Ивлин Во - Офицеры и джентльмены Страница 26

– Алло, Краучбек, уже почистили винтовку? – спросил подошедший к нему майор.

– Нет еще, сэр. Я просто ждал, пока рассосется толпа.

– Ждать у вас нет никаких оснований, Краучбек. Вы слышали, как было приказано? «Тщательная чистка оружия сразу же после возвращения и роспуска строя». О том, что можно подождать и выпить пару стаканчиков рома, ничего сказано не было.

Майор тоже замерз. И для него этот день был мерзким. Более того, чтобы попасть домой, ему еще предстояло пройти около мили но снегу. К тому же, как он теперь вспомнил, повара уже не будет, когда он вернется домой, и ему, согласно его же обещанию, предстоит сопровождать жену на обед в один из городских отелен.

– Сегодня у вас далеко не лучший день, Краучбек, – продолжал майор. – Вы можете и не быть хорошим стрелком, но обязаны по крайней мере держать свою винтовку чистой. – Сказав это, он вышел из дома и, не пройдя и сотни ярдов, совершенно забыл об этом деле.

Триммер во время этого разговора находился на лестнице.

– Алло, «дядюшка», как я понимаю, вы получили втык?

– Ты правильно понимаешь.

– Это нечто новое для нашего любимчика.

Через помрачневший рассудок Гая пролетела искра и воспламенила взрыватель.

– Пошел ты к чертям собачьим!

– Та-та-та, «дядюшка». Не находите ли вы, что немножко резковаты сегодня?

Сильный удар тростью.

– Эй ты, недоделанное ничтожество, заткнись! – прикрикнул на него Гай. – Еще хоть малейшая дерзость с твоей стороны, и ты получишь но зубам!

Гай не выбирал слов; ни физически, ни морально он не мог внушить кому-нибудь страх, но неожиданный гнев всегда настораживает, ибо вызывает воспоминания об испытанных в детстве ужасных последствиях, которые трудно было предвидеть. К тому же Гай в этот момент был вооружен весьма прочной тростью, которую он непроизвольно, но угрожающе приподнял. Военный суд мог истолковать, а мог и не истолковать этот жест как серьезную угрозу жизни офицера-сослуживца. Триммер истолковал.

– Послушайте, «дядюшка», успокойтесь. Я никоим образом не хотел вас обидеть.

У гнева есть свои движущие силы, которые уводят далеко от точки взрыва. Они-то и довели теперь Гая до состояния белого каления, пребывать в каковом ему раньше не доводилось.

– Черт бы взял твою отвратительную душонку. Я ведь, кажется, сказал тебе заткнуться. Разве не сказал?

Гай намеренно и совершенно недвусмысленно замахнулся тростью и сделал, прихрамывая, шаг вперед. Триммер рванулся с места и побежал. Два проворных прыжка – и он скрылся на втором этаже за углом, бормоча себе под нос: «Не понимает шуток и выходит из себя…»

Приступ гнева прошел очень медленно. Чувство удовлетворенности собой прошло вместе с гневом, но еще медленнее. Вскоре Гай пришел в свое обычное состояние.

Такие же драмы, размышлял Гай, должно быть, разыгрывались в каждом семестре в кут-эль-амарском интернате, когда черви неожиданно оказывались удавами, когда скверных задиристых мальчишек обращали в бегство. Но чемпионы старших классов не нуждались в стаканчике рома, чтобы подбодрить себя.

Неужели для этого проносились звуки горнов над плацем в казарменном городке алебардистов? Неужели для этого неслись звуки оркестра над притихшим обеденным столом «медных каблуков»? Неужели это та победа, ради которой Роджер де Уэйброук стал крестоносцем? Должен ли Гай торжествовать потому, что заставил замолчать Триммера?

Сгорая от стыда и печали, опираясь на свое бесчестное оружие, Гай стоял самым последним в очереди за кипятком.

8

Последовавшая неделя была утешительной.

Гай почувствовал, что его колено больше не болит. С каждым днем, пока он все основательнее привыкал к хромоте, колено становилось здоровее. Вскоре он понял, что его колено болит от тугой, стягивающей повязки. Теперь, когда по его пятам в роли двойника все время ходил Эпторп, Гай оставил в покое трость и повязку и обнаружил, что может без них передвигаться совершенно нормально. Гай присоединился после этого к своему отделению с такой же гордостью, какую испытывал на второй день своего пребывания в казарменном городке алебардистов.

