Екатерина Вильмонт - Плевать на все с гигантской секвойи Страница 26

– Что касается Туськи, я целиком на ее стороне, ты вела себя с ней грубо и бестактно…

– Замолчи, мама, сию минуту замолчи! Выходит, я одна во всем виновата, а вы все святые, одна я дура, а вы умные. Конечно, осуждать легко, а помочь никто не хочет, вот покончу с собой, будете знать! Горючими слезами обольетесь! Этот старый кобель бросит вас без копейки, уйдет к молодой сучке – и привет! Идеальный папочка, идеальный зятек! Вы еще увидите, какой он идеальный! Ты бы слышала, что он мне на прощание крикнул, этот интеллигент хренов!

– Интересно, что уж такое он мог сказать, чтобы тебя так поразило? Ты же сама обожаешь крепкие выражения.

– Ты хочешь знать? Изволь! Он пихнул меня и заорал: «Я не знал, что всю жизнь прожил с такой паскудой!» Лучше б он меня просто обматерил, а то словечко какое выбрал… Мама, ты что?

Нина Евгеньевна корчилась от смеха.

– Мама, в чем дело?

– Вика, ты помнишь «Будденброков»? Там Перманедер на прощание обозвал Тони паскудой… И она была фрапирована! Но то Любек девятнадцатого века, а это Москва двадцать первого… Ну ты меня насмешила!

– От твоих литературных реминисценций можно спятить, и всегда в самый неподходящий момент!

– Наоборот, ты уже улыбаешься, значит, момент самый подходящий. Вика, девочка, у тебя же всегда хватало ума и чувства юмора, что с тобой на этот раз стряслось?

– Не знаю, наверное, я просто выдохлась… Сколько можно терпеть?

– Хочешь, дам тебе совет?

– Интересно какой?

– Достаточно примитивный! Уйди от него первая!

– Так он вроде уже ушел…

– Не думаю. Это был порыв гнева, как говорится. Он остынет, неизвестно ведь, есть у него другая женщина или он просто куда-то скрылся, чтобы тебе насолить…

– И что?

– Он вернется, вот увидишь, а тут ты ему и скажешь: так, мол, и так, давай разведемся поскорее.

– А если он согласится?

– Тогда, по крайней мере, ты сохранишь лицо, развод произойдет вроде как по твоей инициативе. Он упоминал о разводе?

– Пока нет.

– Вот видишь. Ты рано впала в истерику. Все еще, может, утрясется, хотя, если честно, я бы предпочла, чтобы вы разошлись. Это уже будет не жизнь. Подумай обо всем, деточка. Ты еще красивая женщина, может, и устроишь свою жизнь заново, вон Георгий все время тебе звонит, он крупный ученый, твой ровесник, моложе Миши. Думаю, если бы ты захотела, уехала бы с ним в Америку на годик-другой, переменила жизнь… Поздние браки со старой любовью бывают весьма удачными…

– Мама, ты его видела?

– Видела! Милый человек, с хорошим лицом, его немножко привести в божеский вид, приодеть, и будет еще вполне импозантный мужчина, в таких делах многое зависит от женщины. И если у Миши не случится так называемой великой любви, то, думаю, он обязательно к тебе вернется, если ты будешь правильно себя вести.

– Правильно – это как?

– Достойно, интеллигентно, без этих кошмарных идей о разделе имущества, без воплей «копейки не уступлю!», чтобы у него превалирующим чувством было не отвращение, а уважение и даже, может быть, благодарность за столь неожиданную для него в этой ситуации простоту неприятной процедуры…

– Значит, ты считаешь наш развод чем-то неизбежным?

– На мой взгляд, Вика, единственное, что способно сохранить ваш брак, это быстрый и безболезненный развод.

– Мама, ты обожаешь парадоксы! – поморщилась Вика, хотя понимала, что мать кое в чем права. – И ты думаешь, он сам не станет делить имущество?

– Убеждена, он все оставит тебе и Туське! Разве что машину свою заберет. Ну еще, возможно, Сидора.

– Ну, положим, Сидора я ему не отдам! Ох, мама, какая же я дура!

– В чем дело?

– Я, кажется, поняла…

– Что ты поняла? Вика, не молчи, что ты такое поняла?

– Кажется, я поняла, кто эта баба! Я сама ему ее показала! Помнишь, мы ездили на свадьбу? Вот там он ее и встретил…

– Очередная блондинка под два метра ростом?

– Отнюдь. Среднего роста брюнетка с глазами точь-в-точь как у Сидора…

Михаил Петрович проснулся один в своем номере с ощущением абсолютного незамутненного счастья, какое бывало только в детстве, в первое утро летних каникул, когда впереди целых три месяца свободы. За окном светило солнце, плескалось море, а в номере неподалеку спала самая лучшая в мире женщина и ее маленький сын…

Вчера вечером, когда Мишка лег спать, Михаил Петрович дрожащим от страсти голосом спросил:

– Ну теперь ты сможешь пойти ко мне?

