Альфредо Конде - Человек-волк Страница 24

Так и будет, ибо я тоже попрал устои и мне удалось если не одержать над ними победу, то, по крайней мере, преодолеть их; но, сделав это, раскаявшийся и трепещущий, запинающийся от страха, я не пытаюсь подняться над своим простым и низким происхождением, всячески показывая, что ни над кем не возвышаюсь и не собираюсь возвыситься.

Таким образом мне удается добиться того, что все ощущают себя выше меня. И тем самым я пробуждаю и разжигаю в них желание быть снисходительными и простить меня. Доброта — это удел сильных, и я предстаю перед ними в качестве существа слабого и нуждающегося в защите. Я злодей, потому что беден и слаб и не наделен никакой благодатью. Они же добрые, потому что сильные. Вот в чем разница. Легко быть великодушным, если ты могуществен. Я признаю за ними право решать за меня. Проявлять свое великодушие. Быть богами и распоряжаться жизнью. Я позволяю им быть тем, чем был я.

Они знают, что слабость порождает покорность, и мое поведение освобождает их от подчинения, от которого они всегда страдали. И еще они понимают, что завидуют мне. Или, скажете, никто не хотел бы безнаказанно наслаждаться, как до недавнего времени это делал я, нагими телами жертв, беззащитным объектом тысячи похотей, родившихся в моем необузданном воображении перед тем, как овладеть ими?

Однако я прекрасно отдаю себе отчет в том, что одновременно внушаю им страх. Поэтому люди смотрят на меня с опаской и недоверием. Смотреть на меня означает преодолевать идущий из глубины веков ужас. Если нам удастся убедить их, что я не несу ответственности за страх, который порождают мои преступления, и не получал от них никакого особенного удовольствия, то мы выиграли. И тогда я останусь жив. Об этом я думаю, когда вспоминаю речь прокурора, вновь размышляя о содержащихся в ней положениях, и слышу его звучный голос, торжественно и высокопарно разносящийся по залу:

— Если есть опасения, что кто-то из девяти пропавших опровергнет решение судей, то почему в тех случаях, когда имеется в наличии состав преступления, нет опасений, что другие, более авторитетные свидетели или иные, более яркие доказательства разобьют наголову те, что послужили основанием для вынесения приговора? Какое значение могут иметь для истины и правосудия пути, которыми удалось затемнить их?

Прокурор — упорный человек. Он во что бы то не стало решил добиться ратификации приговора, вынесенного в Альярисе, а для достижения этого все средства хороши. Он, по его словам, руководствуется чувством долга. И еще тем, что обязан защитить граждан от безумца, каковым, как он утверждает и будет утверждать, я являюсь. Да не даст ему Бог когда-нибудь удостовериться в этом.

— И что же, вы хотите еще большего ужаса? Вы только представьте себе, что будет, если убийца, называющий себя Человеком-волком, останется на свободе.

Прокурор Бастида особенно не церемонится. Он знает, о чем говорит. Дон Педро недавно был у меня и предупредил об этом. Сначала он оглядел камеру, склонился над широким каменным подоконником, созерцая через решетку море.

— Отсюда корабли Непобедимой армады уходили сражаться против коварного Альбиона.

Потом он повернулся ко мне и сначала утешил, исполненный отеческой ласки, а затем предупредил, что Фейхоо уже наущает правоведов, ходит в солидные дома на улице Сан Андрес и в Старом городе, например, во дворец Корниде. Как я понимаю, то, о чем продолжал вопить прокурор Бастида, являлось следствием этой усердной деятельности:

— Вы что же, хотите поверить в наивное утверждение, будто перед вами человек-волк, и собираетесь открыть клетку, чтобы этот хищник-убийца оказался на свободе?

Затем он засунул большие пальцы рук под мышки, поместив их в проймы жилета, выставив напоказ свое жирное брюшко, хотя на самом деле хотел выпятить грудь, и, исполненный самодовольства, которое он не позаботился скрыть, продолжал утверждать:

— Так вот, это наивысшее из безумств, еще большее, чем то, которым, по его словам, страдает преступник, надеющийся таким образом обрести защиту. А посему я прошу подтвердить приговор. Это требование прокурора. Суд же решит так, как сочтет подобающим.

Если я всегда хотел, чтобы обо мне говорили, то совершенно очевидно, что мне никогда не удавалось добиться этого в той мере, в какой я этого достиг в дни между одиннадцатым и пятнадцатым июля 1853 года: именно тогда прокурор и мой адвокат по очереди выступали в зале суда. Когда я услышал, как прокурор задает свои заключительные вопросы, я вообразил себя вновь на свободе, мчащимся по знакомым дорогам, и тут я задал себе следующий вопрос: буду ли я вновь убивать, если выйду на свободу? Сейчас я тоже задаю его и сам себе отвечаю, что не знаю, но теперь для меня это уже не имеет никакого значения.

