Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 2 Страница 26

— А ты опасно дальновидна, фоморская принцесса! — сверкает глазами Марк. — Не стоит впутывать тебя в игры богов в качестве пешки. Как бы из-за твоих предположений установленные правила не полетели в тартарары.

— Скоро все там будем, в тартарарах, — примирительно говорю я. — Не пытайся узнать правила ДО игры, сам видишь, здесь этот симпатичный прием не срабатывает. Я же вижу: тебе хочется, чтобы впереди нас ждал обычный, изрядно поднадоевший поединок жизни и смерти, в ходе которого любовь бы переходила от одного к другому, словно наградной кубок. Но может же оказаться, что у мира не две стороны — жизнь и смерть — а больше…

Марк буравит меня взглядом. У провидца, у человека, которого я знала, были совсем другие глаза. То ли близорукие, то ли обращенные внутрь себя, но почти всегда — невидящие. У этого нового Марка глаза, словно хромированные скальпели. Они осторожно проникают внутрь моего сознания, распластывая придуманные мной оправдания, утешения, измышления, а я так надеялась смягчить его чувство вины и опасения за нас — вот только нет в этом незнакомце ни намека на вину и опасения. Он бодр и целеустремлен, как никогда не был бодр и целеустремлен провидец.

— А ведь слабак он был, пожалуй, — негромко замечает незнакомец, поселившийся в теле Марка.

— Думаешь, ты лучше справишься? — пересохшим ртом, почти беззвучно спрашиваю я.

— Лучше, — уверенно отвечает ТОТ. — Я по крайней мере знаю, чего хочу… от своего мира и от всех прочих миров.

Да уж, такое знание дорогого стоит. Вот только кому стоит? Нам? Этой вселенной? Самому Марку — если только от Марка осталось… хоть что-то?

— Как бы то ни было, — выныривает откуда-то вездесущий Морк, — ты же не пойдешь туда ОДИН? Мы тебе еще пригодимся! — и он панибратски хлопает по спине Марка… бывшего Марка.

— Конечно, пригодитесь, — улыбается краями губ наш спутник. Наш предводитель. И уходит в темноту.

— Морк, — беспомощно говорю я, — Морк, ты…

— Не бойся, — отвечает мой мужчина, — не бойся. Я слышал.

Он слышал. Он решит проблему. Он мужчина. Или я слишком много от него хочу?

Чем дети особенно хороши в условиях экстремальных миров, так это болтливостью. Если дать ребенку возможность пересказать всю свою жизнь отзывчивому слушателю, белый сагиб узнает всё, что ему для выживания требуется — и даже больше.

Оказывается, племя слоноженщин ценой некоторых элементарных удобств воплотило наивысшую мечту наездников всех времен и народов — слилось со своими ездовыми животными. Когда-то они существовали отдельно — тролли-наездницы и их боевые слоны. Такое положение дел возмущало всех — и смертных, и бессмертных. Божества видеть не могли, как тролли, вооружившись бичами и копьями, ломают свободолюбивую слоновью природу, чтобы заменить ее жалкой угодливой тварью. А наездницы страдали от тупости зверей, приученных слепо повиноваться и вместе с тем утративших ценные животные инстинкты. И однажды, по просьбе великой-превеликой наездницы, боги воссоединили ее с ее лучшей слонихой. Жизнь немедленно стала улучшаться и полезный опыт распространился, как зараза по ветру. О великой-превеликой наезднице стали петь песни и рассказывать сказки, которых Атхай-ки-Магорх-каи-Луиар-ха-Суллетх, она же Болтушка Ати знала превеликое множество. Если судить по тем, которые она успела мне поведать, наездницы были молчаливы, воинственны и злопамятны. Чужаков ценили как источник полезных сведений об окружающих землях. Мяса не ели — ни троллиного, ни насекомого (слава богам!), добровольных информаторов не убивали, жили, как слонам и полагается, при матриархате и в ус не дули.

Единственное, чего мне так и не удалось выяснить у Болтушки Ати, так это подробностей насчет воспроизводства поголовья наездниц. Я решила не отвлекаться на пикантные фантазии, а мысленно подготовить речь, которую надлежит произнести во всеуслышанье, дабы меня сочли полезным пришельцем. Меня, правда, несколько беспокоила мысль, что меня сочтут похитительницей непоседливого ребенка. И решат наказать соответственно наездническому уложению о наказаниях. После чего я незамедлительно отдам слоновьим богам душу.

— Атхай-ки-Магорх-каи-Луиар-ха-Суллетх! — грозно произнесла первая же встреченная мною слоноженщина. — Ты шляешься! А должна готовиться!

— Я готовлюсь, — непривычно кратко ответила только что весьма болтливая Атхай-ки-Магорх-каи-Луиар-ха-Суллетх. — У Мертвой реки. Тролль. Голодный. Я привела. Вот, — Ати, изогнувшись немыслимым для человеческого торса образом, вытащила меня из-за своей слоновьей задницы и поставила пред светлы очи соплеменницы. — Говори! — последнее предназначалось мне.

