Олеандр Олеандров - Сборник: 200 рассказов Олеандрова Страница 24

А заодно сказала ей новость что что её лучшая школьная подруга вышла замуж за итальянца и сейчас – она на пляжах загорает.

После разговора с мамой – моя жена почему-то купила очки и начала внимательно разглядывать меня.

Не знаю что она там увидела, но сейчас – она на развод собирается подавать.

Да, я знаю что будет потом – у неё будут другие мужья.

Может – будет итальянец, но вероятнее всего будут там всякие мудаки, танцоры, зэки и прочие.

Может ей повезёт с кем то из них, но вероятнее всего – не повезёт.

Ведь она ищет идеал, а идеала – нету.

И не будет у неё ни мерседесов, ни сладкой жизни, ни пляжа на берегу моря.

Ведь это как выигрыш в лотерею, а её выигрывают только единицы.

И тогда однажды вместо очередного поклонника, ей в дверь постучится одиночество.

Сначала тихо и осторожно, а потом полезет как тараканы из со всех щелей в квартире.

Будет по ночам ходить по её спальне, тихонько звать её – знакомыми голосами и подсовывать старые фотографии из давно забытого фотоальбома.

А жена будет всё стареть и стареть.

Однажды она оденет очки и внимательно посмотрит на себя в зеркало и вскрикнет от ужаса – там в зеркале – она увидит не себя.

Она увидит одиночество. Оно будет противно ухмыляться ей оттуда своим старческим беззубым ртом и строить ей оттуда самые мерзкие рожи.

И тогда она выкинет очки.

Она будет кричать ему что ненавидит его, это одиночество.

Будет умолять уйти его из своей жизни – по хорошему или по плохому.

Она даже переставит зеркало в другой угол комнаты чтобы не видеть ни его, ни своего одинокого, стареющего отображения в нем.

А потом она начнёт вспоминать всех кого она потеряла в этой жизни.

Только и останется ей в жизни – думать про это.

Каждый день.

Каждый год.

Думать – про каждого из них.

И в этом списке, наверное я буду первым.

Красиво умереть

Что толку от жизни, когда по утрам трясутся ноги, руки. Когда аппетита нету, зрение упало, челюсть выпадет и Вам уже за 70-ть? – Так думал Эдуард Павлович, старший преподаватель кафедры механики.

– Зато у меня деньги есть! – мелькнула бодрая мыслишка. И Эдуард Павлович тут же ухватил её "за хвост" и начал насиловать с похотью и сладострастием.

Его план был простой – умереть красиво.

– Ладно, жил я как гандон, скупой, скучный, педантичный.

Самому тошно.

– Зато как умру! Сдохнете от зависти!

Итак, сначала нужен был гроб.

Заказав его на пятницу, Эдуард Павлович решил распрощаться с жизнью во вторник, или непременно в среду.

Что бы в аккурат в пятницу, его немощное тело уже покоилось в гробу.

Оставалось одно – это умереть красиво. Не обосравшись при этом на смятую, нестиранную простынь. Не обрыгать всё вокруг в радиусе 2 метров, не завалиться куда-то между диваном и комодом, и там, пролежав пол дня с выпученными глазами уходить в мир иной как будто этот мир – даёт тебе пинка под зад.

– Хозяин тут я! – прошептал Эдуард Павлович. И начал набирать телефоны всех местных домов терпимости.

Он знал как умрёт: на проститутке. Самой красивой в городе.

И он нашёл её. Высокая, с длиннющими ногами и грудью как у фотомодели.

Девуля не знала что старичок планирует почить у неё между ног и спокойно раздвинула их.

Трясущимися руками Эдуард Павлович стащил кальсоны и полез туда, где он не был уже лет как 30-ть.

Что было потом?

Эдуард Павлович кончил 3 раза, но никак не отходил в мир иной. Наоборот, это длинноногая девица с трудом выползла с дивана и поволоклась к выходу. А Эдуард Павлович бодро пошёл домой. Чувствуя необыкновенную лёгкость в теле. Итак. Первый план не сработал.

Но ничего. Есть второй.

А на следующий день – ему в дверь постучали. Тихо но настойчиво.

Открыв двери, Эдуард Павлович вздрогнул.

За ней стоял гроб. Тогда он и вспомнил что сам его заказал.

– Ну и ладненько! – воскликнул Эдуард Павлович. И заказал ещё и оркестр в придачу.

Пол дня он лежал в гробу и репетировал как его будут выносить, проверял не фальшивит ли оркестр, его репертуар.

К вечеру он вылез из гроба и приступил к плану номер два.

Он решил умереть в ресторане.

Заказал все лучшие яства, чёрную икру, балычок, водку и шампанское.

