в школе постоянной и безответной мишенью для злых и обидных насмешек и мелких пакостей. Обросший с ног до головы курчавыми сажистыми волосами, да ещё и с неистребимыми прыщами на впалых щеках, смазанными зелёнкой, он и учился не ахти как, зато был известен всем и каждому как безотказный ростовщик, за что и бит бывал неоднократно.

- А он что кончал? – глупо поинтересовался Каланча, решив, что уж никак не ниже Академии народного хозяйства.

- А ничего, - огорчила Маня, - он не такой дурак как мы, чтобы тратить время зазря, и сразу сюда подался. От прилавка до директора быстро вырос, но на работу, из принципа, берёт только с высшим. Теперь уже не Прыщ, а Шишка!