Нина Садур - Чудесные знаки Страница 24

— Точно! — крикнул Алешка. — Я вспомнил!

— Я ж тебе даже окна показывал! Вспомнил теперь?!

— Вспомнил! Я вспомнил! Толян, а как тебе Димка?

— Что как? — не понял Толян.

— Как он тебе, Димка-то? Откуда он взялся?

Толян помолчал. А потом снова захохотал.

— Ты как скажешь, Алешка! Ну ты даешь!

— Да! Откуда?!

— А мы все откуда взялись? А что так темно-то? Давай свет зажгем?

— Давай, — согласился Алеша.

Толян включил свет, и оба зажмурились на миг. А потом заика оглядывался: облезлая комната с полумебелью, в углу черный узел, барахло раскидано. Нет, он здесь не был.

— Слушай, Толян, — сказал заика. — У меня что-то происходит. Я тогда уехал, я помню, книги распродал, я еще плюнул на это дело, я медбрат, мне легче в больнице эти же деньги заработать. Это я помню, а потом ничего не помню.

— Это от водки, — кивнул Толян. — Мы ж тогда пили, а ты с Димкой поехал.

— Ну да? Помню, мы с Димкой пили, это помню, и рожи какие-то, и люди странные, а времени не помню, сколько прошло, куда.

— Это водка, водка! — замахал Толян. — Ты думать брось! Сейчас опохмелимся, видишь, накрыто уже.

Стол был накрыт чистой газетой. На столе стояла бутылка водки, тарелка с хлебом, открытая банка томатных консервов и глубокая миска, полная поразительно ярких мандаринов.

— Как Новый год, — выдохнул заика, потянулся и взял холодную мандаринку, остужая ладонь ей.

— Маринка купила, — сказал Толян. — Она умная, честно, я не вру.

— Я верю, — кивнул заика.

Он поднес горсть с мандарином к носу, слегка сжал мандарин, острый летучий запах ударил в ноздри.

— Я сейчас более-менее соображаю, — сказал заика. — Я к тебе пришел, Толян, ты простой, ты поймешь. Со мной происходит, я не знаю что: это снится мне или нет?

— Рожи, ты сказал, и странные люди? — уточнил Толян.

Заика неуверенно кивнул.

— Водка, — подтвердил Толян и схватил бутылку, сорвал зубами пробку, опрокинул, набулькал в два стакана. — Пей. Они выпили.

Странно, водка показалась ему водой.

— Ты где купил-то?

— Нормально, нормально, — успокоил его Толян. — Она самая. В ларьке купил здесь. Вон их сколько теперь. Не то что мы в те годы у таксистов покупали. Сейчас все есть.

— Таксисты? — заика встрепенулся. — Были и таксисты. Потом охотники…

— Закуси, закуси! — крикнул Толян. — Хоть мандарином занюхай!

Толян совсем побагровел, даже слезы навернулись, а волосы запылали, как мандарин.

— Нет, ты лучше рассказывай, как живешь! — заорал Толян, продышавшись. — Это все видения, а как ты живешь?

— Как живу? — удивился вдруг заика.

— Да! А мы с Маринкой такое придумали! Леха, давай с нами, присоединяйся! Присоединишься?

— Да! — согласился заика, вдруг вспомнив, как бежал по улице и какой был закат.

Толян был самый надежный в мире. У него было большое рябоватое лицо, он моргал и толкался, обнимался, он помнил, кто куда пошел и на сколько исчез. На сто лет.

— Скажи, скажи, рябушки меньше стали? — Толян вертел большим лицом. — Я салат красоты кушаю. Маринка научила меня. Овес замачивать и натощак кушать. Леша, меньше, меньше ведь рябушки?

— Нет, ты скажи, как изменилось все! — пьянел, волновался Леша.

— А я говорил? — ликовал Толян. — Лучше же стало?

— Что ж лучше-то? — кипятился Леша. — Все кругом по-нерусски написано.

— А красиво, прямо под самое небо горят! — спорил, кричал Толян. — Макдоналдс, скажи, шикарно. Что мы, хуже других?

— Да ты и прочитать все это не сможешь! разозлился Леха. — Ты по-русски-то еле-еле читаешь!

— На фиг мне читать? — вскипел Толян. — Я и так понимаю, где что.

— А что, тебе нравится, как мы Америке задницу лижем?

— А что нам-то? Нам-то что? — заорал Толян. — Мы, что ли, лижем? Это правительство лижет! А мы в леса уйдем, понял? В поля уйдем!

— Я ничего нигде не понимаю! — кричал Леха. — Я во всем путаюсь!

— Ты неправильно смотришь! Ты не читай ихнее, ты по своим приметам ищи, Леша!

И тут Леша увидел, что в дверях стоит Маринка, суровая, во весь проем громоздясь, с розовым миленьким личиком.

— Ну и чего вы орете? — загудела она красивым контральто.

— Маринка! — крикнул Толян, вспыхнув влюбленно. — Мы тут с Лешкой спорим! Это наше, мужское! Тебе не понять!