Он пил и ел, танцевал и плясал. Чувствуя как скоро сдохнет… ещё немного… и сдохнет наверняка… ещё чуть-чуть…

Очнулся он утром… вокруг него плясали цыгане а половина посетителей ресторана хлопало его по плечу, обнимались и целовалось с ним. Как с родным.

– Ещё никогда мне не было так хорошо! – вдруг подумал Эдуард Павлович.

И тут осёкся – Черт побери! Ведь не за этим я сюда пришёл.

Значит снова план не сработал.

Не умер.

И репетиции с гробом продолжились.

Эдуард Павлович пригласил всех родных и друзей, лёг в гроб и каждому написал прощальную речь, заставляя читать он смотрел все ли плачут по нём. Время от времени он выглядывал из гроба и кричал что-то вроде:

– Манька! Почему глаза сухие, блядь ты эдакая!

Но всё-таки, как же красиво умереть? И вот он – план третий.

Господа, Вы не думали, что если Вы научный работник, то как же чудесно – умереть на работе. Среди академиков и профессоров.

Например от инсульта. Или инфаркта.

Но для этого, нужно что-то особенное.

Нужен был конфликт.

И им стала – лекция.

Эдуард Павлович должен был прочитать лекцию про атомный коллайдер. Во вторник.

В зале сидели человек 15. Элита академии, доценты, профессора и даже жена академика Иванова, профессор Надежда Митрофановна Иванова.

А вот и сама лекция.

Эдуард Павлович доходчиво объяснил, что атомный коллайдер – это как мужской член. А человечество – невинная девица. Которая изнемогает от похоти, мечтая о сладострастии, оргазме и оргиях. И вот, он – перед ней. Мужской член. То бишь коллайдер. Но что это?

Вонзившись в плоть… Девица визжит от боли! – Нет! Нет!

Но он, окаянный, лезет всё глубже. Остановить его она уже не может.

И хрясть! – Тут Эдуард Павлович ударил рукой об стол и опрокинул графин. – Целяк ломается!

– И что тогда? – прошептала побелевшая профессор Надежда Иванова.

– Как что? Пипец милочка! И Вам, и всему человечеству.

А мужу Вашему – особенно пипец.

Эдуард Павлович чувствовал как сердце бешено колотится в груди, но инфаркт всё ещё не наступал.

– Почему "особенно"?

– Да потому что козел он.

– Какой ещё козел? – угрожающе зашипела профессорша и начала подыматься на трибуну. – Ах ты придурок старый!

Но инфаркт упорно не наступал. И инсульт тоже.

– Уберите эту блядь от меня! – закричал Эдуард Павлович в испуге.

– Это моя жена блядь? – поднялся со стула академик Иванов с пунцоватым лицом. И глазами которые внезапно приобрели кровавый оттенок.

– Кто знает? А может я имел её? – Нагло спросил Эдуард Павлович чувствуя как ноги сгинаются в коленях. И закрыл глаза чтобы умереть.

Лишь к вечеру закончилось заседание кафедры.

У Эдуарда Павловича оказался подбит глаз и расцарапано лицо.

Но всё-таки он был живой.

Снова живой.

– А ведь академик поверил что я поимел его жену! – Щурил глаза Эдуард Павлович чувствуя как подымается в собственных глазах.

Ночью ему приснилось что он трахает заслуженного деятеля науки, дважды орденоносца, номинанта на Нобелевскую премию, профессора – Надежду Митрофановну Иванову. В разных позах.

Тем не менее, и эта попытка умереть – тоже не удалась. И репетиции с гробом пришлось продолжить.

Теперь Эдуард Павлович пригласил бригаду строителей. Из соседней страны, работящей но бедной.

Подвязав к потолку верёвки он требовал чтобы ночью, при свете свечей, его верёвками приподымали из гроба и он летал на них по комнате.

А в это время в гробу лежал макет изображающий его бездыханное тело.

– Так моя душа будет летать! – Радостно делился мыслями Эдуард со строителями. – Только почить мне надо.

Строители из соседней страны испугано смотрели, молились, но работали исправно.

А вот и она – четвёртая попытка красиво умереть. Самая отчаянная.

Это должно было совершится на дискотеке.

Эдуард Павлович купил кучу таблеток. Красивых. С нарисованными на них поросячьими рожами. Весёлых и улыбающихся.

И выпил.

Что было дальше – он помнит смутно.

Чьи-то ноги… паркет… как он полз куда-то… как хрюкал, чавкал какие-то помои. А дальше – вконец отрубился.

И вот, наступил тот миг! Он открыл глаза и понял что умер.

Вокруг – пустые стены. Ни гроба, ни мебели.

И в самом радостном расположении духа он снова отрубился.