Макс Фрай - Большая телега Страница 26

— Точнее, до тех пор, — подхватывает мой друг, — пока в город не явится прекрасный незнакомец, чья кровь давно потемнела от кофейной гущи, не бухнется на колени посреди Млынарской улицы и не завопит… — Тут он натурально валится на мостовую и принимается орать во весь голос: — Господи, пусть в городе Валбжихе появится кофе, не дай погибнуть хорошему человеку!

Давясь от смеха, помогаю ему подняться, а потом мы, не сговариваясь, снова переходим на бег, сворачиваем в ближайший переулок, падаем на перегородившие тротуар пластиковые стулья очередного уличного кафе, и я твердо говорю подошедшей к нам красавице полячке с тяжелой пепельной косой:

— Прошу пани, два эспрессо.

Она, кивнув, уходит, а мы замираем и сидим тихо-тихо, не поднимая глаз, как напроказившие дети, пока на столе перед нами не появляются две узкие толстостеные чашки, наполненные черными сатанинскими слезами, смешанными с потом Люцифера и кровью некрещеных младенцев.

— Получилось!

— И очень неплохо получилось, — соглашаюсь я, сделав первый глоток. — Считай, расколдовали город.

— Это только начало, — ухмыляется мой друг. — Тут еще работать и работать.

Похоже на то.

Полчаса спустя, употребив шесть эспрессо на двоих (я — два, а этот монстр — четыре), мы отправляемся дальше. Кружим по городу, глазеем по сторонам, как нам, заезжим зевакам, и положено.

— Замок, — вдруг говорит мой спутник.

— Что — «замок»?

— А ничего. В том и беда, что ничего. Неужели тебя не удивляет, что здесь нет замка? Хотя, по идее, все условия. Городок-то немолодой, лет четыреста, как минимум, простоял, если не больше.[25] И горы вокруг. И каждая гора просто просит, чтобы на ней отгрохали хоть плохонькую фортецию. А не отгрохали. Короче, непорядок. Я в недоумении. И практически в гневе.

— Ннну… — мычу я, не зная, как его умилостивить, и тут меня осеняет: — Конечно же, где-то здесь есть замок. Просто невидимый. Потому что над ним, несомненно, тяготеет ужасное проклятие.

— Точно. Вся беда в том, что владелец замка не выполнил условия договора. — На этом месте мой вероломный спутник самодовольно умолкает, как будто все уже сказано.

Похоже, историю о проклятом замке мне придется вытаскивать из него клещами. Вечно с ним так.

— Какого договора?

— Договор был, прямо скажем, не совсем обычный. Но князь подписал его, как положено, кровью, поэтому…

— Какой князь? — Я начинаю терять терпение.

— Ну как — какой. Болко Суровый,[26] конечно же. Любимый сын Болеслава Рогатки.

— О-о-о, — уважительно выдыхаю я. — О-о-о!

— Однажды князь Болко охотился в Валбжихских горах, и ему показалось, что на одной из вершин непременно следует построить замок. Кстати, как человек, дважды ухитрившийся заработать на кофе и шнапс ландшафтным дизайном, я с ним совершенно согласен. Замок здесь смотрелся бы просто прекрасно.

По княжеской прихоти на гору немедленно согнали несколько сотен окрестных холопов, и те принялись увлеченно валить лес, месить глину и катать с места на место огромные валуны. Все это было весьма весело и поучительно, так что холопы остались довольны и благословляли князя Болко, придумавшего для них такое прекрасное развлечение. К сожалению, князь не разделил их чувства, когда приехал посмотреть, как продвигаются работы, и обнаружил на вершине горы огромную крестьянскую избу. Дело в том, что у горемычных холопов до сих пор не было опыта строительства объектов, хоть сколько-нибудь отличных от избы. Они, конечно, сообразили, что княжеская изба должна быть гораздо больше, чем обычный дом. Но никаких иных прогрессивных идей у них не возникло. Да и с чего бы.

Князь Болко опечалился и, как положено суровому, но справедливому правителю, велел казнить каждого десятого, а остальных милостиво выпорол, после чего собственноручно спалил вполне годный к эксплуатации объект и уехал прочь.

Вернулся он только по весне. Привез с собой зодчего, специально выписанного откуда-то из-за моря, где почва столь плодородна, а солнце столь щедро, что роскошные дворцы и величественные храмы вырастают из земли сами, подобно деревьям, строителям только и остается, что выравнивать искривленные стебли молодых колонн и обрезать лишние побеги.

