Роман Сенчин - На черной лестнице (сборник) Страница 26

А просыпаться было тяжело – зря выпили и так поздно легли. Бестолково тыкались на узком пространстве меж полок, вздыхали, то и дело тянулись к стоящей на столе бутыли «Аква Минерале». Головы побаливали, глаза слипались, руки не слушались.

– Ребята, – громко зашептала проводница, – готовы? Давайте-давайте, две минуты поезд стоит!

– Идем, сейчас вот только…

Собрались кое-как, пихая впереди огромный рюкзак, пробились в рабочий тамбур. И поезд как раз остановился. Проводница открыла дверь, скрежетнула спускаемой подножкой.

– Ну, до свидания.

– Счастливо, ребята.

Спрыгнули на перрон и с минуту стояли жмурясь – даже в мути раннего утра ослепительно белел снег.

– А в Москве слякоть до сих пор. Неделя до календарной зимы.

– В Москве давно уже хрен знает что…

Закурили. Роман посмотрел в ту сторону, куда ушел поезд. Сказал:

– Еще двое с половиной суток на нем – и, считай, моя родина.

– А если на нем до Новосиба, а потом на юг двести километров – моя, – добавил Илья.

На перроне было пусто, зато на станции – тесно. На лавках сидели и чего-то ждали люди. Темные, большие, несдвигаемо-монолитные в своем ожидании. Правда, и суетящиеся имелись – суетились в основном коренастые парни в кепочках и кожаных куртках; в Москве такого вида ребята исчезли лет десять назад.

Опасливо косясь на них, Роман с Ильей пробрались к свободному пятачку у стены. Поставили рюкзак. Немного повеселили друг друга, пошутив по поводу висевшей над головой картины – Владимир Ильич Ленин на дощатой трибуне, в окружении алых стягов что-то страстно говорит. «Вот тебе и местная достопримечательность». – «Колхозником себя ощущаю пятидесятых годов».

– Что ж, – бодро, видимо, наконец проснувшись, сказал Илья, – схожу узнаю насчет автобуса до Чухломы. Посмотришь за рюкзаком?

– Давай.

Илья ушел, а Роман стал поглядывать на людей, обстановку станции. Поглядывал не прямо, не затяжно – Москва отучила от этого, – а быстро и вроде бы мимо. И вспомнился автовокзал в родном районном городишке: сидели, а то и лежали там, в таком же полубараке на лавках, в темное одетые люди, терпеливо, без нервов ожидая то ли автобуса, то ли еще чего. Может, какого-нибудь события, которое изменит их судьбу. Одни молчали, другие тихо переговаривались или подробно, но не занудно рассказывали.

Роман любил подсесть к таким рассказывающим и послушать и многое узнавал о людях, о жизни. Кое-что стало сюжетами его первых рассказов, которые он написал в начале девяностых; однажды отнес несколько в местную газету, состоявшую из коротеньких новостей, объявлений, поздравлений и некрологов; главному редактору рассказы понравились, она их поставила, а потом посоветовала Роману попытаться поступить в Литературный институт: «Что вам здесь? Вам пробиваться надо». И через полгода он сидел с родителями на жесткой лавке – ждали автобуса до ближайшей железнодорожной станции.

И Илья наверняка из такого же барака в Литинститут уезжал – родом он из маленького городка на Северном Алтае, вряд ли вокзал там из стекла и бетона…

С ближайшей к Роману лавки одновременно, но не сговариваясь, как-то по отдельности, поднялись мужчина и женщина. Пошли к двери, противоположной двери на перрон. Роман скорее подтащил к лавке рюкзак. Уселся широко, на два места.

Прикрыл глаза, но к происходящему вокруг прислушивался напряженно. Ловил голоса, фразы, пытался найти что-нибудь колоритное, зафиксировать в памяти. Ничего не было, лишь невнятный гулдеж, вздохи, зевки, хлопанье дверей. По полу то и дело прокатывались волны холода, и у Романа постепенно стали коченеть ноги. Он сжимал-разжимал стиснутые туфлями пальцы, жалел, что не купил сапоги на меху. Хотя в Москве они не очень-то и нужны – добежал от дома до метро, от метро до работы; магазины, редакции журналов и издательств, Центральный дом литераторов, школа, где учились дети, тоже находились неподалеку от дома или станций метро. Замерзнуть не успевал.

– А, вот ты! – испуганно-обрадованный голос Ильи. – Смотрю, нет…

Роман разлепил отчего-то слезящиеся глаза, подвинулся. Илья сел рядом.

– Автобус через час почти. Билеты при посадке.

– Куда подходит?

– Да сюда, к вокзалу.

– М-м, вокза-ал… – На Романа наваливалась дремота, хотелось в свою квартиру, лечь на тахту, накрыться теплым одеялом… Чтоб взбодриться, предложил: – Что, по пятьдесят?

– Можно.

