Борис Евсеев - Красный рок (сборник) Страница 25

– Эй вы там! Сходите за доктором! Я уже прочистил синьору Гоббини уши. Теперь черед доктора довершить остальное!

Однако радости в произносимых словах не было. Захотелось бросить шпагу, взять вместо нее в правую руку смычок.

Мессер Джузеппе посмотрел на свою правую руку и даже поднес ее – мягко закруглив кисть – к подбородку. Маленькая капля крови, расплывшись пятном, уже стала подсыхать, но пахнуть еще не перестала…

Воспоминание о дуэли подействовало. Поэтому собрались быстро: ноты, холщовый мешок для скрипки и отдельный, длинный, кожаный для смычка, томик стихов Катулла, начало собственной рукописи о свойствах звука, сыр и бутылка «Кьянти» были уложены, рассованы по карманам, закинуты за плечо, словом, заняли предназначенные им места.

Перешмыгнув серый от сумрака, еще прохладный монастырский двор, мессер Джузеппе и посланец архиепископа Корнаро вскоре оказались у скрещения дорог. Налево и вниз ветвилась дорога – почти тропка – к морю. А вот направо ответвлялась настоящая, хорошо укатанная дорога к холмам. Там она вливалась в тракт, уводивший на юг, к Риму.

Не успел мессер Джузеппе озаботиться выбором пути, как невесть откуда взявшийся посланец сказал:

– Все остальное, великолепный синьор, прошу поручить мне! Только я один знаю – уж вы мне поверьте – и как уберечь вас от бед, и как доставить вам радость. И без всяких длиннот и хлопот! Поэтому советую повернуть к холмам.

– Как тебя зовут, доставщик радости?

– Федериго Аннале. Теперь я ваш слуга, великолепный синьор, – снял шляпу посланец и снова беззвучно рассмеялся.

– Твой смех не нравится мне, – сказал мессер Джузеппе, полуобернувшись на ходу к слуге. Он хотел добавить что-то еще, но, передумав, ровно и широко зашагал к холмам.

Дорога забирала все выше. Песчаные, поросшие чертополохом холмы становились каменистей, круче. По мере продвижения вперед стали как из-под земли выскакивать редкие, невидимые издалека сосны, мелкий гранатник, остролистые кусты – начались предгорья.

Слуга молчал. Молчал и мессер Джузеппе.

Так в молчании шли они в течение довольно долгого времени. Солнце, тем временем выпутавшись из волн Адриатики, стало щекотать спины беглецов, у которых от быстрой ходьбы и крутых подъемов начинало сбиваться дыхание, а на лице и в подмышках проступил пот.

– Все. Баста. Теперь нас не догнать, – выдохнул внезапно слуга. – Посмотрите, великолепный синьор, какое живописное место! – крикнул он в спину ушедшему далеко вперед новому своему господину.

Место и впрямь было превосходным.

Слева, внизу, как бы вполоборота к смотрящим, искрился меловой обрыв. Его обкручивала широкая, хорошо убитая дорога.

Ну а здесь, наверху, где стояли господин и слуга, сплошной стеной выстроились кривоватые сосны и попадающиеся всё реже высокие пинии. Уже нагретые солнцем, розоватые стволы пиний источали приятный запах смолы-живицы…

Решено было сделать привал. Достали вино, хлеб, зеленоватый овечий сыр. Кроме того, Аннале извлек из своего мешка баранью копченую ногу и неожиданно сказал:

– Вы только не пугайтесь, великолепный синьор, но… Как бы это помягче сказать… Аннале-то я Аннале… Но в то же время…

Здесь Федериго Аннале согнул правую ногу в колене, а потом дернул ею: раз, другой, третий. Грубый крестьянский башмак свалился с ноги в траву.

Вместо пятипалой ступни тупо блеснуло маленькое, грязноватое, широко раздвоенное копытце. Над копытцем рыжим огнем полыхнула шерсть.

– Дьявол! – крикнул мессер Джузеппе и, вскочив, бросился бежать.

– Куда же вы, великолепный синьор? – вновь и в который раз за утро хихикнул Федериго. – А холщовый мешок с вашей бесценной скрипкой?.. Да и не резон вам бежать назад. Уж больно горячая встреча ждет вас близ монастыря!

Тут в сердце у мессера Джузеппе что-то перевернулось. А перевернувшись, мягко и бережно подсказало: дьяволок этот не так уж и страшен! И пожалуй, действительно лучше остаться, чем возвращаться. А поскольку простодушный музыкант всегда доверял своему внутреннему слуху и бушевавшей в нем внутренней разноголосице, то…

Словом, мессер Джузеппе вернулся и сел на услужливо простеленный слугою плащ.

– Ну-с, – сказал Аннале, – теперь, когда вы знаете, кто я, могу, великолепный синьор, сообщить вам и другое. А именно: я на некоторое время приставлен служить вам. Готов предупредить любое желание. Вы это желание умишком своим жалким еще осознать не успели, а уже оно на губах у меня, скачет словечком, буковками прыгает! И прошу заметить: при таком комфортном предоставлении услуг вы ничегошеньки мне не должны. Ни цехина, ни скрупула.

