Александр Торин - Кризис Страница 24

Я проснулся в одиннадцать утра, поехал в магазин, протянул кассиру очередную кредитную карточку, и вернулся домой с огромными картонными коробками и значительно возросшим долгом. В коробках лежало мое будущее. И, распаковав его, я начал работать.

Да здравствует изобретение человеческого гения: клавиатура, жужжащий ящик, и монитор, на котором строчка за строчкой возникает мое послание человечеству. Оно рождается из пустоты, секунду назад еще ничего не было, и, о чудо, вот уже сам собой образовался текст, в котором так легко узнать меня, мои страдания, мысли и бесчисленные опечатки . Ума не приложу, каким образом вкрадываются десятки ошибок в несколько страниц текста. Но этот мучительный процесс – впереди. Он только начинается, и я уже оказался в кювете.

Я сразу же сделал стратегическую ошибку, непростительную человеку моего возраста и житейского опыта: ваш покорный слуга начал писать предисловие, изливая потоки желчи, накопившиеся в нем за последние месяцы. Проведя за этим занятием пару часов, я обнаружил, что предисловие растянулось на десять страниц, и напоминает жалобу старого склочника в Контрольную Комиссию ЦК КПСС. Пришлось безжалостно стереть многочисленные лирические отступления, и я почувствовал, что устал и позорно хочу есть.

– Ну, ничего, дальше пойдет как по маслу, – утешал я себя, толкая перед собой тележку в супермаркете. Хлеб сегодня дорогой, зараза. Мясо и того хуже. А, черт с ним, все равно живу в долг. Мозгу необходимо питание.

Вернувшись домой, я бросил обрезки говядины на сковородку, обильно посыпав их перцем, и, даже не дождавшись, пока они прожарятся, накинулся на адскую, шипящую смесь, насытился и через несколько минут почувствовал, что хочу спать.

Момент был критическим. Если я сдамся сейчас, засну, не начав писать первую, самую сложную главу, все мои последующие замыслы пойдут прахом.

Глава упорно не желала начинаться. В десятый раз перечитывал я предисловие, все более убеждаясь в собственной бездарности. И, каюсь, заснул. Во сне все вырисовалось передо мной с чрезвычайной ясностью. Барьеры были сняты. Все очень просто, даже очевидно. Люди не понимают, или не задумываются над очевидными вещами. Итак: – Я проснулся, кинулся к клавиатуре и радостно отступил параграф.

И полилось, и покатилось, само собой, безо всякого усилия. Картинки и графики, дайте мне рычаг, и я переверну Землю! Поле распространяется в пространстве, где мой курс электричества Калашникова? Какой он был симпатичный и интеллигентный человек, мне довелось слушать его лекции, работать с ним, даже хоронить его в актовом зале нашего института. Господи, законы твои незамысловаты, по крайней мере, их внешняя оболочка. Если осознать то, что усвоено на лекциях в полукруглой аудитории, в которой деревянные скамьи изрезаны античными иероглифами, символизирующими взаимоотношения полов, значит удастся выжить в этом мире.

Глава была закончена, я с легким ужасом посмотрел на двадцать полновесных страниц и скопировал творение рук моих на диск…

Ах, какой прекрасной была эта неделя. Я спал, когда мне хотелось, вставал иногда днем, как маньяк подходил к своему, с жуткой скоростью начинающему устаревать компьютеру, и писал, писал. Дня через два мне пришлось вылезти за пропитанием в магазин. Меня тогда поразил яркий солнечный свет, режущий глаза, и зеленая листва, распустившаяся на деревьях.

К концу недели были написаны три главы. Они являли неблагодарному человечеству маленький шедевр. И навалилась роковая пятница. Проснувшись в три часа ночи, я почему-то подумал, что если меня убьют – будет обидно.

Я сидел около телефона, напряженный как струна, и обдумывал, что скажу им, какое вселенское презрение я вложу в свои, давно заготовленные слова. Телефон молчал. А, может быть, они придут, позвонят в дверь, и, поняв, что денег нет, застрелят меня? Главное, чтобы не мучили, не резали тело ножом, это, должно быть, очень страшно. Мне кажется, что если я осознаю, что через секунду это гадкое лезвие воткнется мне в сердце, в живот, перережет горло, я просто сойду с ума…

И телефон все-таки зазвонил.

– Алло? – Я вздрогнул. На улице уже светило солнце, видимо, я заснул в кресле.

– Папа? – Это звонил мой сын.

– Да, малыш, что?

– Почему ты не приехал? Я тебя жду. Мама уже ругается. Ты же обещал пойти со мной сегодня в зал игровых автоматов.

– Какие еще игровые автоматы, – рассердился я. – Ты о чем?

– Сегодня же суббота. Ты меня всегда по субботам забираешь, ты что, забыл?

– Как это, суббота? – Я ничего не понимал.

– Сейчас, я маму позову, – в трубке зашуршало.

