Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя? Страница 25

— И что ты собираешься делать? Надеюсь, ты посвятишь меня и маму в свои планы?

— Конечно, — весело сказал Карен. — Прямо сейчас, если хочешь. Зачем мне что-то от вас скрывать? Просто я люблю эту женщину и буду любить всегда. Это моя учительница, Олеся Водяная, Олеся Глебовна. И я собираюсь на ней жениться, как только будет возможно. Когда я могу жениться, папа? В шестнадцать?

Ашот был абсолютно не готов к подобному разговору.

— Карен… ты серьезно? — прошептал он, чувствуя, что теряет почву под ногами.

— Серьезнее не бывает! — отозвался сын. — Так когда я могу жениться?

Ашот и понимал, и отказывался понимать. Никакие строгие приказы успокоиться, взять себя в руки и хладнокровно, обстоятельно убедить сына в его заблуждении не помогали. Да он и не сможет ни в чем убедить уверенного в себе и целиком поглощенного первым и, видимо, серьезным чувством мальчика. Карен неожиданно самостоятельно распорядился своей жизнью. Она была его личным достоянием, а он сам никогда не был ничьей собственностью, в том числе и родительской.

Ашот искренне пожалел жену: как она перенесет чудовищное известие? И как он сумеет ей все рассказать? Чуткий Карен догадался обо всем и предложил с подкупающей добротой и заботой:

— Маме я могу рассказать все сам. Так будет, наверное, лучше. Но вы, в свою очередь, должны предоставить мне полную свободу в обмен на мое обещание учиться.

Джангиров-старший мучительно размышлял, что теперь делать. Прежде всего, ни в коем случае не разрушить дружеских отношений с сыном, не потерять его доверия, найти компромиссное бескровное решение. Какое? Не разрешить же ему в самом деле спать с учительницей, а потом преспокойно на ней жениться?! Ни он, ни Маргарита никогда не согласятся на это, как бы они ни любили Карена. Где же подходящий вариант? Такая нелепая честность старшего сына… Лучше бы он обманул, соврал что-нибудь… Что за дикие мысли приходят ему в голову!

— Давай позовем сюда маму, — продолжал Карен. — Пусть она тоже все узнает от меня сейчас.

"Пусть, — равнодушно подумал Ашот. — Теперь совершенно безразлично, когда, кто и как все узнает…"

Он встал и открыл дверь в коридор. Марго бродила от стены к стене и, увидев мужа, остановила на нем испуганный вопросительный взгляд.

— Не волнуйся, рыжая, — сказал Джангиров, чтобы хоть что-нибудь сказать. — Будем надеяться, все образуется… Карен хочет сам тебе рассказать обо всем.

— Обо всем — это о чем, Ашот? — прошелестела Маргарита. — Что-нибудь очень страшное, да?

— Ничего страшного, — вздохнул муж. — Кроме того, что мальчик вырос, а мы с тобой почему-то не заметили. Как большинство родителей… Только, умоляю, не впадай в панику, этим ты ничем и никому не поможешь, здесь нужно все решать как-то иначе…

Окончательно замороченная, перепуганная Рита робко вошла в кабинет и с тревогой взглянула на сына. Он широко улыбался, полностью убежденный во взаимопонимании.

— Мама пришла, как ты хотел, — сказал Ашот, усаживая жену рядом с собой. — Расскажи ей… как-нибудь… поосторожней…

Предостережение отца Карен проигнорировал. Он не желал понимать ничьих тревог.

— Мама, я хочу, чтобы ты больше ни о чем не беспокоилась, — с безрассудной смелостью начал Карен. — Со мной все хорошо и даже отлично. Учиться я не брошу и поступлю, как ты мечтаешь, в университет. Только параллельно с университетом я собираюсь жениться. Весной я окончу школу, и тогда…

Маргарита содрогнулась от ужаса. Ее ребенок, ее крохотный мальчик с теплыми лапками, ее самая дорогая частичка уходит от нее! Куда, к кому, для чего? Неужели она теряет его сейчас — почему, зачем? Нет, так просто и легко она его ни за что не отдаст, она его не отпустит от себя ни на шаг — своего маленького мальчика, темноглазого и привязчивого, как щенок. И Маргарита нанесла первый удар, заодно подставив и мужа, который явно не хотел решительных действий.

— Разве папа согласился на твой новый образ жизни? А вопрос о браке просто рано обсуждать: тебе еще только пятнадцать.

Карен нахмурился, улыбку сразу стерло с его лица.

— Мне надоело без конца слышать о том, сколько мне лет. Я и сам прекрасно это знаю. Кстати, вашего согласия ни на что не требуется: я просто поставил вас в известность — и больше ничего.

Такой наглости не выдержал даже Ашот.

— По-моему, ты чересчур много на себя берешь, — заметил он, поглаживая вздрагивающие пальцы Маргариты. — И несколько рановато. Ты просишь не говорить больше о твоем возрасте, и это справедливо. Но все же, прости, Карен, сколько же лет твоей избраннице? Просвети нас с матерью.

