Раймон Кено - Вдали от Рюэйля Страница 24

— Ну и скучища же здесь, — сказал Рубядзян на английском языке.

После чего натянул сапоги.

— И потом, что это за манера принимать гостей, — добавил он на том же наречии.

Жак пожал плечами. Сел и начал набивать трубку. Рубядзян принялся насвистывать зажигательный мотив. Бюрократ посмотрел на него с презрением. Затем вновь уткнулся в консульскую писанину.

— Нужно быть полным извращенцем, чтобы жить в такой дыре, — сказал Рубядзян, используя преднамеренные англицизмы.

Он незаметно кивнул в сторону чиновника:

— Думаете, он способен прочухать инглиш?

Жак пожал плечами. Чиновник промокнул официально заверенный документ массивным бюваром.

— Lo comprendo mejor que le hablo, — said the zombi in english[163].

Рубядзян вытащил пачку сигарет и протянул ему одну.

— Gracias señor, — el bárbaro respondió[164].

После чего оскалил зубы и чиркнул по ним спичкой. Та зажглась, и он запалил свою кэмелину.

— Неплохо, — сказал Рубядзян. — Надо взять на заметку.

— Пить будете?

Жак протянул ему флягу с ромом. Обратно получил ее полупустой.

— Итак, — сказал Рубядзян.

— Я — el señor Estábamos[165], — said the zombi. — Вы еще не видели господина Сталя? «Нет». Нет? En verdad[166] вы увидите редкостного carejo (мудака).

В открывшуюся дверь вошел Сталь.

— Господа, — сказал он, низко кланяясь.

И пошел навстречу, протягивая руку кинематографическим исследователям.

— Жак Сердоболь.

Но спутник Жака представиться не успел: рухнул на пол, а из открытого рта у него пошла пена. Он засучил ногами, задергался, закричал. Сколько пены! Как будто наелся мыла, хорошего фокейского[167] мыла.

Трое присутствующих смотрят на него.

— Малярия ему впрок не пошла, — сказал Жак.

— Это то, что называют «высокой болезнью»[168]? — preguntó Estábamos[169].

— Точно.

Жаку пришлось заняться товарищем, его выхаживать; аппаратурой, ее раскладывать; хозяином, развлекать его беседой; самим собой, устраивать себе сиесту.

С наступлением сумерек Рубядзян, по-прежнему лежащий пластом, так и не почувствовал в себе настроения выходить. Сталь повел Жака ужинать в хороший местный ресторан «Король Франции», основанный в 1692 году дворянским бастардом, чьи различным образом скрещенные потомки как раз и составляли местную элиту кулинарных деятелей. Приличные обитатели Сан-Кулебра-дель-Порко особенно ценили это заведение, поскольку удобства, устроенные прямо в зале и отделенные от него всего лишь половинчатой створкой, позволяли пользователям продолжать разговор, начатый за столом, что представляло определенные выгоды во время деловых ужинов, ну а дела в Сан-Кулебра-дель-Порко делались вовсю.

Жак и консул сели за маленький столик и заказали официанту блюда местной кухни; алоэ под луковым соусом, канарейка в тесте по-гвиански, ласточкины гнезда[170], томный щавель, пирожные и имбирь, мокко в янтарных чашечках. Вина: токайское, калифорнийское бургундское, никарагуанский марк, сенегальская кислятина[171]. После всего этого пиршества, в течение которого речь шла лишь о незначительных мимолетностях, они перебрались в «Saint James Infirmary[172] Bar». Там клиентура была разнообразная, но сплошь кошелькастая; присутствовали китайцы, головорезы, коммивояжеры; пили в основном уиски. Были и женщины. Был и пианист, игравший в чикагском стиле, вместе с трубачом, демонстрировавшим весьма неплохой уровень исполнения, но в манере слишком уж армстронговской, чтобы ее можно было назвать оригинальной.

Вентиляторы работали с полной отдачей. Консул и Жак сели на прохладную плетеную банкетку, официант в белом чесучовом пиджаке подошел к ним и принял заказ. В результате им принесли джин-физз[173]. На площадке танцевало пять-шесть пар. Некоторые женщины были довольно красивы.