– Погоди, – я в недоумении посмотрел на часы.

– Ты что же, совсем совесть потерял? Ребенок тебя с утра ждет, нервничает, около окна стоит, канючит, идиот: «Папа, папочка.» А папашка его дрыхнет с похмелья!

Как я был рад услышать этот истерический голос. Сейчас начнется: я переехал ее паровым катком, уничтожил, сломал всю жизнь… Просто праздник какой-то…

– Погоди, сегодня же пятница.

– Так… Совсем мозги пропил? Уже дни недели перепутал? Приезжай немедленно, я тебя ждать не собираюсь!

– Сейчас, уже выхожу, – пьянящее счастье овладело мной. – Буду, через двадцать минут.

– И чтобы без проволочек. И если ты не появишься через…

– Появлюсь, – я бросил трубку.

Ах, как я был нежен в этот день, непутевый мой малыш. Предчувствие вселенских катастроф заставляет забыть невзгоды, нищету, обреченность. Ты три часа играл на игровых автоматах, это обошлось мне в пятнадцать долларов и вызвало легкое нервное расстройство, неизбежно сопровождающее любого нормального человека при посещении подобного заведения.. Вы скажете, что я меркантилен. Нет, Боже упаси. Просто мне становится плохо от запаха пота, горелой кукурузы, и от мигающих разноцветными огоньками игровых автоматов.

Потом мы пошли в кино, такого маразма я не видел уже давно, но тебе, почему-то, происходящее на экране нравилось. Выйдя из темного зала кинотеатра, ты захотел есть. И я тоже был голоден. Мак-Дональдс, суррогат местной жизни, сдобренный ядовитым кетчупом. В который раз я сделал эту ошибку. После съедения этого символа Американской цивилизации, у меня начинаются жесточайшая отрыжка и икота. Будто, проведя всю свою юность в синагогах, проглотил католическую облатку. И Господь, хрен его разберет чей и какой, покарал тебя за вероотступничество.

Кстати, интересно, как поступал Боженька с католиками и протестантами, гугенотами и православными, лютеранами и пацифистами? Или, скажем, крестовые походы, они, вроде бы, были задуманы для его прославления, а закончились вселенским бардаком.

Ну вот, ребенок, уставший, и, под конец заснувший на заднем сидении моего Фордика, сдан законной мамаше. Я возвращаюсь в свою каморку.

Глава 12

Ах, опять звонит этот телефон. Который час? Три утра. Черт возьми, – я потянулся к трубке, уронив ее спросонья.

– Ну что, заждался небось. Слышишь меня?

О Боги! Опять этот голос.

Страх мгновенно возвращается ко мне, пронизывает все тело. Это мне только казалось, что он был придуманным, что этот звонок мне приснился, – я даже ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, в том, что не сплю.

– Ну, я надеюсь, ты деньги приготовил. Они же не дороже тебе собственной жизни?

– А… Конечно нет. Презренные бумажки. – Я неожиданно почувствовал спокойствие.

– Вот и прекрасно. Значит тридцать тысяч, наличными, и без дураков. Мы запоздали немного, уж извини. Один клиент попался несговорчивый.

– Да не за что, ребята, запоздали и будет… Вы бы еще немного отдохнули, чего там.

– Пришлось его, понимаешь, пытать. – мой собеседник зевнул. – Ненавижу это занятие, но что делать. Омерзительное зрелище. Не для слабаков…

– Угу. – Я почувствовал, что в животе у меня противно екнуло. – Только слушайте, мужики, денег у меня нет, я их в глаза не видел.

– Какой ты все-таки неразумный чувак. Ну зачем тебе это надо? Слушай, давай по-хорошему, и безо всей этой херни, ладно? Обещаешь? Не жадничай. У меня голова пухнет, мне что, больше всех надо?

– Ну, я не знаю, – я растерялся. – Но…

– Никаких но! И не вздумай никому ничего рассказывать. Иначе тебе крышка, даже если деньги вернешь. Ты меня пойми правильно, мне-то до фени, не мои деньги. Работа у меня такая, понимаешь? Ну, будет, я чего-то устал сегодня. Значит понял?

Понял, – вздохнул я.

– Ну вот и договорились. Деньги приготовь, мы заедем, заберем и дело в шляпе. Может быть, на следующей неделе. У нас еще один козел на очереди. Разберемся с ним, и сразу к тебе.

О, Господи! Разве могу я заснуть после такого звонка? Нет, только и остается, что напиться кофе и работать, работать и … Опять-таки, работать, потому что учиться мне надоело. А я еще ничтоже сумняшеся смущался, что обругал авторитеты? Да пошли вы к чертовой, если большего не сказать, матери. О чем там эта следующая глава? Страница за страницей, вот глава и готова. Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Ну и врезал я им всем. Теперь меня уже точно никуда на работу не возьмут… Ба, да на улице уже полдень, – я отодвинул плотную занавеску и прищурился от яркого солнечного света. Все, спать хочу…