Таня Валько - Арабская дочь Страница 25

— Я больше не выдержу, она убьет себя, — шепчет мать, слыша стон, доносившийся из спальни Малики.

— Доченька любимая, Малика… — Старая ливийка входит в комнату на цыпочках и садится на край кровати. — Расскажи мне, что на самом деле тебя гнетет, поплачься.

— Я никому ни на что жаловаться не буду! — Женщина с размазанным макияжем и спутанными волосами садится на кровати. — Это мое дело.

— Так не пойдет. Ты здесь, с нами, у нас сердце болит, когда мы смотрим на твои страдания. Если тебе что-то не нравится в Гане, если ты больше не хочешь здесь жить, быть может, уедем, возвратимся в Триполи? Там уж наверняка все утихло, ты вернешься к своим обязанностям, сменишь обстановку и все забудешь. Что ты на это скажешь?

— Я никогда не сдаюсь, мама.

После этих холодных слов пожилая женщина выходит, а Малика идет в ванную и приводит себя в порядок.

— И меня не сломает какой-то отвратный негритянский черный хрен! — шепчет она со злостью своему отражению в зеркале.

С того дня Малика начала вести себя как обычно, стала чаще посещать спортивный зал и меньше пить. Она берет с собой Марысю на прогулки или в кофейню, а на выходные организовывает вылазки в парки и к океану. Однако огонь в ее глазах угас, резче стали морщинки вокруг губ и на лбу, уже не так часто слышен ее громкий хрипловатый смех.

— Я пришел попрощаться. — Квафи, как всегда вежливый и тихий, входит в бюро Малики.

— А куда ты уезжаешь? — спрашивает арабка, приподнимая голову от груды бумаг.

— Наконец-то я получил место с министерстве, — с гордостью сообщает ей Квафи. — Через два-три года наверняка выеду куда-нибудь работать. Может быть, в Ливию?

— Не советую. Хочешь, я дам тебе почитать кое-что из этих дел? — саркастически говорит Малика.

— Нет уж, это все в прошлом. Мир идет вперед и, как защитник прав человека, должен тебе сказать, что становится лучше.

— Ты молодой и такой наивный… — Женщина вздыхает, думая о грузе опыта, который она несет.

Квафи с грустью и чувством вины смотрит на потухшее лицо подруги. Он должен ей рассказать, иначе она будет мучиться и надеяться до конца жизни.

— Знаешь, Анум выехал в Вашингтон, — несмело начинает он, а Малика сжимает губы.

— Угу. — Она делает глубокий вдох, так как от одного звучания любимого имени хочется плакать. — Это прекрасно.

— Я должен был тебе это сказать. Он открылся мне перед вылетом, потому что хотел, чтобы я тебе это передал. Его жена до чертиков ревнива и не одобряет никаких связей на стороне. Знаешь, эта дамочка из местного высшего общества. Училась в Штатах, вот и насмотрелась на моногамию.

— Да-да… — Малика делает вид, что поддерживает разговор, но только и думает о том, чтобы ее приятель поскорее вышел из кабинета и она могла зареветь как белуга.

— Анум из порядочной, интеллигентной семьи, а это значит, что там никогда не пахло ни деньгами, ни связями. Единственное, что у него было, — это мозги. После возвращения из Америки девушка нахваталась каких-то националистических идей, и ей захотелось выйти замуж за обычного местного парня. Анум ей понравился, и она заставила своего папочку, который сидел в то время на высокой должности в правительстве, пригреть его и оказать ему поддержку. По сути, это она протащила Анума в дипломатию. Он никогда ее не любил, но женитьба на ней была его единственным шансом сделать карьеру. После того как у них родился первый ребенок, он смылся работать в Ливию, а потом, вернувшись, сделал второго, но уже никуда не мог выехать — женушка присмотрела для него прекрасное местечко в министерстве. Положение фантастическое, да и деньги приличные. Если бы он заикнулся о разводе, то, скорее всего, оказался бы на улице вообще без штанов. Она бы все у него отобрала, не колеблясь, а волчий билет закрыл бы для него даже неперспективные двери.

— Какой бедняжка! — иронично бросает Малика, чувствуя уже, что из глаз вот-вот потекут слезы.

— Ты должна знать, что у него не было выхода.

— Вот и поехал в Вашингтон… А в какой должности?

— Заместитель консула, — признается Квафи.

— Может, жизнь сейчас и нудная, зато спокойная, — утверждает Малика, сердце которой снова превращается в ледышку. Один-единственный человек в состоянии хоть чуть-чуть смягчить эту гордую женщину: Марыся изо всех сил старается отвлечь тетку игрой или разговорами.