После нескольких глотков у Сталя пробудился интерес к личности собеседника. До этого он рассказывал лишь о том, что касалось его самого, его, консула всех стран в Сан-Кулебра-дель-Порко. Он успел поведать гостю о различных стадиях своего сифилиса, своей малярии, своих гепатических колик, своей тоски, своего алкоголизма, своего одиночества, своей желтой лихорадки, своей гонореи, своего отчаяния и теперь вопрошал сам. Он спросил, что станет итогом этой экспедиции. Фильм. Несомненно. Документалка о борхерос, индейцах необычайно диких. И как же прошло путешествие. Бог ты мой, обычные заморочки. Не говоря уже о крокодилах, тиграх и ягуарах, были комары, желтая лихорадка, черная рвота, стрелы с курарой, не говоря уже об отсутствии женщин, которое создает, конечно, благоприятный климат для борьбы с венерическими заболеваниями, но все же, не говоря уже об отсутствии женщин. Сталь это понимал. Сейчас пригласим сюда двух. Он подозвал официанта в белом чесучовом пиджаке, сообщил ему о своем спешном пожелании заполучить еще два напитка и попросил его попросить двух приятных и одиноких особ присесть за их столик. Подошли две девушки, высокие, на редкость хорошо сложенные, в платьях на голу кожу. Они сели, понадобились дополнительные напитки. Так как оркестр опять взялся за дело, они сказали, может, потанцуем, но кавалеров это не особенно интересовало, и девушки принялись курить и болтать меж собой.

Сталь возобновил прерванный разговор. Стало быть (стало быть), жить в такой затерянной дыре, как эта, невозможно, однако он в ней все-таки жил. А почему? Из-за чего? Он был здесь, потому что сам этого захотел. Захотел, вот и все объяснение. Он был здесь потому что. Короче, история печальная с самого начала. История, связанная с женщиной. Жить в такой затерянной дыре, как эта, невозможно, сказал Сталь, однако он в ней все-таки живет. Можно спросить почему. Смотришь на всех этих типов, европейцев, которые живут в Сан-Кулебра-дель-Порко, и спрашиваешь себя, как они могут жить в Сан-Кулебра-дель-Порко с ее лихорадками, комарами, татуированным солнцем, в ужасной скуке этой тропической, влажной и суррогатной жизни. Он, Сталь, здесь, потому что сам этого захотел, ну, в общем, захотел, вот и все объяснение, и потому что, вот еще одно объяснение. Жить в эдакой стране вот так вот без причины все же невозможно, а его причина это женщина. А вы? Можете даже не отвечать. Все всегда из-за этого. Всегда одна и та же причина, всегда один и тот же повод. Какая-нибудь печальная история. Какая-нибудь история, связанная с женщиной. Какая-нибудь печальная история, связанная с женщиной. Ах эти женщины, мсье.

Да уж, приехать в Сан-Кулебра-дель-Порко, чтобы выслушивать здесь все это.

— Вы ведь тоже, не правда ли, ну признайтесь.

— Точно. Я — тоже.

— Вас обманула женщина?

— Нет. Я ее любил, а она меня нет.

— О-ля-ля, что я и говорил. Что за жизнь. Всегда одна и та же история. Одна и та же тягомотина. А вас не утомляет все время страдать из-за женщин?

— Еще как, — вздохнул Жак.

— Как все это банально.

— А женщины, — спросил Жак, — женщины, которые живут здесь, они здесь тоже из-за каких-нибудь мужчин?

— Мне по фигу, — сказал Сталь.

— Потанцуем? — спросила одна из приглашенных за стол.

— Я — нет, — сказал Сталь.

Жак встал. Девушка, которую он выбрал, ему улыбнулась, и они упорхнули, скользя по лакированной танцплощадке.

— Я слышала ваш разговор со Сталем, — сказала цыпочка. — Старый мудак.

— Это почему же?

— Любовь это прекрасно, даже если от нее страдаешь.

— Вы действительно так думаете?

— Вовсе нет. Я сказала это только для того, чтобы сказать, что Сталь — старый мудак.

— Понятно.

— Нет, кроме шуток, скажите мне, ну что может быть для мужчин интереснее историй, связанных с женщинами, а для женщин — историй, связанных с мужчинами?

— Не знаю.

— А что вы здесь делаете?

— Я только что провел полгода в диких лесах, где снимал борхеросов, индейцев, как вам конечно же известно, необычайно диких.

— Нужно быть полным извращенцем, чтобы выделывать подобные штуки.

— Точно. Или на душе должно быть тяжело.

— Из-за женщины.

— Точно. Сталь считает это банальным. А я с этим ничего не могу поделать.

— Ты ее любил?

— Вроде того.

— Оказалась злюкой? Вертихвосткой? Стервой?

— Я бы не сказал.

— Изменила? Оскорбила? Бросила?

— Я уже и сам не понимаю.

— Бедный мальчик.

Ногтем указательного пальца она щекочет ему ладонь. Музыка закончилась. Они вернулись за стол.

— Ну как, — спросил Сталь. — Жизнь бурлит?

— Спасибо, — сказал Жак.

Сталь и его подруга возобновили серьезную дискуссию по поводу наркотиков. Вторая пара вернулась к своим сентиментальностям.

— Значит, это была сильная любовь.

— Похоже на то, — сказал Жак. — Но только с моей стороны.