Михаил Чулаки - У Пяти углов Страница 26

Насквозь прокуренная Элла Дмитриевна сегодня кашляла, пожалуй, больше, чем обычно. Ну что ж, все справедливо. Несправедливо только, что, когда сляжет в конце концов, будут за ней ухаживать ни в чем неповинные родственники, жертвуя своими делами, как Перс за несчастным Веней, черт бы его побрал!

Эллу Дмитриевну уже не исправить. Печальнее, что Вольт заметил на лестнице курящую Марину. Обезьянничают, все они обезьянничают: и Красотка Инна, и вот Марина теперь.

— Мариночка, вы же испортите цвет лица!

Если Марина и испугалась за свой юный цвет лица, то виду не подала.

А что делать, Вольт Платоныч? Зато нервы успокаиваю. Аврора Степановна придирается, Яков Ильич за нее. Не знаю, уйду, наверное.

Ага, значит, не извинилась Аврора, не сумел ей внушить Вольт. И Марину жалко, и неприятно собственное поражение.

— Извинится она перед тобой, никуда не денется. А ты так и останешься из-за своей дурости селедкой прокопченной. Брось быстро, и чтоб не видел больше!

Марина бросила недокуренную сигарету в поставленную нарочно для курильщиков огромную цементную урну. Но не покорно, а скорее с иронией — совсем еще соплюха, а уже научилась иронии!

— Только для вас, Вольт Платоныч. И обещаю больше на глаза не попадаться.

— Только себя обманешь: цвет лица твой, а не мой.

Пусть подумает на досуге, в зеркало посмотрится — может, и жалко станет цвета лица.

Хотел было Вольт еще раз поговорить с грозной Авророй Степановной, но оказалось, она вместе с Яковом Ильичом на каком-то совещании у главного: обсуждают, как лучше работать, — вместо того чтобы просто работать, не отвлекаясь. Ну, без Авроры работа в отделении, пожалуй, идет и лучше.

По дороге в ИМИ Вольт, по обыкновению, читал номера машин, встречных и попутных, но счастливого на этот раз не встретилось. Впрочем, Вольт ничуть не огорчился: если счастливый номер попадается, это ободряет, нет — ничего не значит. Зато испортило настроение то, что на стоянке у ИМИ на законном месте Стефы рядом с желтым «пежо» Поливановой нахально расположилась «Волга» с надписью на боку: «Киносъемочная». Пришлось оставить Стефу на месте, принадлежащем Астафьеву из отдела фармакологии, — кажется, тот в отпуске.

Взбегая к себе на девятый этаж, Вольт думал о том, что все-таки поймут наконец люди когда-нибудь, что разыгрывание чувств — занятие недостойное, и понимание это — такое же условие неизбежного прогресса, как переход с бензина на водород и от хлорирования воды к серебрению или озонированию. Так приятно было представить себе разумное будущее, когда даже самые стандартные девицы вроде Красотки Инны перестанут сходить с ума по киношникам, — вот представил и успокоился, и уже без раздражения думал о нахальной «Волге», занявшей законное место Стефы на стоянке.

В старшинской сидел Саша Крамер и, конечно, что-то писал — научному работнику всегда есть что писать: от заявки на реактивы до монографии. Судя по его виду, голова у Крамера не болела — и то прогресс.

— Привет, мастер. — Крамер оторвался от работы с явным удовольствием. — А меня тут попросили сотворить заметку в стенгазету. Не хочешь в соавторы?

Уж лучше заявку на реактивы: все-таки польза,

— Нет, упаси бог!

— Не знаю, о чем и писать.

— Не соглашался бы.

— Тиша Лаврионов позвонил. От имени своей ше-фини. Неохота ссориться с Поливановой.

Да, с Поливановой ссориться глупо. А сам Вольт вчера? Ну, он не ссорился — отстаивал независимость. Но результат может воспоследовать такой же, как после ссоры.

— Давай-давай, твори чего-нибудь. Чего ж они тебе не заказали тему?

— Да им все равно. Что-нибудь из жизни нашей лаборатории. Что-нибудь новое. А что у нас нового?

Блестящая характеристика: лаборатория, в которой ничего нового! Даже Вольт, хотя он тут сбоку припека, и то немного обиделся за лабораторию:

— Все-таки есть кое-что. Перечисли статьи, доклады — вот тебе и заметка. Если не гонишься за живостью слога. Все-таки не все статьи пустые, есть и по делу. У той же Вериньки, как всегда, хоть она и истеричка. У тебя. — Поколебавшись, добавил: — Да и мои статьи имеются. Новые науки тоже на улице не валяются.

Смешно, но иногда и от такой малости, как упоминание в стенгазете, бывает польза.

— Ты гений, мастер! Правда, перечислю, да и все. И пошли они — тоже мне, институтское дацзыбао! Даже и хорошо, если напишу плохо: не пристанут в другой раз. Слушай, у тебя нет знакомства в каком-нибудь тортовом заведении? Тогда был бы гений вдвойне!

