Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория Страница 25

И я уставилась в окно, на деревья, так чудесно и так опасно преображенные ледяным ливнем.

Глава 11

Береславский

6 декабря 2010 года. Приволжск

Перед тем как окончательно покинуть гостиницу, Ефим еще раз внимательно осмотрел обесчещенный автомобиль.

Поднял со снега серебристую кошку, выдранную из капота, – ее так никто и не спер, ЧОПовцы бдительно следили за двором. Сюда явно могли зайти только те, кто здесь жил. Либо кого нельзя задерживать.

Осмотрел колеса. Ремонту они не подлежали: зимнюю «липучку» даже не прокололи, а просто пробили боковую поверхность чем-то вроде «фомки».

Береславский как будто подсчитывал убытки. И одновременно напитывался гневом и яростью, которые частенько заменяли ему отсутствующую природную отвагу.

В принципе, случившееся не стало для него сюрпризом.

…«Хвост» он заметил еще в первую ночь, после того как они покинули гостеприимное придорожное кафе. В темноте все фары одинаковые, но когда Береславский свернул заправиться, темный «Форд-Мондео» не преминул сделать то же самое.

Это не было подозрительным.

Не было бы.

Однако колонка, у которой остановился Ефим, не сработала. И он потерял минут пять на то, чтобы передвинуть машину и предупредить оператора заправки.

«Мондео» не уехал. Значит, подождал.

Еще километров через сорок Ефим остановился у очередного кафе, так как дамы захотели в туалет. «Форд» остановился тоже. И снова двинулся в путь, как только «Ягуар» вышел на трассу.

Теперь все стало ясно окончательно.

Поэтому утром следующего дня он пользовался своим автомобилем очень специфически: демонстративно отвез на нем дам в музей, зашел с ними внутрь, сдал с рук на руки приятелю-экскурсоводу, после чего покинул здание через один из служебных выходов. Пешком.

Центр города был действительно небольшим, поэтому поначалу даже кругловская «шаха» не потребовалась. Профессор без помощи авто – впервые за многие годы бизнеса – попал вчера аж на три деловые встречи.

Первая – и, возможно, самая важная – с Виктором Петровичем Шевелевым. В рыночной, холодной и прокуренной, пельменной. С высокими, на длинной центральной ноге-подставке, столиками, на которых стояли густо парящие тарелки. А едоки были в основном краснолицые и крепко проспиртованные. Береславский уже не помнил, когда последний раз посещал такое заведение. А Шевелев, возможно, и вообще не посещал.

Уж очень у него был породистый вид. Волевое лицо с тонкими, но жесткими чертами. Офицерские усики под прямым дворянским носом. Наверное, и личная отвага имелась – Ефим знал, что этот опытный хирург успел поработать в Центре медицины катастроф и имел в послужном списке несколько командировок в места стихийных бедствий.

Так что Виктор Петрович Шевелев трусом, несомненно, не был. Но разговаривал с Ефимом Аркадьевичем более чем осторожно. Да и то предварительно внимательно изучив письмо от друга Береславского, седого московского доктора.

– У нас тут, знаете ли, условия не столичные, – полуоправдываясь, пояснил Шевелев. – Это в Москве можно порвать с одними и примкнуть к другим. А здесь – вертикаль в чистом виде. Раз – и безработный. А у меня дочка только что родила. И жена – инвалид.

– Я понимаю, – мягко сказал Береславский. – И не думайте, пожалуйста, что мне самому нравятся приключения. Все надо сделать максимально естественно, по возможности ни с кем не ссорясь.

– Как это вы себе представляете – «не ссорясь»? – ухмыльнулся Виктор Петрович. – На кону – четыреста миллионов рублей. Тринадцать миллионов баксов. И – не ссорясь?

– Почему четыреста? – не понял профессор. – Я слышал про двести пятьдесят.

– Губернатору выделили еще сто пятьдесят, – мрачно сказал Шевелев. – Из госрезерва.

– Это здорово, – обрадовался Береславский. – У вас тут и в самом деле медицина цивилизуется.

– Ага, – разозлился Виктор Петрович. – Цивилизуется. Всю европейскую помойку сюда свезут. По моим оценкам, в откат три четверти уйдет. А то и четыре пятых.

Сказал – и тут же пожалел о сказанном. Но видно, наболело.

– Три четверти – это подло, – спокойно сказал Береславский. – От пяти до десяти процентов – нормальный маркетинг. Но тоже сумма приличная. С новыми-то условиями. Нам с вами точно хватит.

– Боюсь, так хватит, что и не встанешь, – явно желал завершить опасный разговор Шевелев.