Теперь я располагаю иным оружием, иными средствами, гораздо более подходящими для достижения моих целей, ибо кое-что изменилось. Зачем же иначе я пишу эти воспоминания, записываю обрывки мыслей, рождающиеся у меня в сознании вместе с чувствами, что эти воспоминания вызывают? Я всегда полагался на волю чувств. Мой разум не позаботился о том, чтобы сбить их с пути и направить в другое русло. Наоборот, он лишь дал им крылья. Помог удовлетворить их. Кого-то это удивляет? Но разве разум — это единственное, что правит миром?

Идею написать воспоминания мне подал Мануэль Руа. И произошло это, когда он, не знаю уж, сознательно или как бы случайно, обронил, что уже составляет обзор ведущегося против меня судебного дела. Он рассчитывает, что его опубликуют, напечатав в типографии вдовы Антонио Йенеса в Мадриде. Уже подписан контракт на издание книги. Он хочет, чтобы она вышла сразу после оглашения приговора. Он молод и честолюбив. Но я тоже еще не стар, и у меня непочатый край тщеславия, так что, если кто-то перейдет мне дорогу, вполне возможно, я вновь прибегну к убийству, я нисколько в этом не сомневаюсь; правда, потом я постараюсь вымыть руки мылом, которое можно купить в некоторых португальских аптеках. Поэтому вопрос не в том, буду я убивать или нет. Вопрос в том, выйду ли я на свободу.

Пусть на этот вопрос отвечают газеты, ибо если меня освободят, то именно они будут самыми вероятными виновниками этого; ведь именно они, после того как дело было рассмотрено судьями третьего отделения территориального суда Галисии, раструбили повсюду о нем во всех мельчайших подробностях.

У меня есть все основания говорить это. И еще многое из того, что я утверждал до сего момента относительно огромной власти прессы: о ее способности создавать благоприятное или прямо противоположное мнение о людях; или раздувать самые пустяковые события, многократно усиливая их; или гасить отзвуки самых грандиозных дел, сводя их до такой малости, чтобы никто не обратил на них никакого внимания, и напротив, все бы только и говорили об искусственно раздутых событиях, тех, которым без всяких на то оснований было придано столько значительности. Все, что я говорю и говорил, станет совершенно понятным, если вы узнаете, что, когда окончательный приговор находился в процессе рассмотрения, в суд был доставлен конверт с документами, которые я имею удовольствие воспроизвести в полном виде.

Министерство Правосудия.

Ваше сиятельство!

Девятнадцатого числа сего месяца через Министерство иностранных дел был передан возглавляемому мною министерству следующий королевский указ:

10 числа сего месяца консул Испании в Алжире доводит до сведения господина министра иностранных дел следующее:

Идя навстречу пожеланиям, высказанным мне как в устной, так и в письменной форме профессором мистером Филипсом, имею честь приложить к сему посланию, на тот случай, ежели Ваше Превосходительство сочтет уместным, передать его господину министру правосудия, письмо упомянутого профессора, чьи мысли происходят из прочтения в мадридских газетах отчета о деле, возбужденном судом Альяриса против Мануэля Бланка, приговоренного к высшей мере наказания за ряд преступлений. Мистер Филипс, уже приобретший своими изысканиями в избранной им научной области определенную известность в ряде европейских столиц, которые он посетил, находясь проездом в сем городе, приступил к чтению курса лекций, посвященного изучению нового научного принципа или фактора, названного им Electro-biologie; лекции сопровождаются практическими опытами, призванными проиллюстрировать удивительные результаты, которые дает сей метод. Присутствуя на одном из собраний, имевшем место в театре, я сам смог их наблюдать и считаю своим долгом удостоверить результаты, фигурирующие в материале, приведенном в ежедневной алжирской газете «Акхбар», за № 1629 от 26 июня, экземпляр коей прилагается, дабы Ваше Превосходительство самолично могли убедиться, что среди прочих произведенных эффектов особо выделяется превращение индивида в разъяренного волка; под сим разумеется обретение таковым потребностей и наклонностей сего хищника. Не усмотрев вследствие этого никаких преувеличений в письме, направляемом мистером Филипсом господину министру милосердия и правосудия, я как следствие не счел в какой-либо степени неприемлемым дать ему ход, с коей целью и имею честь передать его Вашему Превосходительству для подобающих целей, прилагая также еще один номер алжирской газеты, содержащей сокращенный перевод отчета о деле против Бланка, опубликованного в мадридских газетах. Отдавая должное истине и в подтверждение сказанного мною, имею честь также передать вам вкупе с вышеупомянутым заявление, подписанное несколькими почетными гражданами сего города, свидетельствующими, что все изложенное в письме профессора мистера Филипса достоверно. В соответствии с королевским указом, переданным господином министром иностранных дел, я передаю его Вашему Превосходительству для ознакомления, сопровождая сие вышеупомянутым письмом мистера Филипса и прочими приложениями, указанными в донесении консула Испании.