В то же время усы, которые он отращивал вот уже несколько недель, неожиданно приобрели определенную форму; это произошло с такой же неожиданностью, с какой ребенок вдруг начинает плавать. Утром накануне усы представляли собой не более чем запутанный клок жестких волос, а на следующий день вдруг стали солидной, симметрично расположенной растительностью. Гай сходил в городскую парикмахерскую, где усы подстригли, расчесали и завили горячими щипцами. Он поднялся с кресла неузнаваемо преображенным. Когда Гай выходил из парикмахерской, он заметил на другой стороне улицы небольшой магазин оптики, на витрине которого лежало огромное фарфоровое глазное яблоко и висело объявление: «Бесплатная проверка зрения. Любые линзы подбираются в присутствии заказчика». Вид одинокого глазного яблока и идиосинкразический выбор слова «линзы» вместо просто «очки», воспоминание об изменившемся лице, которое он только что видел в зеркале у парикмахера, а также воспоминание о бесчисленных немецких уланах в бесчисленных американских фильмах – все это заставило Гая перейти улицу и зайти в оптический магазин.

– Мне хотелось бы приобрести монокль, – четко произнес Гай.

– Да, сэр. С простым стеклом для более внушительного внешнего вида или вы действительно нуждаетесь в оптике?

– Мне нужно для стрельбы. Я не вижу мишени.

– О, дорогой мой, это, конечно, требует специальной оптики.

– Вы можете предложить мне что-нибудь?

– Не только могу, но и обязан, не так ли?

Через пятнадцать минут Гай вышел из магазина, купив за пятнадцать шиллингов монокль с сильной линзой в позолоченной двойной оправе. Достав монокль из футляра под кожу, Гай остановился у витрины и вставил его в правый глаз. Монокль держался хорошо. Гай медленно расслабил мышцы лица и перестал прищуривать правый глаз. Монокль прочно держался на месте. У человека, отраженного витриной, был циничный вид; он очень походил на юнкера. Гай вернулся в оптический магазин.

– Я, пожалуй, возьму еще два или три таких монокля, на тот случай, если этот разобьется.

– Боюсь, что с такой сильной линзой у меня больше нет.

– Это не имеет значения. Дайте мне с наиболее подходящей к этой.

– Но подумайте, сэр, глаз – это очень чувствительный орган, к нему нельзя относиться так безрассудно. Линза для вашего монокля подобрана на основании проверки вашего глаза. Я как специалист могу порекомендовать вам только такую.

– Ничего, ничего.

– Ну что ж, сэр, я предупредил вас. Как специалист, я возражаю, как торговец – покоряюсь.

Монокль в сочетании с усами поставил Гая намного ближе к его младшим сослуживцам, из которых никто не мог преобразиться так быстро. Разумеется, способность Гая стрелять по мишени тоже резко повысилась.

Через несколько дней после приобретения Гаем моноклей они снова выехали на полигон Мадшор для стрельб из ручного пулемета «брен». Пользуясь моноклем, Гай хорошо различал на фоне грязного снега белое пятно и всякий раз попадал в него, конечно, не так точно, как искусный стрелок, но не хуже, чем любой другой из его группы.

Гай не собирался носить монокль постоянно, но пользовался им довольно часто и в значительной мере восстановил утерянный престиж тем, что монокль часто приводил в замешательство инструктора-сержанта.

Престиж Гая повысился еще и потому, что нехватка финансов у его сослуживцев снова стала весьма распространенным явлением. Гостиные с пальмами в отелях и танцевальные вечера обходились довольно дорого, и первый-прилив наличных денег быстро истощился. Молодые офицеры начали подсчитывать дни до конца месяца и задавались вопросом, смогут ли они теперь, когда их существование, кажется, признано, положиться на регулярную выплату финансовой частью денежного содержания и надолго ли хватит выплачиваемых им сумм. Один за другим все бывшие клиенты Гая пришли к нему снова, к ним робко присоединились еще два человека. Хотя про алебардистов нельзя было сказать, что они продают уважение младших к старшим за три-четыре фунта, оставалось фактом, что все должники Гая, за исключением Сарам-Смита (его Гай удостоил лишь ледяного пристального взгляда через монокль), стали по отношению к нему более вежливыми и, как бы в оправдание своих малых актов такой вежливости, часто говорили друг другу: «Дядюшка» Краучбек действительно чертовски великодушный и благородный парень».

Жизнь показалась Гаю еще более сносной после того, как он открыл два вполне устраивающих его пристанища. Первым был ресторан напротив под названием «Гарибальди», где Гай нашел генуэзскую кухню и весьма теплый прием. Владелец ресторана занимался по совместительству шпионажем. Этот Джузеппе Пелеччи, полный и плодовитый мужчина, хорошо принял Гая во время его первого визита в надежде на то, что Гай, возможно, внесет что-нибудь новое в довольно скучную и скудную информацию по местному судоходству, которая была пока единственным вкладом Джузеппе в сокровищницу информации в его стране. По когда Джузеппе узнал, что Гай говорит по-итальянски, то его патриотизм уступил место самой обычной тоске по родине. Он родился недалеко от Санта-Дульчины и знал кастелло Краучбека. Джузеппе и Гай стали более чем владельцем и постоянным посетителем ресторана, более чем агентом и жертвой обмана. Впервые в жизни Гай почувствовал себя simpatico и поэтому стал обедать в «Гарибальди» почти каждый вечер.