ЮСТЕЙН ГОРДЕР - ДИАГНОЗ и другие новеллы Страница 25

Ты мечешься среди всей этой роскоши. Тебе кажется, ты — богат. Но вот в дверь стучат. Ты осторожно ступаешь по полу, отталкиваешь несколько сотен шариков в сторону перед ковриком у дверей и открываешь молодой женщине. Алых роз у тебя нет, и ты тотчас даришь ей горсть шариков. Женщина охотно играет шариками, которые ты ей даришь, и не успеешь ты подумать, как потерял уже целую тысячу из них.

Но вот в дверь опять стучат, и в прихожую входит маленький мальчик. Ты даришь ему несколько тысяч шариков. На другой день он приводит с собой сестру. Она требует столько же этих штучек-дрючек, как и её брат. И теперь, только теперь ты видишь, что твой запас заметно уменьшается. Шарики на полу редеют. И уже не собираются в кучу по углам, как в добрые старые дни.

Но вот в дверях появляется человек. Он показывает тебе бумагу, в которой написано, что ты должен ему четыре с половиной тысячи шариков. С бешеной быстротой кидаешься ты вниз, на пол, и считаешь имеющиеся в наличии шарики, и тут же рассчитываешься с долгом. Тебе хочется знать, что же — твоё, тебе хочется знать, чем ты располагаешь. Но тогда, тогда остаётся всего лишь небольшая горстка шариков. Теперь тебе приходится искать. Ты вынужден бегать из комнаты в комнату, чтобы найти шарик.

Ты запираешь дверь и укрываешься от чужих глаз. То, что у тебя остаётся, ты хочешь сохранить лишь для самого себя.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ ХОТЕЛ УМИРАТЬ

СУМАСШЕДШИЙ БРОСАЕТСЯ очертя голову в магазин фарфора и разбивает вдребезги хрусталь и фарфор так, что во всём огромном помещении стоит сплошной звон. Безумца пытаются остановить, но бесполезно — его ярость не знает предела. Прежде чем полиции удаётся справиться с ним, он уже совершил акт вандализма на сотни тысяч крон. Мужчину уводят, а магазин после него похож на поле битвы.

НО ЭТО НАЧАЛОСЬ ещё раньше, днём. Берсерка[101] пригласили к заводскому врачу. Он вызнал от врача, что у него рак.

— И к сожалению, — добавил тот, — с метастазами в лимфатическую систему…

Диагноз, стало быть, однозначный. Дело немного осложнилось тем, что тридцатилетний человек не хотел умирать. Как говорится, не был к этому готов.

Он, смертельно больной, отказался от всякого ухода. Он всегда радовался жизни и не видел веской причины для смерти. Он оказался бессилен перед желанием врага вести с ним переговоры и воспротивился ему изо всех сил.

Врач, истинный гуманист, тотчас понял волнения пациента. Но это не произвело на него ни малейшего впечатления. Для этого он был слишком опытным специалистом. Ему в его практике и раньше приходилось иметь дело с подобными случаями. Пациент не был первым человеком в истории, которому предстояло умереть. И будет отнюдь не последним.

С подобными произнесёнными в уме мудрыми словами он выпроводил пациента на улицу после всех тех благословений и пожеланий счастья, которые приличествуют при подобных обстоятельствах.

— Всё будет хорошо! — сказал доктор на прощание.

Пациент задумался: что он хотел сказать словом «всё». Имел ли врач в виду сам процесс умирания? Или он, будучи человеком религиозным, подумал о том, что ожидает его пациента в загробной жизни?

ЮННИ ПЕДЕРСЕН, шатаясь, выходит на улицу. Он не в состоянии отличить одни звуки в городе от других. Всё — сплошной непрерывный шум, трубный глас, что звучит в его ушах.

— Доброе утро, Юнни! Ты — онкологический больной. Ты выброшен на улицу, впереди в лучшем случае несколько месяцев жизни. Поздравляю!

Юнни обладал чрезвычайно развитой способностью делать выводы. Он имел обыкновение рассуждать. Не все смертельно больные пациенты обременены подобными качествами. Одно дело — быть больным. Нечто совершенно другое — уразуметь: ты умрёшь.

«Через полгода, — думал обречённый, — через сто дней или что-то в этом роде меня не станет. Город, в котором я живу, так и будет существовать. Здесь будут жить, как прежде. Этот дом — стоять так же, как и стоял. Ботинки, в которых я хожу, продадут за одну или две кроны на блошином рынке. А женщина, с которой я делю стол и постель, — по-прежнему будет стоять перед зеркалом с тушью и краской на столике. А я, я буду далеко».

Ему нужно прощаться не только с этим миром. Ему нужно проститься с самим собой.

— Прощай, Юнни Педерсен, спасибо за меня! Спасибо за то, что мне дано было быть тобой, Юнни Педерсен, спасибо за это одолжение. Ныне я покидаю этот мир, понятно? А ты — ты станешь историей!