Незаметно, опасаясь милиционеров или какого-нибудь алкаша-попрошайку, разлили остатки коньяка по пластиковым стаканчикам.

– Ну, за продуктивную поездку.

Выпили.

После коньяка Романа потянуло курить. Вышел на улицу – так сказать, в сторону города. Там оказалась небольшая, зажатая напоминающими сараи зданиями площадь, на которой тарахтел «пазик» с табличкой в окне «Галич – Сусанино». Рядом с ржавой, забитой мусором урной двое парней в кепках спорили и, видимо, готовились к драке.

– Ты не имеешь права, понял?! – наскакивал один. – Не имеешь!

– Да с чо ты взял? Никому я ничо не должен, – отпихивался второй.

– Ты не имеешь права так поступать!

Удивляясь, что парни на грани мордобития не матерятся, а, если записать их слова просто на бумаге, выражаются вполне интеллигентно, но все же боясь быть втянутым в их разборку, Роман быстро выкурил сигарету и вернулся на станцию.

Илья перебирал бумаги – несколько листов формата А4 с тускловатым, отпечатанным на струйном принтере текстом.

– Ром, – протянул один из листов, – пробеги вот это. Пока делать нечего.

– А что это? – Как всегда, когда ему предлагали рукопись, Роман почувствовал тоску.

– Ну, глянь. Мнение твое интересно.

Роман стал читать:

«Я люблю оружие. Мне нравится винтовка, так же, как нравится скрипка, яхта и прочие предметы, имеющие форму, доведенную до предельного совершенства. – Покосился в низ листа; к счастью, текст оказался короткий, просто напечатан был четырнадцатым кеглем. – Уметь держать в руках хорошую винтовку – это много для мужчины. Держать в руках, так естественно, как женщины держат детей. И винтовка обязательно должна быть своя, личная. Имея винтовку, мужчина не пойдет вешать записку с угрозами на дверь коммерческого киоска, где ему продали просроченное пиво. Я говорю не о вооруженной расправе, а о той ответственности за свои действия и о чувстве достоинства, которые появляются у мужчины, если он держит в руках винтовку».

– Ничего, очень даже ничего, – сказал Роман, из приличия сразу не возвращая лист, а покачивая его в руке. – А что это?

– Да вот, решил написать историю своего карабина.

– М-м, интересно.

У Ильи в комнате, между книжных шкафов, находился стальной сейф для оружия. Обосновавшись в Москве, Илья привез с родины старый фамильный карабин, перед тем долго собирая какие-то справки, получая разрешения, проверяясь у психиатра. Мечтал бродить по подмосковным лесам. Стрелять – не стрелять, но – охотиться. Лучший, говорил, отдых для души… Может, и съездил несколько раз, а в основном использовал карабин, чтоб детей веселить – стрелял капсюлями в форточку. Дети визжали от восторга.

– …Карабин-то еще дедовский, – тихо, будто стараясь, чтобы посторонние не услышали, рассказывал сейчас Илья. – А он охотником-промысловиком работал. Еще в тридцатые годы. И я сам не слышал от него, но вроде из этого карабина бандита застрелил…

– Интере-есно, – перебил Роман. – Ты лучше напиши, а я потом прочитаю. А то ведь выговоришься – и остынешь.

– Ну да… Может, еще по капле?

– У меня кончилось.

– Да нет, – Илья скорей стал расстегивать рюкзак, – у меня есть. Виски, водку?

– Давай виски. Водку успеем еще.

Думали, что за места в автобусе будет битва, но пассажиров оказалось человек десять.

– Странно, утро субботы, и никого, – удивился Илья, – у нас, помню, из города было не выехать. Все по деревням к родным…

– Денег, наверно, нет у людей.

– Наверно.

Заняли сиденья в конце салона. Было холодно – «пазик» еще не прогрелся. Пришлось глотнуть виски прямо из горла. Зажевали пирожками.

– Вкусные, – похвалил Илья, – жареные. Не люблю московские печеные.

– Да, особенно когда с мясом, а тесто сладкое. Отвратительно. А один раз, – оживился, стал вспоминать Роман, – приехала журналистка из Гамбурга. Со мной интервью делала. И пригласила в ресторан «Пушкин». Знаешь, на Тверском бульваре?

– Знаю. Дорогой, говорят, ужасно.

– Цены запредельные, – с удовольствием подтвердил Роман. – И я заказал окрошку. И ей посоветовал. Жарко было, думаю, окрошка – само то. Ну и приносят эту окрошку. Я хлебнул, и чуть не вырвало. Представь – сладчайший квас, без газа, без брожения, а в нем колбаса, огурцы…

Илья сморщился, прикрыл рот ладонью, замотал головой. Роман решил не досказывать.

Выехали за город, и водитель включил магнитофон. Из динамиков зазвучала песня группы «Золотое кольцо». Две старушки тут же стали подпевать: