Александр Зиновьев - Иди на Голгофу Страница 25

После этих моих слов партийный чиновник велел гнать меня в шею. Он крикнул вдогонку, что, если я попадусь на его пути или он услышит, что я занимаюсь своей антинаучной агитацией, он велит выслать меня из города. Он не заикался при этом. Путь для продолжения его блестящей карьеры был открыт.

Выслушай и поверь

— Я все время полемизирую с собой, — говорит мой собеседник — На сей раз предметом моей внутренней полемики была причина, которая и привела меня сюда.

— Если бы я рассказал про свою жизнь, никто не поверил бы, что это все было на самом деле, — сказал я себе.

— А ты и не рассказывай, — ответил я опять-таки сам себе, — все равно же не поверят.

— Верно, — сказал я (теперь уже не разберешь, что тут есть утверждение и что возражение), — но все-таки жаль, что так никто и не узнает, как я прожил жизнь. Подохну скоро, и все исчезнет. И будет так, как будто бы ничего и не было. А ведь я прожил жизнь дай Бог всякому, есть о чем рассказать.

— Это тебе самому кажется, что есть о чем рассказать, — усмехнулся я, — А для прочих людей это все суть сущие пустяки. К тому же люди покрупнее тебя исчезали бесследно. А сколько таких было, есть и будет?! И жизнь их наверняка поинтереснее твоей. Да что люди! Целые общества исчезли, не оставив никакой памяти о себе. Целые миры! Звезды! Галактики! А тут какое-то ничтожество, о котором даже не было ни одного упоминания в могучем книжно-журнально-газетном потоке нашего времени.

— Ну и что?! — возмутился я, — Плевать мне на Галактики, звезды и общества. Их много, а я один. Для меня моя жизнь важнее и интереснее, чем, например, эволюция некоей звездной системы за тридевять земель. Вдумайся сам внимательнее в эту проблему! В самом деле, какое тебе дело до того, что за тридевять земель произошел какой-то странный взрыв сверхогромной звездной системы, в которой было два миллиарда планет, населенных секстильонами и квантильонами живых существ? Ты же не астроном, не философ и не член общества «Знание». Ты на этой мировой катастрофе гроша ломаного не заработаешь. А вот то, что тебя в ближайшее время на пенсию попрут, это действительно проблема!

— Верно, — согласился я, — проблема.

— А за что, спрашивается? Работаю я не хуже других. И уж, во всяком случае, не хуже молодых ребят и девчонок, которыми теперь буквально кишит наше учреждение.

— Чудак, — грустно сказал я, — попрут, потому что заведующий на твое место хочет взять молоденькую смазливую блондиночку. Он за обещание устроить ее в наше учреждение уже и взятку получил. И приличная любовница будет. Ненадолго, конечно. Как только она устроится здесь, она найдет себе покровителя посерьезнее. Но это потом. А пока…

— А пока надо меня выпихнуть (выпереть, вытолкнуть, выбросить, списать сколько для этого слов есть!) на пенсию. Смешно сказать: даже мое мизерное место кому-то понадобилось. А я оказался неспособным постоять за себя даже на этом примитивном уровне. Почему?

— Вот именно, — торжественно заявил я, — почему? Хотя бы для этого стоит рассказать о своей жизни.

— Но кто тебя будет слушать? — съехидничал я, — Что было в твоей жизни заслуживающего внимания других людей? Тем более никто же не поверит, ты сам говоришь.

— Не беда, — нашел я выход из затруднения, — можно найти человека, который за плату согласится выслушать меня и поверить. И вот я, как видите, здесь. Много, конечно, я заплатить не могу — зарплата у меня мизерная. Но по силе возможности… Я понимаю, чем больше платишь, чем внимательнее тебя слушают и больше верят… Но я на многое не претендую. Хотя бы немного выслушайте, хотя бы чуточку поверьте.

И я слушаю очередную печальную и унылую историю человеческой жизни. И верю в ней каждому слову. Человеку надо верить. Верить людям есть обязанность Бога.

Цинизм

Есть явления, которым я не знаю общего названия, но роль которых познал сполна: это явления, которые лишают святости человеческие чувства, мысли, намерения, порывы, отношения. Это цинизм, пошлость, скабрезность, наглость, бесцеремонность и прочее в том же роде. Мы с Антиподом проходили мимо самого шикарного ресторана в городе. Вдруг я через окно увидел Ее в компании мужчин и женщин, судя по виду- артистов. Я замер от неожиданности и от смысла увиденного. Антипод проследил мой взгляд, понял, в чем дело.