Заморский зодчий посетовал на избыток песка в почве и большое число дождливых дней в году, но за работу взялся с усердием, и князь уехал домой с легким сердцем, предвкушая скорое новоселье.

Однако, вернувшись год спустя, князь Болко обнаружил, что на вершине горы снова стоит недостроенная крестьянская изба. Правда, на ее двускатной крыше зеленел тоненький побег готического шпиля, изрядно обглоданный гусеницами бабочки-капустницы, а у входной двери набухали почки химер, но этим архитектурные изыски, увы, ограничивались.

Пристыженный неудачей заморский зодчий предусмотрительно сбежал в лес, где, если верить слухам, разбогател и прославился, оформляя интерьеры медвежьих берлог, а оставленные ему в помощь холопы на всякий случай утопились в ближайшем болоте, рассудив, что такая предосторожность, пожалуй, не помешает.

Таким образом, казнить и пороть было некого, и это усугубило смятение князя Болко. Избу, конечно, сожгли, и ее предсмертные вопли немного развлекли князя, но этого оказалось недостаточно. Поэтому в обратный путь он пустился, пребывая в глубокой печали. И нет ничего удивительного в том, что князь заплутал. И заехал в чащу столь темную, что поначалу решил, будто ослеп от горя и разочарования, и это, мягко говоря, не улучшило его настроения.

И тут откуда ни возьмись перед князем возник лукавый бес. Был он так стар, что черная шерсть серебрилась сединой, а отполированные временем рога сияли как нимб — какой-нибудь невежественный крестьянин вполне мог принять его за ангела небесного. Но князь Болко никогда не отличался оптимизмом, поэтому сразу понял, кто перед ним, и осенил себя крестом.

Однако наш бес жил в глухомани, куда не доходят свежие новости, а газет и журналов он не выписывал, поскольку был отчаянно скуп. Поэтому бес оказался не в курсе новейших модных тенденций, иными словами, не знал, что теперь при виде крестного знамения принято исчезать, оставляя после себя изысканный аромат серы. А то бы он, конечно, непременно исчез.

Но бес, повторяю, не знал, как положено поступать в таких случаях. И остался. И развернул перед князем глянцевый проспект с изображениями замков, столь величественных и прекрасных, что, увидев их, Болко тут же перестал креститься и зачарованно уставился на красочные иллюстрации.

— Такой хочу, — наконец сказал он, ткнув властным своим перстом в третий сверху рисунок на второй странице.

— Я могу построить его для тебя, — ответствовал бес.

— А взамен ты, наверное, потребуешь мою бессмертную душу? — спросил князь, приготовившись торговаться. Он надеялся, что сможет уговорить беса удовольствоваться парой десятков холопских душ, в конце концов, в пекле все равны, не так ли?

Но бес, к его удивлению, отрицательно покачал рогатой головой.

— Твоя душа мне ни к чему. За свою жизнь я собрал так много душ, что мой господин освободил меня от повинности их добывать и даже назначил мне пенсию, небольшую, но очень почетную. Поэтому я вполне готов удовольствоваться твоими ногой, рукой и глазом.

К такому повороту дела князь не был готов. До сих пор он думал, что бесам ничего, кроме христианских душ, в хозяйстве не требуется. А оно вон как.

— Но зачем тебе нога, рука и глаз? — спросил он. — Что ты собираешься с ними делать?

— По правде сказать, польза от них невелика, — согласился бес. — Просто расставаться с ними, насколько я знаю, довольно мучительно, а мне нравится, когда люди испытывают страдания.

Такой аргумент князь Болко, прозванный Суровым, вполне мог понять. Он-то, конечно, вовсе не собирался подвергать себя мучениям. В то же время изображенный в рекламном буклете замок был чудо как хорош, и князь решил во что бы то ни стало заполучить его в собственность. Тогда в мудрой княжеской голове родилась хитроумная идея, и он сказал бесу:

— Ладно, я согласен — при условии, что ты построишь замок до конца лета.

— Будь спокоен, я построю его задолго до начала лета, — усмехнулся бес. — Через три дня все будет готово.

— Тем лучше, — сказал князь Болко, подписал кровью составленный по всем правилам договор подряда и отправился домой, а там призвал своих самых искусных кузнецов, плотников и ювелиров, объяснил им, что требуется сделать, и мастера засели за работу.