И никакой продажи души! Ни-ни.

Словом, ничего из того, что про нас, низких воздушных духов, болтают, я от вас не потребую. Ну, разве только вот что: не сопротивляйтесь вы ничему, молю вас! Пусть все происходит, как оно происходит! А вы – вы не вмешивайтесь. Вы ведь только свидетель, не так ли? Простой свидетель, хотя и со смычком в руках, – съязвил напоследок слуга.

– Значит, если напали на женщину или кто-то играет на скрипке, как дровосек на пиле, я должен молчать?

– Именно, именно так, великолепный синьор! Звук, он, знаете ли… того… Ну, словом, о настоящих свойствах звука вам пока лучше ничего не знать.

– Так не бывать же всему этому никогда! А тебе я сейчас отсеку уши и обрежу твои поганые копыта!

– Вот уж этому, блистательный синьор, точно никогда не бывать, – хмыкнул в ответ Аннале. – Да у вас и шпаги нет. Я вам другое предложу: не хотите ли прокатиться в Рим? Припасть, так сказать, к Святому Престолу? Откупить грехи ваши? Ну, само собой, и я с вами!

– Так тебе и в Рим вход не заказан?

– Мне-то? Меня в первую очередь там и ждут! – Еще мельче, как заводной клавесин, рассмеялся Аннале. – Дьявол и Бог, как мне кажется, давно обо всем договорились! Только об этом пока нигде толком не сказано.

– Ты лжешь, негодяй!

– Я? Ничуть. Да посудите вы сами. Гляньте в небо голубенькими своими глазками! Наверху – чистота, порядок, мир и спокойствие… А глянув в небо – сразу опустите глаза долу. В этом контрастном соотношении – небо-земля – как раз все высокие договоренности ясно и читаются. Так что – договорились, договорились! Это только у вас, на земле, людишки никак не договорятся.

– Ты лжешь, – снова, но уже с немалой долей печали, повторил мессер Джузеппе.

И все-таки проехаться в Рим согласился.

Да и что было здесь, на песчаных холмах и в предгорьях, делать? Скучать? Тешить беса? Жевать иссохшую баранью ногу? Нюхать смолу-живицу розовых, вызывающих легкое отвращение пиний?

Солнце давно стояло в зените, когда мессер Джузеппе и слуга его Федериго Аннале спустились с холмов на одну из малолюдных дорог, бегущих из Венеции, через Падую, Анкону и Пескару – в Рим.

– Скоро должен проехать почтовый дилижанс. Я, пожалуй, спрячусь там, – Аннале указал на сизые, запорошенные серебристой, плотной, словно бы лунной пылью кусты, – ну а вы, блистательный синьор, сами с возницей поговорите. Попросите взять нас с собой, места должно хватить. Словом, вмешайтесь, впутайтесь в это дело, – сладко закруглил свою речь Аннале. И бочком, бочком отступив в сторону, быстро скрылся в кустах.

– Не дернуть ли в Рим самому? – буркнул себе под нос мессер Джузеппе. – А пожалуй! Хоть без слуги и нелегко…

Не успел он довести эту мысль до конца, как послышался перестук копыт, грохот колес, донеслось поскрипывание, конское ржание…

Из-за разрезанной пополам гигантским ножом песчаной горы показались двое верховых. За ними шатаемый из стороны в сторону неровностями дороги экипаж.

– Но это не почтовый, – с удивлением произнес мессер Джузеппе.

«Ну, да все равно», – добавил он про себя.

Всадники, увидев одиноко стоящего, худого, до смешного горбоносого человека в сером летнем плаще, в легкой фетровой шляпе, с мешком за спиной, – остановились.

– Кто вы, синьор? – крикнул один из всадников, всматриваясь пристально в лицо путника.

– Я Джузеппе Тартини, фехтмейстер и музыкант из Анконы. А вы сами кто?

Всадник, задавший вопрос, что-то сказал своему спутнику и подъехал ближе.

– Мы – охрана специального посланника Его Святейшества, – сказал он и еще сильней выставил вперед свою черную бородку, охватившую по краю желтовато-коричневое, пергаментное лицо. – Не знает ли синьор фехтмейстер поблизости какой-нибудь харчевни? Наши люди проголодались. И еще у меня сомнение, – добавил, несколько понизив голос, всадник с бородкой, – та ли дорога? Может, мы свернули на какую-то из боковых ветвей?

– Все дороги ведут в Рим, – вдруг почему-то на всадника обозлясь, громко и хрипло отчеканил мессер Джузеппе.

– А вы сами… – начал было всадник.

И в тот же миг раздался радостный крик возницы:

– Он!

Вслед за криком почти одновременно прогремело два выстрела.

Всадник с бородкой стал с горячей каурой лошади сползать вниз.