— А я ее частенько вижу тут, — сказал он с презрительной усмешкой, — Какой же ты все-таки юнец! Нашел в кого влюбиться! Банальная и посредственная потаскушка, пытающаяся сделать хотя бы малюсенький шажок в жизненной карьере за счет смазливой мордочки и соблазнительных форм.

— Но она же не виновата, — возразил я. — Ну да, — сказал он, — ее совратили, развратили, вынудили. Не будь таким наивным. Если человек не захочет сам быть совращенным, его никто не в силах совратить. Можно изнасиловать, но не совратить. Тут совращение добровольное и расчетливое. Уверен, и родители тут постарались. Они ведь заботились о счастье единственной и любимой дочери. Наверняка они сами пригласили того человека, от которого зависело зачисление ее в труппу театра, и подсунули ему свое свеженькое, испеченное специально для совращения и разврата чадо.

— Пусть так, — говорю я, — Зачем это видеть? Мы же не подглядываем за людьми в туалете. Так зачем нужно заглядывать за кулисы жизни?! Можно ведь смотреть лишь на сцену, причем издалека.

— Эх ты, — сказал он, пожимая плечами, — А еще Бог. Жизнь есть не спектакль, а сражение. В нем все есть цена и все есть кулисы. Плюнь на нее. Не стоит она того, чтобы мучиться. Что, тебе других баб мало? Да с твоей внешностью такую красотку можно найти, что…

— На Небесах, — сказал я, — не ищут возлюбленных. Там их предназначают. Она мне…

— Хватит ныть, — сказал он, — Видишь, пара девчонок на нас поглядывает? Заткнись и следуй за мной!..

Но из нашей атаки ничего не вышло.

— Пошли вы к черту, — сказала одна из девиц, закуривая сигарету. — Мы своих ребят ждем.

Со мной чуть истерика не случилась от смеха, когда я посмотрел на выражение лица Антипода.

— Вот б…и, — сплюнул он, когда мы отошли немного, — Что творится с народом? Страшно прикоснуться к человеку…

Хаос мыслей

Религия не должна быть скучной и унылой. И не должна быть стадной. Она должна быть индивидуальной и жизнерадостной, вернее, жизнеутверждающей.

Она не должна унижать людей. Никакого коленопреклонения и ползания на четвереньках и на пузе! Стоять и ходить прямо, с достоинством! Долой смирение! Да здравствует бунт, отвага, бесшабашность, беззаботность!

О болезнях

Христос ничем не болел. Но я в это не верю. Просто он не успел заболеть, ему было не до болезней, его не обследовали даже в районной поликлинике. Я тоже не болею, если не считать геморроя — признака божественности. Это значит, что я не считаю болезнями то, что считают болезнями другие люди. Поскольку я человек без постоянной работы, без прописки и без паспорта, я не существую для общества. И не могу пользоваться бесплатным медицинским обслуживанием. Когда я приводил в порядок зубы у частника, я заплатил ему все, что смог приработать за полгода. За мной некому ухаживать во время болезни. И негде отлеживаться, так как я обязан днем покидать помещение, где ночую. Потому я вообще исключил понятие «болен» из своего лексикона в отношении к себе. И как может болеть сам исцелитель?

Однажды я снизил температуру у больного, а у самого температуре подскочила до сорока. Ночевать пришлось на скамейке на бульваре хотя было холодно. После той ночи мне все недомогания кажутся пустяками.

Я и Антипод

— То, что ты болтаешь, забавно. Но, извини за грубость, это шарлатанство.

— Верно. Моя работа действительно болтовня, то есть разговор по душам. На Западе эту работу выполняют особые специалисты. Они пользуются уважением и получают большие деньги. На пять процентов их умение идет от науки, на девяносто пять процентов — шарлатанство. У нас таких специалистов официально нет. Их функции выполняют бесчисленные любители и немногие нелегальные профессионалы вроде меня. Мы тоже шарлатаны, причем на все сто процентов. Но западное шарлатанство не имеет никакого отношения к душе, тогда как наше целиком и полностью есть дело души. Наше шарлатанство от Бога. Христос ведь тоже был шарлатаном.

— А чем он кончил?!

— А что было потом?!

Богиня

Если бы мне пришлось выбирать одно из двух — мировое признание меня в качестве творца новой религии или хотя бы один час обладания моей Богиней, — я выбрал бы второе.

Проблема номер один

— Теперь, — сказал я Балбесу после того, как он проспал целые сутки, женщины.

Балбес за эти две недели проникся ко мне таким доверием, любовью и преданностью, что вытянулся по-военному, щелкнул каблуками и сказал «есть». Сначала Я прочитал ему короткую вводную лекцию.