— Тц, — цыкнула Маринка, и Толян толкнул Леху в бок — мол, гляди, какая…

В руках у Маринки дымилась глубокая миска.

— Кормить, кормить будут нас? — запрыгал Толян на диване, забил в ладоши.

— Не играй, не играй, Толик! — укорила певуче Маринка, поставила миску на стол.

Миска была полна дымящихся черных скользких на вид грибов. Поймав взгляд Лехи, Маринка пояснила:

— Летом собирали, Толян помогал.

— Валуи! Валуи! — подтвердил возбужденный Толян. — В деревнях, в придорожье, в рощицах. В лесу валуи, валуи!

— Где? Где?! — почему-то загорелся Леха.

— В Погребищах! Самые лучшие в Погребищах! Там места — закачаешься! Сам убедишься.

— Прям уж, там змеи, я страшно боюсь, — дернула плечом Маринка.

— Ну змеи, ну прям уж там змеи! — обиделся Толян. — Ужики — молоко пьют. А змеи, те на болоте, мы же туда не лезем. Местные тропы знают — там клюквы завались, но мы не лезем. У них тропы — качаются. Ну, прогинаются вниз, в бездну. Приедешь, увидишь.

— Ешьте, — сказала Марина.

Трое взяли вилки, стали тыкать в грибы. Грибы ускользали.

— А я тебя не знаю, — сказала Марина Лехе.

Тот испугался. Испугало ее контральто. Как поет оно внутри женщины.

— Мы-ы да-авно не виделись с То-оликом, — потянул он.

— Ты че! — Толян аж подпрыгнул. — Это ж Леха-заика. Я ж тебе рассказывал!

— А! — кивнула Марина. — Ты врач.

— Ме-е-е… — проблеял он, совсем теряясь. — Ме-ед-брат я. Ух! — и засмеялся.

— Он во такой мужик! Маринка, честно! Он друг!

— Не прыгай, — устало прогудела Маринка и, подумав, подвинула миску к Алеше.

— Ешь.

— Все?! — он изумился.

— У нас — бочка. Ты кушай.

Он пронзил гриб, сунул его в рот. Обжегшись, разжевал, валуй был хрустящий и вкусный, с душком укропа, потерянного лета.

— Ты как догадался, что мы тут сидим? — спросила Марина, внимательно проследив, как он жует.

Он вновь поразился.

— Я ни о чем не догадываюсь.

— А мы собрались посидеть, попраздновать, — кивнула она. — Только собрались, ты тут как тут.

— Я случайно, — сказал он. — По пути.

Она кивнула, не веря.

— Да как бы я догадался, — стал он доказывать. — Я сто лет вас не видел, и я вспомнил-то в тот миг… — и осекся.

В тот миг, когда он вылез из «Ямы», скуля, как дворняжка, подбитая в брюхо, слава богу, тьма была кругом. Можно было поверить, что ничего не случилось только что — пониже земли, под землей, в зале, слабо освещенном, сыром, глубоком, где столы липкие, холодные, где люди расслабленные, — чтобы думалось, все тут настоящее, но он оттуда вылез, из той ямы, оставив внизу за собой горестный вздох прощальный.

— Я был в «Яме», Толян знает.

— Знаю, — подтвердил Толян.

— А потом решил заглянуть к вам.

Марина опять кивнула, взгляд ее упал на бутылку. Брови слегка приподнялись.

— Надо выпить, — сказала она.

Толян мигом схватил бутылку и набулькал в три стакана.

— А что за праздник? — спросил Алеша.

Марина улыбнулась, ямочки проступили на румяных щеках, губы сложились ягодкой.

— Женимся мы! — крикнул Толян и захохотал, замотался по дивану.

Маринка совсем потупилась.

— Го-осподи! — вскрикнул Алеша — А тайны-то, тайны-то напустили! Ну поздравляю же! Горько!

Сердце забилось-забилось. Тепло-тепло стало в груди. Он завертелся, заверещал, замахал не хуже Толяна, стал красный, сверкающий. От нежности к новобрачным смеялся, лепетал пустяки, не слышал себя, ничего-никого не слыша, только встречная радость их слепила: влажные зубки Маринки и большие глупые Толяна хохочущего. Господи, наконец-то что-то кроме слез. Он и сам хохотал, хрустя грибами, запивая их горькой водкой. Он заметил, что плачет, удивился, но тут же понял, что это от водки, растер слезы и вновь хохотал. Наконец, изнемогши, затихли. «Люблю их, хороших», — отдаленно, как сквозь сон, подумал Алеша, это не удивило, не насторожило его, никакой тревоги в нем не было. А было так, словно он наконец прибежал куда надо. Вдруг он вспомнил:

— А что вы хотели мне предложить-то? Присоединиться-то? Типа бизнеса что-нибудь?

— Ты че?! — отшатнулся Толян. — Чур меня! За бизнес людей убивают. Нам это надо?

Марина, потемнев, кивнула.

Алеша был согласен, но захотел поспорить:

— А если мы втроем фирму откроем?

— А рэкет? А мафия? — крикнул Толян.