Она покачала головой:

– Нет. Я его одного не оставляю.

– Но он же спит!

– А если проснется? Испугается чего-то, а меня рядом не будет.

– Но он же большой мальчик!

– Все равно. Я слишком хорошо помню, как страшно было в детстве просыпаться одной… Какие только ужасы в голову не лезли…

– А почему ты просыпалась одна?

– Потому что моей маме было наплевать на меня и мои страхи, потому что она превыше всего ставила свои собственные удовольствия и развлечения. Я так не могу. Прости.

– Мне не за что тебя прощать, я уважаю твои материнские чувства, хотя мальчика надо воспитывать по-другому, наверное.

– По-другому я не умею.

– И что же, мы никогда не сможем здесь побыть наедине? – замирая от огорчения, спросил он.

– Ну почему же, утром Мишка носится с другими детьми, они же тут все под присмотром… Да и Сева…

– Он славный, этот Сева, только мне его почему-то жалко, он производит впечатление бесконечно одинокого человека. Он тебе очень дорог, да?

– Он мой лучший друг.

– А подруги у тебя есть?

– Практически нет, была одна очень близкая подруга, она умерла несколько лет назад, другая живет в Аргентине, а так… есть, конечно, приятельницы… А у тебя много друзей?

– Трудно сказать. В последние десять лет жизни всех разбросало. Один мой близкий друг живет в Австрии, другой в Америке… Я очень много работаю, есть коллеги, с которыми приятно проводить время, есть приятели, с которыми я пускаюсь в путешествия, хотя их, пожалуй, можно считать друзьями…

Они сидели вдвоем на балконе, в комнате мирно спал Мишка.

– Марина, ты так и не ответила мне, ты выйдешь за меня замуж?

– Зачем так спешить, мы же не знаем друг друга. И потом, я не разведена, это довольно сложно сделать…

– Я тоже еще не разведен, но разве это имеет значение? Мы же можем быть… можем жить вместе. Давай попробуем?

Помолчав, она ответила:

– Я не имею права на такие пробы, я же не одна. Если у нас с тобой ничего не получится, мы оба это переживем, а для Мишки это будет страшная травма, он и так уже заявил мне, что ты самый клевый и, наверное, его папа был именно таким…

У Михаила Петровича к горлу подступил комок.

– А я всегда мечтал о таком сыне, так почему у нас должно что-то не получиться, Марина?

– Черт его знает, а может, и в самом деле получится? – тихо проговорила она.

И вот сейчас, утром, жизнь казалась ему безоблачно прекрасной. Часа через два, после завтрака, Марина обещала прийти к нему, и при мысли об этом у него замирало сердце и сладко сосало под ложечкой, не говоря уж о других, чисто мужских ощущениях.

Он вскочил, решив, что пробежку тут стоит заменить хорошим заплывом. На пляже в этот ранний час было еще безлюдно. Он с наслаждением бросился в воду, по-утреннему гладкую и чистую, распугивая стаи мелких рыбешек. Ах, хорошо! Кто бы мог подумать, у меня все рухнуло, впереди еще полная неопределенность, а я, как идиот, радуюсь жизни, солнышку, морю, свободе… А может, самое из всего этого ценное – свобода? Может, стоит понаслаждаться ею подольше? Но зачем мне свобода без Марины? И без Мишки? Нет, это любовь… Та самая поздняя любовь, когда седина в бороду и все прочие банальности… Перед Викой моя совесть теперь чиста как стеклышко, протертое специальным составом, который на днях рекламировали по телевизору. «Смотрите на мир новыми глазами!» Вот я и смотрю и вижу… Севу. На берегу стоял Сева и, похоже, поджидал его.

– Привет! – помахал ему Михаил Петрович.

– С добрым утром! Как вода?

– Отлично! Очень бодрит!

– Михаил Петрович, можно вас на два слова?

– Ну разумеется!

– Михаил Петрович, я уезжаю, а Маришечка еще спит, не хочу ее тревожить. Думал оставить ей записку у портье, но вот увидел вас…

– Вы уезжаете так внезапно? Что-то случилось? Может, я могу чем-то помочь?

– Можете. Будьте внимательны к Марине и к мальчику, не заставляйте их страдать. Хотя я уверен, вы хороший человек, может быть, именно тот, кто им нужен, они очень одиноки.

– А вы, часом, не из-за меня решили уехать?

– О нет, просто благодаря вашему приезду я смогу осуществить свою давнюю задумку… Я не хотел бросать Маришечку одну… Но коль скоро вы здесь…

– Не волнуйтесь, Всеволод Александрович, я о них позабочусь. Хотя мне жаль, что вы уезжаете, и Марина наверняка огорчится.

– Еще два слова: Михаил Петрович… Марина мне призналась вчера, что вы хотите жениться на ней…

– Мечтаю!

– А если все у вас сладится, вы не станете возражать против нашей с ней дружбы?