Канта Ибрагимов - Дом проблем Страница 25

— Может, я вам немного цифры подправлю? — не без сарказма предлагает Мастаев.

— Не хами!.. Смеется тот, кто смеется последним. И вообще, ты-то чему радуешься?

— Радуюсь свободе, демократии!

— Получишь хаос, анархию и бардак!

«В старом капиталистическом обществе дисциплину над трудящимися осуществлял капитал постоянной угрозой голода» (Ленин).[31]

Этот плакат в фойе Дома политпросвещения Мастаев раньше либо не замечал, либо его только что повесили. В любом случае эти лозунги теперь его не интересовали. Потому что он явился сюда на сей раз в несколько ином качестве — по крайней мере выборы более не намечаются, народ вроде определился, да и пригласил его Кныш не специальным уведомлением, а лично позвонил.

— Понимаешь, Мастаев, — почти дружески говорил Кныш. — Ну, понятно, дуру-жену не избрали, не избрали остальных толстосумов и партократов из «Образцового дома». Ну а я, я ведь потомственный пролетарий, военный, взятки не брал и ничем не запятнан. А меня не избрали. Свои же, русские пенсионеры не избрали. Зато теперь пакуют баулы, готовятся бежать.

— А зачем бежать? — удивился Мастаев.

— А затем, что вы, чеченцы, оборзели. Все посты забрали.

— Так выбрал народ. Ни одной подтасовки, вы это знаете.

— Знаю, оттого еще больше злюсь. А понять никто ничего не может. Вот ты, Мастаев, за кого голосовал? Вот видишь, не за меня, друга, шефа, благодетеля, а небось, за какого-то неизвестного, но своего, чеченца. Да? Вот видишь, национализм. Ты еще горько пожалеешь об этом. Иди! Постой. Попроси мать помочь.

— Вы тоже уезжаете?

— Насчет себя еще не знаю, а жена — переезжает точно. Впрочем, какая она жена — мы подали на развод. Выпьешь? — Кныш достал из шкафа бутылку коньяка. — Теперь здесь пить можно, да и нужно. Хоть закури, посиди немного, один пить не могу.

Они сидели около часа. Под конец Кныш предложил:

— А хочешь, иди к Самохвалову в газету. Ты ведь кое-чему научен. Зарплата там не ахти, но если с головой, то теперь везде деньги можно сделать.

— Нет, — категорично отказался Мастаев, после последних выборов в его глазах Кныш как-то резко сдал, стал невзрачным, и Ваха был уверен, что отныне избирательная эпопея для него закончилась. И как бы в подтверждение этого, уже будучи в просторном фойе, он заметил, что уже секции «Гласности. Демократии. Свободы» нет. Уже нигде роскошных ковров нет. Пусто так, что каждый шаг эхом отдает. Кругом изменения, лишь «Общество «Знание» на месте и там фотография: лидеры СССР и США обнимаются, улыбаются, довольны.

Не менее их доволен и сам Мастаев. Почему-то Вахе кажется, что эти действительно свободные выборы прошли не без промахов и ошибок, однако он, как и все общество, по его мнению, стал гораздо взрослее, самостоятельнее, мудрее. Все это он сравнивал со своей любимой игрой футбол, где его и только его, зная его скорость и мастерство, выдвигают в нападение, дают пас, а дальше все зависит от него, от его смелости, способности и удачи. И если он забивает гол, какова радость его команды и как его не любят соперники. Вот так и произошло: не любят теперь жильцы привилегированного дома Мастаева и его мать. И если ранее все это не скрывалось и доходило не только до оскорблений, но даже и до рукоприкладства, то теперь, именно после этих выборов, многое изменилось. Нет, не стали Мастаевы зажиточнее жить, и при бешеной инфляции их стол все скуднее и скуднее. И жильцы «Образцового дома» не стали хуже жить, имея богатства, а главное информацию, они уже заранее перевели свой капитал в драгоценности, недвижимость и доллары. И если какой-то год ранее, когда была «холодная война» и СССР во всем противостоял США и один рубль стоил всего полтора доллара, то теперь произошла негласная капитуляция и за один доллар дают более ста рублей, и эта планка все растет. И поэтому состоятельные люди, имея доллар, могут купить все что угодно. Но что за напасть?! Когда была крепкая советская власть, да и сами жильцы «Образцового дома» были у власти, это богатство нельзя было афишировать, все было под запретом, даже дачу построить чуть больше курятника — настоящий вызов, хотя строили. А теперь вроде жильцы «Образцового дома» еще у власти, у исполнительной власти. А вот Верховный совет или законодательная власть — это новая элита, новые люди, которых избрал народ и этот Верховный совет уже открыто говорит об ошибках партии, уже покушается на святая святых — власть в республике, уже обвиняет власть имущих в мздоимстве, кумовстве, беспринципности и некомпетентности.