Для Малики, работающей в посольстве, ежедневные дела становятся рутиной. Женщина опять возвращается к своей любимице. Она осыпает ее деньгами на бижутерию и тряпки, забрасывает подарками, все больше балуя племянницу. Возвращение Дарьи к матери не волнует Малику. Теперь она вообще не допускает мысли о возвращении Марыси к Дороте. Родитель тот, кто воспитывает и любит, а не тот, кто родил. Ей запали в сердце слова колдуна вуду, который посоветовал ей отдать чужих детей, но что этот старый дурак, в конце концов, знает? Просто случайно попал в точку. Малика снова стала посещать дипломатические ужины, коктейли и рауты. Жизнь возвращается в свою колею, состояние души обманутой любовницы тоже.

— Малика Салими, посольство Ливии, — представляется она высокому, немного сутулому послу Эритреи, который, наверное, по ошибке пригласил обычного атташе на народный праздник.

— Очень приятно, я слышал о вас много хорошего и часто видел на наших нудных дипломатических встречах, — отвечает мужчина красивым баритоном, слегка растягивая слова, и стискивает ей ладонь. — Поговорим после моей речи, — добавляет он и вздыхает: — Когда уже эта работа наконец завершится?

— Буду признательна. — Малика, приятно застигнутая врасплох, отходит, чтобы не мешать.

Посол, вместо того чтобы беседовать с высокопоставленными гостями, обмениваться мнениями о политических делах, экономических проблемах и событиях культурной жизни, включаясь в разговоры о женах, детях, памперсах, школе, концертах или путешествиях, сидит на деревянной лавочке в тени огромного фикуса и масляными глазами смотрит на Малику. Ей весьма льстит это неожиданное обожание. Посол Эритреи — исключительно красивый мужчина с типичными для его этнической группы чертами лица. У него высокий лоб и длинный узкий нос, кожа намного светлее типичной африканской, глаза черные, миндалевидные, губы узкие и красиво изогнутые. Малика каждый раз сравнивает его с Анумом и приходит к выводу, что ее бывший любовник с широким носом-картошкой, большими негритянскими губами и круглыми, как пуговицы, глазами был просто уродом.

— Вы долго уже здесь находитесь? — начинает вежливую беседу посол.

— Какое-то время, но пока еще не припекло так, чтобы захотелось вернуться. Вполне терпимо, бывает даже интересно. — Женщина для куража делает большой глоток виски с колой.

— Что ты пьешь с таким удовольствием? — переходит он на «ты».

— «Мазут», так в Ливии мы называем коктейль из «Джонни Уокера» с колой, лимоном и льдом. Может быть, из-за его цвета. А ты чем расслабляешься?

— Апельсиновым соком. Я мусульманин, — поясняет мужчина, не отрываясь глядя Малике в глаза.

— Ну что ж, я тоже, — разговор, который до сих пор не клеился, сейчас становится еще более натянутым.

— Я работал в Триполи, но не могу помянуть добрым словом то время. — Эритреец грустно смотрит перед собой.

— Ливия даже для ливийцев нелегка, не то, что для иностранцев. Выдерживают только самые крепкие или отчаянные, — с усмешкой произносит женщина, а, договорив, встает и направляется к выходу.

— Я нудный, правда? — Мужчина берет ее за руку и не позволяет отойти.

— Нет, просто я устала. Можешь представить: работа, дом, обязанности…

— Может, встретимся в какое-нибудь более удобное время и в более спокойном месте?

— Окей, не вопрос, — говорит Малика, хотя в душе просто воет от желания сказать «нет».

— Мириам, не будь свиньей, пойдем со мной, — молит тетка племянницу, так как отдает себе отчет, что сама не выдержит этого ужина. — Он такой неподвижный, вялый, совершенно безжизненный, ух!

— Так зачем ты с ним договариваешься? Я тебя не понимаю. — Девочка смотрит на мир трезво и честно. — Позвони и откажись. Скажи, что у тебя голова болит.

Она смеется, потому что часто слышала, как тетка увиливает таким образом от нежелательных свиданий.

— Не выйдет, Мириам, это же посол. — Малика садится, расчесывает взлохмаченные волосы. — Жаль мне его было, вот и согласилась. Такой красавец и такой соляной столб. Я с ним усну один на один. — И она смеется, представляя себе такую ситуацию.

— А что я буду с этого иметь? — торгуется девочка.

— Съешь отличный изысканный ужин, — дразнит ее тетка.

— Фу! Я хочу горбушку с «нутеллой»!

— Хорошо, я куплю тебе те туфли Massimo Dutti, которые ты присмотрела.

— Ну что ж, тогда собираемся и вперед. Надеюсь, там будет хорошо, нужно думать позитивно, jalla, jalla!