Грэм Джойс - Правда жизни Страница 24

Обычно, выдав такую тираду, Бити складывала на груди руки и откидывалась на спинку стула.

Марте в общем нечего было возразить, но таких речей она от Бити уже вдоволь наслушалась.

– Знаешь, мы все-таки хотим, чтобы Фрэнки переехал к нам, в Оксфорд. Когда угодно. Мы бы и учили его у нас в коммуне. Каждый по очереди. Лучшие умы страны могли бы стать у Фрэнки учителями.

Марта закусила трубку:

– Если вам так хочется забрать парня, отчего вы сами ребеночка не заделаете?

Повисло враждебное молчание. Наконец Бити сказала:

– На Кэсси ведь снова затмение находит, так? Ты поэтому меня позвала?

– Да, Бити, опять начинается. И чем старше парнишка, тем больше я за него беспокоюсь. Мало ли чего она еще натворит.

– Ты только скажи, и мы заберем его в Оксфорд. Ты ведь за этим меня вызвала?

– Нет, – ответила Марта, – не за этим.

Бити не нравилось то, что предложила Марта. Не часто она вступала в противостояние с матерью, но независимый ум и могучий дух протеста, пробудившийся в ней за время проживания в оксфордской коммуне, заставляли ее предполагать, что в некоторых вопросах она понимает больше других. Так в ее сердце началась борьба за спасение Фрэнка – а Бити была убеждена, что мальчика нужно спасать, – от мракобесов, слетавшихся к нему, словно воронье. Эта борьба могла привести к глубокому разладу в семье, разладу, которого Бити, конечно же, не хотела. Но разве могла она предвидеть эту мощь пока не понятных, но напористых сил, борющихся между собой за право выковывать душу юного Фрэнка?

Бити руководили исключительно добрые намерения, идеи прогресса и совершенствования. Ее огорчало, что Фрэнка передают из рук в руки от одной сестры к другой, как будто так и надо. Ей досадно было думать, что его воспитание и образование складываются из каких-то обрывков. Она знала, что в мире все находится в потенциальном состоянии и что потенциал можно сделать реальностью, только если крепко ухватишь события жизни и силой направишь их в нужное русло. Она доказала это собственной жизнью, пройдя путь от фабричной рабочей до студентки прославленного учебного заведения, которое окончила с отличием. Теперь она знала: главное – чтобы у тебя были возможности, а такие люди, как она, ее родные, малыш Фрэнк, всегда были этих возможностей лишены. Беда в том, что сестры ее редко сходились с ней во взглядах. Они считали, что у них жизнь удалась, просто потому что она как-то сложилась. А это не одно и то же.

Судьба. Это понятие – судьба, кровожадно клацающая зубами в поисках куска мяса, – держало ее сестер в своей пасти.

Но Бити изучала судьбу в университете. Она заглянула ей в самую глотку. Она знала, что по-гречески это слово означает «то, что написано» [20]. И Бити поняла, что «то, что написано» полностью определялось тем, кто диктовал пишущему. Так создавалось законодательство, писалась история, так распространялись идеи и ценности. Бити решила коснуться чистой страницы Фрэнковой жизни своим пером.

– Вот не ждали вас сегодня! – Ив искренне обрадовалась, увидев на пороге Бити и Кэсси. – А где же Бернард?

Кэсси и Бити прошли в переднюю – там в объятья Кэсси бросился Фрэнк. Бити втянула носом воздух, пропитанный запахом воска и ароматической смеси из сухих лепестков.

– Остался в Оксфорде. Работа. Я только на выходные. Мы с Кэсси решили свозить Фрэнка в город посмотреть, чего там нового.

– Попейте чайку сначала. – Ина, сильно щурясь, посмотрела на Бити сквозь очки в черепаховой оправе.

– Вот вернемся, тогда и попьем все вместе. Ничего, что мы его забираем?

Ив с Иной переглянулись. По правде говоря, сестры были рады избавиться от Фрэнка на пару часов. Они долго и шумно обсуждали, нужно ли ему надевать пальто.

Кэсси и Бити вели Фрэнка по Тринити-стрит к Бродгейту. В пальто Фрэнк взопрел. Бити, как всегда, не шла, а неслась. Чтобы не отстать от нее, Фрэнку приходилось бежать вприпрыжку. Его матери тоже трудно было передвигаться на такой скорости. Еще он заметил, что говорит почти все время одна тетя Бити, а мать лишь улыбается и поддакивает, хотя на самом деле все пропускает мимо ушей.

Фрэнк знал, что мать в Бити души не чает. Бити была любимой сестрой Кэсси, да и его любимой тетей, почти наравне с Юной. Но вот слушать тетю Бити – мука мученическая. Фрэнк пытался уследить за ходом ее мысли, но ему почти ничего не удавалось уловить. Похоже, Бити что-то очень злило – не настолько, правда, чтобы это испортило ей день, чтобы с кем-то ругаться, – нет, она, как и прежде, смеялась, на лице ее все так же расцветала очаровательная улыбка – будто спичка вспыхивала. Нет, она сердилась как-то в общем – и солнце не так ярко светит, как надо, и ветер не в ту сторону дует.