— Я не тролль, — вот, собственно, и все, что я сумела из себя выдавить.

Слономатерь оглядела меня с ног до головы, понимающе кивнула и лениво махнула хвостом точно рукой — пошли, мол.

Как выяснилось, самыми длинными фразами в речи наездниц были их ФИО. Каждое достойное похвалы деяние вписывалось в имя представительницы племени навечно. Назвав собственное имя, слоноженщина избавлялась от любых объяснений, кто она и что в своей жизни совершила. Хорошо, что краткие обращения были позволены всем, в том числе и незнакомцам. Иначе бы я провела остаток жизни, зубря прозвание Мамы. А так меня удочерили по-быстрому и велели не таясь выкладывать, что я такое и зачем явилась на берега Мертвой реки.

— Человек. Пока. Была бог. Здесь колдовать не могу. Не из Мидрагда, не из Асгарда, с другого берега моря Ид. Ищу Фенрира. Ищу своих попутчиков. Хочу еще побегов. Хочу спать. — Во время своего «информативного» доклада я старалась хранить достоинство. То есть сделать каменное лицо и удержать на месте брови, против воли так и норовившие встать жалобным домиком.

— Молодец, — одобрительно заметила Мама. — Слышу о тебе давно. Ветер говорил, с тобой враг.

— Хочу перевоспитать врага. Молод и глуп. Перевоспитаю и сведу с Фенриром, — отчеканила я как на духу.

— Молодец, — не дрогнула лицом Мама. — Убивать будет?

— Не знаю, — бубнила я, чувствуя, что врать Маме — нехорошо. — Не сказали. Пророчество устарело.

— Молодец, — не пыталась разнообразить свои замечания Мама. — Воин?

— Демиург. Глупый, — созналась я в худшем из своих грехов. — Плохо создала. Расхлебываю.

— Молодец, Мирра-ки-Ищущая-каи-Наставник-ха-Демиург!

Именно что «ха». Какой из меня, к утгардскому лешему, демиург.

Вот так мы и пришли к полному взаимопониманию. А через несколько часов под конвоем пяти наездниц с холмов спустились Нудд и Видар.

Их обнаружили на берегах все той же Мертвой реки. Без обиняков взяли в кольцо и привели к Маме. Нудд был мрачен и сосредоточен, Видар — свирепо весел и готов к схватке, и оба ни на волос не верили в добрую волю наездниц. Еще бы — им-то никто не сказал «Молодцы!»

— Я не знаю человека, который бы влипал в истории с такой же регулярностью, — вздохнул Нудд, увидев меня, с трудом доедающую очередной побег. — Ну и что ты можешь сказать в свое оправдание?

— То, что племя отведет нас в Железный лес! — хихикнула я. — Не самой краткой дорогой, но ты, похоже, того и хотел? Трудности пешего похода, скудный рацион, антисанитария, чуждая культурная среда и крайне познавательные неприятности гарантированы!

— Какие неприятности? — возрадовался Видар. С того момента, как отрубленная кисть вернулась на свое законное место, у него весь организм чесался от желания испытать исцеленную конечность в деле. Не в деле запрягания артроплевр, конечно, а в бою — и лучше в неравном. Уточняю: чтобы перевес был на стороне Видара, но чтобы противник не был задохликом. Помахаться ему хотелось, сопляку.

Я смерила бога-трикстера взглядом тяжелым, точно булава самой крупной из наездниц.

— Племя враждует со всеми подряд! — забормотал Видар, оправдываясь. — Кто их знает, с кем они на сей раз сцепились…

— А ты что, знаком со всеми обитателями Утгарда? — поинтересовался Нудд.

— Со всеми, — самодовольно заявил Бог Разочарования. — Я за землей Хаоса давно присматриваю, как бы чего… — и он осекся, понимая, что наговорил лишнего.

— Так я и думал, — вздохнул сильф. — Берег своего волчонка, свое главное оружие? От кого? От нас?

— От своих, — мрачно буркнул Видар. — Они же его на цепь посадить норовят. С начала времен куют эти цепи, одну за другой, пробуют на нем, льстят ему безбожно, обещают на свободе оставить — и ведь врут, всё врут[65]! Разве так можно?! — в глазах Видара мелькнуло отвращение.

Да. Похоже, бог-предатель — сын своего отца и плод божественного воспитания. Воспитания властью и коварством.

— Скоро будет готова третья цепь? — тихо спросил Нудд.

Видар безмолвно кивнул. Глаза у него были, как у мальчишки, которому обещали, что Полкан с бабушкиной дачи поедет с ним на городскую квартиру — и вот, лето кончилось, а Полкан так и остался на цепи. И лает вслед отъезжающей машине, лает…