Алексей Егоров - Радио Пустота Страница 25

– Ага, но это же демоническое качество природы?

– Это сложно понять. Но просто услышать. Именно по этой причине в страдании душа очищается, в молитве находит покой. В бескорыстии силу и смысл существования. И все это, поверь мне, тоже желания. Но свет, желает любить. А не любит, желая. И счастье, как квинтэссенция света, единица абсолютно не досягаемая. Пока мы не поймем что такое любить. Душа рождена, что бы быть с ним, с отцом. А не похотливо желать. И только по этой причине мы не видим счастья. Извне. Потому что его там нет. Если его нет в сердце, значит его нет совсем. В сердце, там где Бог. Он же любовь. При чем чистая. А истинная любовь ни в чем не терпит нужды. Ее природа, отдавать. И даже желая, все равно отдавать. А тьма же наоборот, не желая ничего, ничего и не отдает.

– Хорошу, – сказал тогда я, – вот князь там говорил о том, что мы все появились как по щелчку пальцев, как тогда появился ты? Как ты это видишь?

– Я родился, молча. Просто родился как звезда. Во тьме. И из глубины поднялся, как колос, ведомый только ему.

Заворожено осмотрелся, и нашел пустоту. Может я стремился к ней, искал ее, устало вглядываясь в ночь. Ища среди звезд его след. Где каждая пылинка не просто так, где каждый комочек сущего помнит меня, ждет моего появления, слушает тишину и желает одного. Родиться снова и снова. Что бы просто не смочь оторвать взгляда, от этой пустоты. Которая и есть… жизнь.

День моего рождения, это день рождения моей любви. Или день ее смерти. Воздушные мыслители времен, что скажите вы мне, отцы кармы, когда я буду стоять перед его престолом? И светом ли занимаемый, рождался я и умирал сотню раз. А может миллионы. И внял ли логике происходящего? И понял ли, для чего существую?

Но родился, очерченный пустотой и небо выдохнуло. Значит для чего то? И есть ли в этом смысл?

Рождение предусматривает награду. Я награда? Рад ли мир, тому, что любовь моя умерла. Рад ли мне?

Серость. И имен уже не сыщешь, тех, кто бился на этом поприще миллионы лет подряд. Все ушло в песок времени и снега вечности. Одно слово, и казалось все измениться. Но так просто его сказать. И так сложно услышать. Услышать в этой пустоте, рождения, именно тот смысл, что заложил в него говорящий. Услышать? Да мы порой не можем услышать самих себя. Откуда тогда взять талант, слышать тишину?

– Понесло тебя радист, как я погляжу, – раздосадованно сказал я, – у тебя выпить есть что?

Но он как будто не слышал моего вопроса и продолжал:

– У каждого что то свое. И можно уйти. Но куда придешь? В пустоту? А может к новому рождению. Но есть ли смысл жить, именно жить. Дыша полной грудью, созерцая смерть и рождения мира, не пропитываясь любовью. И зачем рождаться, умирая? И не сотвориться, а жить, осознавая, что ты и есть часть творения.

И кто мне теперь ответит на все эти вопросы?

И я понял, я родился вновь, лишь по одной причине. Задавать вопросы? А хотелось, что бы научиться слушать. Но обратно в плоть не влезешь. И поэтому я спрашиваю. Вот только вопросы, я подумал, задавать нужно правильные.

Нужно ли мне что нибудь созидать, если мир уже создан и соткан из желаний, исполнимых тобой? Или смиряясь, откровенно нужно созерцать твою правоту. Искать ли правды? Или быть ею!

Но разве желание жить, это грех?

Нет. Это безусловно не так. Но жизнь порождает не желание жить. Да и не желание вовсе. Жизнь порождает милость. Жизнь, есть продукт любви. И если и может возникнуть желание, то только познать и научиться пониманию. То, что еще не успел понять. Или не захотел. Миллионы раз, проходя по одному и тому же пути, спотыкаясь об один и тот же камень на перекрестке. И делая один и тот же вывод. Многим кажется, будь у них шанс вернуться в прошлое, они бы поступили иначе. И такой шанс у них бывает. Всегда. И они всегда поступают, как и раньше. Как поступали всегда. Опыт, накопленный в разуме, глубоко и крепко дремлет.

Но, каждом движении природы, вокруг нас таиться подсказка для пробуждения. Во всем есть ответ. Главное, задавать нужные вопросы.