ЮННИ ПЕДЕРСЕН был высокий — 185 см роста — и крепкий малый. Множество раз в юности разрешал он споры с помощью кулаков. А позднее — случалось — уже в пьяном виде. Ему не нравилось, когда его припирали к стенке.

Юнни идёт по городу, кипя от ярости из-за того, что сказал врач. Внезапно он изо всех сил ударяет по фонарному столбу. Юнни кричит от боли, но фонарный столб стоит по-прежнему на своём месте.

Тогда Юнни ударяет кулаком по капоту припаркованного автомобиля стоимостью в 200 000 крон. На крышке появляется красивая вмятина. Но прежде чем кто-либо успевает прореагировать, Юнни уже на пути в магазин стекла и фарфора. Здесь он даст выход своему страху.

Юнни боится, но его энергия требует выхода. Его отчаяние отзывается на одной полке со стеклом за другой. Он находит отдел фарфора. И фарфор понимает куда больше, нежели врач. Фарфор понимает, что протест Юнни — серьёзен. Одна за другой вбирают в себя страх Юнни драгоценные вазы. Вскоре всё помещение магазина отмечено его кулаками.

В ПОЛИЦЕЙСКОЙ МАШИНЕ Юнни обретает покой. Он проделал работу, которая была необходима и проделал её основательно. Он дал свой ответ на предполуденные новости.

Юнни отметился. Он был не из тех, кто выходит из игры, не обратив внимания всего мира на свой эффектный уход со сцены. Он не умрёт, не оставив следа. Теперь всё в порядке, дело сделано.

Полицейский надел наручники на его сильные кулаки. А лицо этого человека казалось немного свирепым, словно Юнни разорил его собственный дом. Но Юнни подумал, что посадить его в тюрьму они всё равно не смогут.

Он сделал нечто, чего вообще-то делать нельзя. О’кей. Но почему? То, что он сделал, было абсолютно понятно. Это было необходимо.

Нет, Юнни не попадёт в тюрьму. Юнни умрёт, он умрёт. Юнни был приговорён к смерти ещё прежде, чем свершил некое злодеяние. Таким образом, он сделал своё дело, чтобы свести баланс между преступлением и наказанием.

ВО ВРЕМЯ ПОЛИЦЕЙСКОГО ДОПРОСА Юнни отдаёт себе отчёт в том, что натворил. Он разбил хрусталя и фарфора на полмиллиона крон. Ну да, он признаёт это. Но отказывается объяснять, почему это сделал. Он не хочет выдать свою тайну случайному полицейскому. Он думает старательней, чем обычно. У Юнни готов план.

— Фарфоровые вазы, — говорит Юнни Педерсен, — фарфоровые вазы стояли себе на полках в магазине. И тысячи людей проходили мимо, не уронив ни одну из них на пол. Возможно, какую-нибудь из них, что попроще, время от времени и роняли. Роняла старая дама, пациент, страдающий болезнью Паркинсона[102], или непослушный ребёнок. Но это не было умышленно. Так ли уж удивительно, что в один прекрасный день является человек — один на тысячу, — который берёт дело в свои руки и совершенно сознательно набрасывается на фарфоровые вазы. Во всём виноваты фарфоровые вазы, господин полицейский. Они такие чертовски красивые! Но наш мир — мир — некрасив. Мир — жесток…

ЮННИ ПЕДЕРСЕН ОБВИНЁН в совершении грубого акта вандализма. Ему предлагают защитника, но он предъявляет требование: он будет защищаться сам.

— Дело простое, — сказал Юнни. — У меня не было выбора.

— Несмотря на это, защитник вам понадобится…

— Я сам буду вести дело. Совсем один. Словно на безлюдной горной вершине между небом и землёй. Я один — против всего мира. Но у меня есть пожелание. Я очень хочу, чтобы дело было рассмотрено в суде до Рождества Я, по всей вероятности, буду на святках очень занят…

ЮННИ ВЫСТУПАЛ в суде холодно, с чувством собственного достоинства, что на фоне абсолютно немотивированного поступка даже испугало окружающих. Потому что до этого они имели дело с примитивными, малокультурными людьми, с чернью, но не с таким вот узником совести.

С другой стороны, пьяным он не был.

Что могло заставить его лишиться рассудка? Ведь не врываются же без всякой причины в супермаркет и не разбивают фарфор на миллион крон!

В политических же кругах этот судебный процесс вызвал особый отклик.

ДЕЛО РАССМАТРИВАЕТСЯ в суде.

Это — день Юнни. Он встречает его, точь-в-точь когда наметил, и встречает без защитника.

Юнни Педерсен называет своё имя, дату рождения и местожительство. Обвинение прочитано, и Юнни подтверждает факт происшествия. Он делает это не без чувства известной гордости. Значит, он что-то свершил, значит, он обозначил себя, во всяком случае — обратил на себя внимание. Он не уйдёт отсюда, склонив голову. Однако он отказался признать себя виновным.