– Представляешь, Старую Жабу обратно пустили? Ты только подумай, Кэсси! Хуже того – у нас большинство голосов, а им досталось больше мест! И, как тебе это понравится, Аида и Олив, оказывается, за Старую Жабу голосовали!

Фрэнк и раньше что-то подобное слышал. Жаба вернулась в Жабсовет. Кое-кто из его теток этому радовался. Мать же, Бити и бабушку Марту это расстроило. А Юна, Ина и Эвелин в один голос говорили: какая разница? Фрэнк был свидетелем жарких споров о Жабе и Жабсовете. В один прекрасный день дядя Уильям и дядя Бернард пошли бы друг на друга врукопашную, не разними их дядя Том. Бабушка тогда вовсю колотила кочергой по угольному ведру, но на нее не обращали внимания.

Речь шла о Жабе с Даунинг-стрит в Лондоне, но были и другие жабы здесь, в Ковентри, они тоже не давали тете Бити покоя.

– Посмотрите-ка! Пять лет прошло, а эти лавки-развалюхи так и стоят на Бродгейте. Пять лет! А знаешь почему? Потому что в Горсовете кое-кто ждет, чтобы на лапу дали, вот почему, Кэсси.

Иногда Бити говорила «Горсовет», а иногда – «Жабсовет». Фрэнку оставалось гадать, одно ли и то же это место.

– Садик-то красивый, – кивнула Кэсси на островок на Бродгейте, выложенный торфом, ставший почти священным уголком, – там теперь росли цветы, а вокруг вместо крепостного рва с водой двигался не слишком плотный поток автомобилей.

– Да, только они так и стараются все, пардон, засрать. Опять нужны взятки – того подмазать, тому магарыч поднести. Собирались построить отличный новый город. Пока построят, тут вообще бардак будет. Теперь вот собираются одарить нас великолепным новым собором – а в городе еще коммунальное хозяйство не восстановили. Головой они думают или чем?

– А что, хорошо, – мечтательно протянула Кэсси. – Собор-то новый бы.

– Хорошо! Да не надо нам собора! Нам жилье нужно, фабрики, библиотеки, школы. Вот что нам нужно.

Но Кэсси не слушала. Она вдруг остановилась и позвала Фрэнка. Он подошел, она наклонилась, чтобы обнять его. От запаха духов у него чуть не заслезились глаза, а на щеке осталась оранжевая пудра с ее лица. Кэсси показала пальцем на портик банка у себя за спиной.

– Здесь я узнала, что ты особенный, Фрэнки. Вот тут.

Она отпустила его. Фрэнк взбежал по белым ступенькам и повис на колонне под портиком. Он заметил, как Бити покосилась на Кэсси, и услышал слова матери:

– Помню я ту ночь, когда тут все полыхало.

Прикрыв глаза и глядя на остров-сад Бродгейта, в сторону шпиля Святой Троицы и остова Святого Михаила, Фрэнк будто воочию видел адское пламя и сыплющиеся на фоне траурно-черного неба желтые искры.

– Когда-нибудь, в один прекрасный день, ты, Кэсси, должна мне все про ту ночь рассказать, – сказала Бити.

– Потом как-нибудь, – тихо, почти неслышно ответила Кэсси.

Фрэнк потерся спиной о колонну и притворился, будто ничего не слышит.

– Кэсси, хочешь в Оксфорде пожить? Со мной и Бернардом, в коммуне?

– Ой, Бити, страсть как хочу! Хочу-хочу! Нет, конечно, Ив с Иной – душки, я-то кто такая, чтоб меня так обихаживали, только я там скоро чокнусь.

– Мама хочет, чтобы ты оставила Фрэнка с ними, а сама в Оксфорд поехала.

– Господи! – У Кэсси на глаза навернулись слезы. Она всхлипнула.

– Поехали, Кэсси. Поработаешь со мной. Вместе поработаем, а там и за Фрэнком приедем. Это же ненадолго. Не нравится им, видишь ли, как мы с Бернардом живем. Но вот потом вернемся и Фрэнка заберем.

– Бити, не бросай меня!

– Да никогда я тебя не брошу. Ты что? Хочешь, я тебе честно скажу, Кэсси, – у тебя опять черная полоса начинается. Вот почему они хотят, чтобы Фрэнк немного без тебя побыл. Придется тебе со мной поработать. Дай людям помочь тебе. А я тебя никогда не оставлю, никогда-никогда.

Фрэнк слушал из-за колонны, обнимая белый камень.

17

Как Кэсси отослали в Оксфорд, где она если и могла кому-то навредить за время своей черной полосы, то только жившим там интеллектуалам, социалистам и анархистам, но не Фрэнку. Марте не хотелось, чтобы Кэсси уезжала от сына, но она опасалась, как бы дочь снова не отправили в «Хэттон», к шарлатанам в белых халатах с их электрошоковой терапией. Бити обещала, что умные головы из оксфордской коммуны, психологи и консультанты высшего класса, помогут ей.