– Я не меньше вашего боюсь, – честно сознался Ефим Аркадьевич.

– Вот и отлично. Здесь не только должности можно лишиться, – Виктор Петрович уже начал застегивать дубленку.

– Еще три минутки, пожалуйста, – мягко остановил его профессор. – Изменение бюджета вызовет отмену предыдущего тендера?

– Обязательно. Команда уже прошла. В конце недели все появится на сайте областного правительства.

– А следующий тендер когда будет объявлен? На новую сумму.

– Нам дали три недели на проработку.

– Кто пишет условия?

– Мы, но… – замялся Шевелев.

– Под диктовку, – договорил за него Береславский. – Кто диктует?

– Некто Калинин. Артем Денисович, – видно было, что Шевелев уже жалеет о столь далеко зашедшем диалоге.

– Откуда он?

– Москвич. «Росмедспецпоставка».

– Ваши подчиненные согласны с условиями тендера?

– Все возмущены, – Шевелев низко нагнул побагровевшее лицо. – Нам же здесь жить. Но что от нас зависит?

– Многое, – не согласился профессор. – Пара-тройка малозаметных технических условий в тендер – и протащить абсолютное говно станет гораздо сложнее.

Все, что Ефим услышал, он аккуратно записал в блокнотик.

– Значит, давайте так, – подытожил Береславский. – Первое: вы лично ни в чем не участвуете. Второе: тексты, пришедшие от Артема Денисовича, должны сначала попасть к нам. Мы посоветуем, что и как добавить, чтобы не подставлять ваших спецов и облегчить жизнь нашим. Третье: в случае удачи на маркетинг уйдет не более десяти процентов. Клеркам – разработчикам тендера заплатим за риск. И не менее трети вам. Если уволят – хватит на небольшую клинику.

– А если убьют? – криво усмехнулся Шевелев.

– Смотри пункт первый, – улыбнулся Береславский. – Убивать не за что. Вы лично – не при делах.

Расстались с Шевелевым, договорившись о следующей встрече. В Пскове. Подальше от бдительного губернаторского ока. Договорились и о спецсвязи. Так что не столь уж и далек был Ефим Аркадьевич Береславский от истины, когда представлял себе поездку в древний русский город как поход нелегала на вражескую территорию.

Даже из заведения выходили по одному. Но это уже не только из-за конспирации. Просто Ефим Аркадьевич не смог покинуть забегаловку, не доев вкуснейших пельменей. Причем как своих, так и шевелевских – Виктор Петрович до еды так и не дотронулся.

Перед второй встречей пришлось немножко погулять – беседа с начальником областного департамента здравоохранения закончилась быстрее, чем планировал Береславский. Ефим даже не ожидал, что прогулка вызовет столько удовольствия: городской центр за последние сто лет практически не изменился. Немцы сюда, слава богу, не дошли. А у своих не дошли руки – в одной Москве сколько всего надо было взорвать и разрушить.

Вот так город и устоял, весь старый надволжский район – в двух– и трехэтажных домишках. Много было совсем древних построек: первый этаж – каменный, оштукатуренный, как правило, оттенком охры, второй – бревенчатый. На таких домиках особо странно смотрелась неоновая и светодиодная реклама. Странно, но не ужасно, отметил про себя Береславский. Даже, наоборот, придавая старинному городу некое эклектическое очарование.

Наконец – предварительно, как Штирлиц, оглядевшись – он зашел в небольшое рекламное агентство. Его хозяин – один из давних Ефимовых знакомцев – уехал в Москву, разрешив Береславскому воспользоваться комнатой переговоров. Отсутствие приятеля тоже было на руку: Ефим вовсе не хотел притягивать неприятности на головы друзей.

Павел Александрович Скоробогатов – начальник департамента по связям с общественностью – уже пришел, разговаривал с заместителем директора. Кое-что его департамент тут постоянно заказывал, так что и визит Павла Александровича был вполне оправдан.

Ефим Аркадьевич с почти юным Скоробогатовым лично знаком не был, но, во-первых, и к нему имелось рекомендательное письмо от общего знакомого, а во-вторых, до отъезда в Англию Павел Александрович – а тогда просто Пашка – изучал рекламу по учебнику Береславского. Словом, представление друг о друге они имели.

– Ну что, поприжали вас тут? – улыбнулся профессор.

– А что, где-то еще не прижали? – улыбнулся в ответ оксфордский питомец.

Они отлично понимали друг друга. И что, несомненно, радовало профессора, текущее худосочное состояние российской политической жизни, когда парламент вновь стал «не местом для дискуссий», не приводило ни одного из них в сопливое уныние, часто свойственное творческой интеллигенции.