— Двадцать семь, — небрежно уронил Карен, делая им великое одолжение. — Прекрасный бальзаковский возраст…

Ладонь Маргариты в руках Джангирова стала ледяной. Он в тревоге посмотрел на жену и увидел побелевшее и сразу осунувшееся постаревшее лицо.

— Тебе плохо, рыжая? Что-нибудь дать?

— Ничего не нужно, Ашот, — прошептала она. — Тут уже ничем не поможешь…

Маргарита сказала правду. Карен смотрел непроницаемо и равнодушно. Он был сделан из камня, в сравнении с которым проигрывал даже несгибаемый журналист.

Ашот встал и начал отмеривать шагами кабинет.

— Давай все же определимся. Я не разделяю твоего настроения и не думаю, что для тебя полезно и разумно продолжать вести подобный образ жизни, который ты нам с мамой сейчас предлагаешь одобрить.

Карен удивленно поднял брови, вновь непроизвольно и незаметно для себя повторив манеру Олеси.

— Всегда вести себя разумно невозможно. А иногда просто необходимо стать очень неразумным и совершенно неуправляемым. На время, конечно. О вашем согласии я уже говорил, зачем повторяться? Оно мне не требуется.

Когда-то Маргарита гордилась, что у нее такой умный, талантливый, целеустремленный сын. Теперь ее колотила нервная дрожь от его холодного, трезвого ума, от его ледяного тона. Ашот молчал. Дипломат от природы, он привык не отступать, даже натыкаясь на глухую стену, и обычно всегда настойчиво и вежливо ломал сопротивление, не применяя грубой силы. Но здесь действие было равно противодействию, словно журналист боролся сам с собой, пытался победить свою волю… Он продолжал молча ходить по комнате из конца в конец. Маргарита следила за ним с последней робкой надеждой: ведь должен же муж придумать что-нибудь! Ашот покусывал губы, изредка посматривая на замкнувшегося, мрачного Карена. Еще совсем недавно мальчик был так безмятежен… Как легко погасить человеческую радость! И имел ли Ашот право грубо и неосторожно вмешиваться в жизнь сына? Но разве можно с ходу, запросто разрешить ему делать все, что заблагорассудится?

Размышления прервал Джангиров-средний. Он молча встал и пошел к двери, прямой, независимый, отгородившийся от мира и, прежде всего, от родителей, своей первой любовью.

— Ты куда? — спросил, закипая, Ашот. — Мне кажется, мы не договорили…

Он чувствовал себя совершенно беспомощным.

— Мы вполне договорили, не договорившись ни о чем, — прохладно отозвался Карен. — И я теперь полностью свободен и никаких замечаний на мой счет, когда бы я ни вернулся домой, прошу не делать. А вообще, я могу не возвращаться. Если вам удобнее, чтобы я переехал, я отчалю немедленно.

И сын вышел. Маргарита сидела неподвижно, глядя в одну точку.

— Ашот… надо ведь что-то делать… Какая-то женщина, намного старше его… Эти постоянные ночевки у нее… Не оставлять же все как есть…

Джангиров в бессильном отчаянии стукнул кулаком в стенку.

— Только этого еще не хватало, — простонала Марго. — Что с тобой?

— Ты можешь помолчать, рыжая?! — вспылил муж. — Хотя бы пять минут! Сначала один, теперь — другая! И все на мою голову, которую я совершенно с вами потерял! Все чего-то от меня хотят, чего-то ждут! Какого-то чуда, очевидно, волшебства!

Он кричал, утратив всякий контроль над собой. Маргарита смотрела растерянно и недоуменно. Она действительно ждала от мужа решений и конкретных действий, но, не дождавшись ни того, ни другого, начала придумывать свои.

— Тебе нужно съездить в школу, Ашот… Поговорить с директором…

— Нет, рыжая, только не это, — категорически отказался муж. — Такая афиша ни к чему.

— А его учительница? — закричала Рита. — Пусть директор знает о ее поведении! В конце концов, это имеет вполне определенное название, и мы можем подать в суд!

Конечно, громкий судебный процесс оказался бы очень кстати в блестящей биографии Ашота Джангирова! Маргарита уже совсем ничего не соображала.

— Я прошу тебя, — снова повысил голос Ашот, — я очень прошу тебя не выдумывать ложных и бессмысленных ходов. А главное, оставь, пожалуйста, сейчас в покое Карена, не трогай его, даже если тебе очень хочется. Я все улажу.

Но Рита чувствовала, что это маловероятно: Ашот сам в полной растерянности, в замешательстве мечется в поисках единственно верного и столь необходимого им сейчас выхода. Он цеплялся за любую соломинку, и такой соломинкой оказался совершенно неподходящий совет Маргариты съездить к директору школы.