Если жизнь созидается любовью, что же такое это….Любовь? Это, правильный вопрос. Что бы ответить на него, нужно понять и выделить, для себя одну вещь. Не страсть, не влюбленность и тем более не привычка. Не способны, пробудить в господе, желание созидать. Только жертвенность. И при чем искренняя. Думаешь, ему приятно созидать материю, когда он задумал ее как духовное? Любовь, это всегда жертвенность. Необходимость! Человек и осознается любовью, лишь для того, что бы понять грусть. Его грусть, когда он жертвенно принял наши желания. И воссоздал материальный мир, вопреки. Потому и любят не за что то, а вопреки. И все эти слова, воспетые художниками и ремесленниками от поэзии. Ни что иное, как стремление приблизиться к нему. Истинному чувству, созидающему свет. Находя и воспевая объект своей страсти, созданного одним только словом, корнями своими, уходит к тому первому чувству. Появившемуся во вновь обретенном сердце, только что рожденного в пустоте ангела. Укоренившегося, и пустившего ростки. Зацветшего и принесшего плод. Ласково предложенный первой женщине, как знак рождения первого желания….наслаждаться. А не любить. Потреблять, а не жертвовать. И можно ли познать тогда творца? Не понимая истинность его намерений. Не понимая, что любовь, это его милость, а не его желание, привычка или страсть.

– Я говорю есть что выпить, – уже кричал я.

– Когда зимы разойдутся, – он как будто говорил уже сам с собой, не обращая на меня совершенно никакого внимания, – что бы не думать о том, кто перед тобой. Когда ты поймешь всю суть вечного, и увидишь. А увидишь ты именно его, предвечного. Но в тот момент, когда уляжется пыль из – под копыт, вечно несущегося времени, ты и поймешь всю суть вещей.

И то как это происходит, ни знает никто. Как все устроено, знает только ОН, и ОН, тем ни менее, всегда в поиске истины. Он был изначально, и создав все миллионы уровней сознания, пропитал ими всю вселенную. И в каждом из этих миров, царит справедливое равновесие. И каждый из нас, одна из гирек, на весах сущего. И поняв свою природу, многое становиться реально понятным.

Ничто не возникает из ничего. Ничто не обращается ни во что. Рожденное один раз, не умирает никогда. И все то, чего нет, не может быть никогда.

– Уф, – выдохнул я.

Он замолчал. Потом вытер пот со лба какой то грязной клетчатой материей и указал мне пальцем под стол:

– Там такая синяя педалька есть, нажми на нее и перед тобой откроется маленький бар, выбирай по своему вкусу.

И действительно педалька была не заметно с первого взгляда. Я надавил на нее и часть столешницы перед моим лицом отворилась. Здесь были такие же маленькие бутылочки, виски, водка и текила. Я взял парочку и не разбирая влил себе в рот. Сразу стало тепло и спокойно.

– Так что, – спросил меня он, – ты готов?

– Я готов, всегда готов, – отрапортовал я, приставляя руку к голове в пионерском салюте – как Гагарин и Титов.

– Не занимайтесь там ерундой, – послышалось из за двери, – начинайте уже эфир.

– Хорошо, – сказал я в микрофон, – про любовь так про любовь.

По видимому я уже был просто пьяный.

Глава тринадцатая. Я начинаю творить рай

– Ну, про любовь так про любовь, – весело заявил я, потирая свои ладони. Сначала мне захотелось придумать какую ни будь Греческую эйфорию. Подобную той, что рассказывал мне он. Но я осекся, видимо паромщик не зря настраивал меня на такой лейб мотив. Очень уж хотелось им такого рая. С женщинами в белых развивающихся платьях, оливковыми садами и лавровыми рощами. Олимпийским спокойствием и божественной торжественностью. И рояль, конечно же белый рояль.

– Ты главное не торопись, – сказал радист и пододвинул микрофон поближе, – ты же знатный выдумщик.

– Да уж, подумалось мне, ну, про любовь так про любовь. Я начинаю творить рай. И я начал так:

– В такие минуты ему хотелось уснуть. Конечно, и принеприменно проснуться. Но не сейчас и ни в туже секунду. Или успокоится и не думать. Заняться вязанием. Приучить длинные и холодные спицы к своим умелым рукам, познакомить их и вязать. Длинный шарф, к примеру. Невозможно длинный, покуда и вовсе не надоест это успокоительное занятие. Может длинны с экватор, или же куда длиннее.

Но он усердно резал, тайно принесенное им мясо, и подмешивал в вегетарианские овощные котлеты. Мстил за покупаемые ежедневно, в ларьке у дома, сморщенные пельмени с незамысловатым названием «Русские». Мяса он там так и не обнаружил. И с трудом теперь догадывался, из чего же слеплены эти «Русские»?

Проводя ночи здесь, на конвейере овощных котлет, в свободное от учебы и жизни время. Он, ни только восполнял финансовые пробелы в своем кармане. Но и мстил.

Фирма именовалась как «Здоровое питание». И Сережа, а звали его именно так, Сергей Нешолохов. Мстил миру, с его сморщенными пельменями, по средствам, как мог и как получалось. К слову заметить, после его ночных смешиваний, продукция именно их смены начала уходить в ноль. Очень уж нравились Сережкины котлетки местным искателям здорового питания через вегетарианство. Сам же Сережа, опять же как считал он сам, вегетарианство это познал сполна. Хотя бы благодаря этим же самым пельмешкам. На большее он не зарабатывал. А все лишние средства тратил на сочную говяжью вырезку, предназначающуюся для мести.