Нет, вдвойне не получится. А зачем тебе?

— Да понимаешь, надо здесь в нашей конторе отметиться по поводу дня рождения. Завтра.

Только этого не хватало! Завтра на Вольта наконец записано время работы с микроманипулятором!

— А ты не хочешь отметиться послезавтра? Я бы посоображал лишний день, может, сообразил бы торт.

— Нет, все уже запущено, мастер. Наши бабы позвали этого пижона, ну, который приходил к тебе за ЗИСом. Приходил к тебе, а залучили они. Ну, в честь знакомства они все берут на себя, весь стол, с меня только торт и алкоголь.

— Плюс неаполитанское пение, — с завистью добавил Вольт.

— Ну, это… — Крамер отмахнулся небрежно. — Если захотят слушать. Завтра все внимание на почетного гостя, мастер.

Удивительно легко Крамер относится к своему пению. А ведь голос почти как у Магомаева. Ну, не совсем, но если бы учиться, развивать — кто знает.

Вот ведь собирался завтра поработать — и пожалуйста! Никогда не знаешь, с какой стороны подкрадется неприятность. Ну ничего, Протоплазма наверняка входит в число дам-устроительниц завтрашнего празднования, значит, Вольт у нее отвоюет другое время: пусть чествует киношника за счет своей работы, а не чужой!

То есть можно, конечно, засесть в бокс и работать — стол, как всегда, накроют в лаборантской — но пойдут обиды: «Вы нами брезгуете… Вы хотите показать, что все кругом бездельники, вы один работаете…» Придется посидеть со всеми.

Вольт хотел уже отправиться на поиски Верной Кариатиды, чтобы снова напустить ее на бедную Протоплазму: пусть выменивает часы на микроманипуляторе! Но тут в старшинскую как-то странно, боком вошла Веринька Щуко.

— Ты уже пришел, Вольт?

— Как видишь.

— Мне нужно поговорить.

— Давай.

— Нет, выйдем куда-нибудь.

Вольт уставился на нее в удивлении: что это за секреты, которые нельзя сообщить при Крамере? Веринька, слава богу, не жена и не любовница.

— Ну пошли.

Вольт постарался подчеркнуть свое удивление и голосом, и жестами, чтобы заметил Крамер, чтобы заметила сама Веринька. Но Крамер снова пыхтел над заметкой, а Веринька была вся погружена в свои очередные переживания. Вот только почему на этот раз она выбрала поверенным Вольта?

Красотка Инна куда-то ушла, и в лаборантской было пусто. Веринька села и стала рыться в сумочке. Вольту показалось, она сейчас вынет платок и заплачет, но она вынула казенный конверт.

— Вот, представляешь, получила вчера!

Вольт взял конверт. Так, издательство «Медицина».

— О, солидная фирма! Можно прочитать?

— Я ж для того и шла к тебе! Она даже притопнула нетерпеливо.

Вольт достал письмо на плотном издательском бланке. Так… «Как мы уже писали раньше П. Г Хорунжему, монография «Гипоталамус» запланирована… Вы, несомненно, будете одним из авторов… просим при этом учесть…»

— Ну что ж, поздравляю, Веринька, как одного из несомненных авторов.

— Ах, да что ты издеваешься! Я же вчера только узнала! А они пишут, что уже раньше писали нашему Хорунжему.

Все стало ясно, но Вольт по инерции задавал вопросы:

— Писали ему раньше, а он тебе ничего?

— Ну да! Ты представляешь!

— Но как же без тебя про гипоталамус?!

— Вот так.

— Ну а ты что? Пошла к нему?

— Конечно. Сегодня с утра.

— А он что?

— Что-что! Знаешь же его, прикинулся этаким добрым папашей: «Ты ж знаешь, как я к тебе отношусь, но ты пойми меня правильно… Объективные обстоятельства… В монографии допускают не больше трех авторов, а трое уже есть… Ты молодая, можешь подождать… Но мы тебя очень ценим и непременно сошлемся на твои работы…» Вот он что.

— «Мы сошлемся»! Значит, он тоже автор?

— Ну да. Хотя у него по гипоталамусу всего одна работа и та десятилетней давности. Давно устарела… Такой добрый папаша, норовит за плечи обнять: «Мы ценим… мы любим…» Не знаешь, как спастись от такой любви!

— А кто еще в авторах? Он сказал?

— Поливанова. Ну, она универсальный специалист — от коры до спинного мозга. Да она и пробила в план, как же без нее! Так Хорунжий говорит, добрый папаша, я же сама не знаю.

Понятно. Все при деле, все пахали. А третий?

— С третьим вообще темнят. «Ингрида Игоревна решит… Возможно, в интересах института пригласить перспективного новосибирского профессора… или близкого к ВАКу… у нас тоже есть свои достойные…»