В такой ситуации почему-то жильцы «Образцового дома» считают, что все эти невзгоды из-за председателя избиркома Мастаева: не помог он соседям в нужный час. Да кто такой Мастаев?! В порошок бы стерли. Да время иное: за ним как символ новое веяние, новый Верховный совет. Жить по-старому не дадут, о грешках напомнят. А не легче ли на новом месте с «чистого» листа начать? И, наверное, поэтому в «Образцовом доме» впервые за все время его существования, а это ни много ни мало — около полувека, началась некая паника, которая выразилась в том, что многие жильцы, и не только русские, армяне и евреи, а даже коренные чеченцы и ингуши, спешно свои квартиры, а значит и посты, стали сдавать и выезжать за пределы республики.

«Образцовый дом» — всегда образец. И по его примеру в Чечено-Ингушетии начался какой-то массовый психоз: все русскоязычное население стало из республики буквально бежать. В воздухе витали всякие слухи, нагнетался какой-то необоснованный страх, и это было не в одной Чечено-Ингушетии, а по всей стране, и это подавалось в прессе, по телевизору. Об этом пели ведущие музыкальные группы. Все призывали к переменам, к протесту, к бунту.

Все эти политические катаклизмы Мастаева Ваху не интересовали. Он от всех скрывал, но, после того как Мария вышла замуж, жизнь ему казалась серой, однообразной, бессмысленной. Теперь же, после свободных, демократических выборов, он просто ожил, вдохновился. Вновь по выходным, и как дополнительный праздник, иногда посреди недели, он с удовольствием играет в футбол. Вернулся на свою предпринимательскую стезю, опять поставляет в Грозный из Макажоя и окрестных сел продовольствие. Его прибыль понемногу возрастает. И тут проблема, которую он понять не может. Чечено-Ингушетия — нефтедобывающая и нефтеперерабатывающая республика. Все это — монополия государства, а нефтепродуктов почему-то резко не стало. И если бы это случилось только в Чечено-Ингушетии, то можно было бы сказать — местный саботаж. Но эта ситуация по всей стране, словно кто-то в центре краник перекрыл, да ходит слух, что некие силы, пользуясь неразберихой, то есть гласностью, перестройкой и демократией, всю нфеть продают за валюту на запад.

Предпринимательство Мастаева зиждется на скоропортящейся продукции, и если хоть немного бензин в республике есть, то он должен его приобретать, не то его товар сгниет. Однако бензин — дефицит, значит, согласно новой рыночной экономике, на него большой спрос, цена топлива резко подскочила. На такой же уровень поднять цены на питание невозможно — покупательская способность большинства населения очень низкая. В экономике это называется диспаритет цен, и ни в какой, ни в плановой, ни тем более в рыночной экономике это невозможно. Однако это сложившийся факт. И Верховный совет заявляет, что этот кризис сознательно спровоцирован некими могущественными силами в Москве и на местах.

Вахе не до политики. Надеясь, что вот-вот ситуация выправится, на что есть власть, тем более свободная власть, — он все еще продолжает заниматься своим предпринимательством, а цена на топливо просто скачет. И он получил первый убыток, второй, потом влез в долги, крах, стал все распродавать, все, что покупал, лишь одно оставил: пластинки классической музыки и проигрыватель. Это и футбол — единственное утешение на фоне предпринимательского банкротства Мастаева.

Теперь у него масса времени для футбола. Вечерело, была осень, прохладно. Ваха шел со стадиона «Динамо» мимо типографских зданий, как кто-то его окликнул: в окне улыбающийся бывший секретарь парткома Самохвалов, видать, навеселе. Кивком он пригласил Мастаева. Выпивку, тем более пиво, Ваха никогда не любил, а тут жажда мучила, да и поговорить хотелось. Так и устроился Мастаев работать в издательско-типографский комплекс «Грозненский рабочий», где Самохвалов был уже около года директором.

В результате свободных выборов впервые избран руководителем республики чеченец. И конечно же везде твердят, что отныне главное не преданность коммунистической партии, а личный профессионализм. Однако ленинский принцип, точнее лозунг, еще над Грозным висит, и посему на бюро обкома решили дружбу не отменять и поэтому первое и второе лицо чеченцами быть не могут. Бааев, к тому же он в Верховный совет не избран, должен свой пост покинуть, да у него за плечами опыт и рвение трудиться, так что понизили — инструктор. Чтобы это как-то компенсировать, для его сына Альберта нашлась должность в аппарате правительства, понятно, не министром, зато начальником вновь созданного отдела «Поддержки предпринимательской деятельности и новых форм собственности».