Пол Боулз - Полночная месса Страница 26

— Но как же это? — вскричала она. — Тебя тут не будет! Я останусь совсем одна.

— Нет, нет. У тебя будут друзья. Они тебе понравятся.

В тот же вечер он привел в квартиру двух молодых людей. Они были симпатичные, хорошо одетые и очень говорливые. Когда Малика услышала, что Тим называет одного Бобби, она рассмеялась.

— Только собак зовут Бобби, — объяснила она. — Это не человеческое имя.

— Она бесценна, — сказал Бобби. — Маленькая Нефертити.

— Абсолютно божественная, — согласился его друг Питер.

После того, как они ушли, Тим объяснил, что они будут развлекать Малику, пока он не вернется из Англии. Они поселятся с ней в квартире. Услышав это, она умолкла на миг.

— Я хочу поехать с тобой, — сказала она, словно все остальное было немыслимо.

Он покачал головой:

— Ni hablar.[27]

— Но я не хочу с ними любиться.

Он поцеловал ее:

— Они не занимаются любовью с девочками. Вот почему я их пригласил. Они будут о тебе хорошо заботиться.

— Ах, — сказала она, отчасти утешившись и в то же время думая, как умен Тим, что смог запросто найти двух таких приличных евнухов.

Как и обещал Тим, Бобби и Питер не давали ей скучать. На вечеринки они ее возить не стали, а приглашали своих друзей познакомиться с ней. Вскоре она поняла, что в Танжере очень много евнухов. Поскольку, как утверждали Бобби и Питер, эти чаепития и коктейли устраивались исключительно для Малики, она потребовала сообщать ей точное время прихода гостей, чтобы можно было приветствовать их в правильной позе — откинувшись на диване с книгой в руке. Когда новоприбывшие входили, она медленно поднимала голову, чтобы все могли лицезреть ее благородные черты, устремляла взгляд в точку, находившуюся намного выше чего бы то ни было в комнате, и позволяла полуулыбке скользнуть по губам и тут же исчезнуть.

Он ясно видела, что это производит впечатление. Все говорили, что любят ее. Они играли в игры и танцевали друг с другом и с ней. Они щекотали ее, тискали, сажали на колени и ерошили ей волосы. Ей они казались забавнее друзей Тима, хотя она понимала, что вещи, которые они говорят, не имеют значения. Для них все было игрой, научиться у них хоть чему-то было невозможно.

Тима не было уже больше недели, когда они впервые привели Тони. Это был высокий, шумный ирландец, к которому остальные в компании, казалось, испытывают некоторое уважение. Сначала Малика решила: это потому, что он не евнух, — но быстро обнаружила, что дело в другом: он мог потратить гораздо больше денег, чем любой из них. От одежды Тони всегда изысканно пахло, а его машина, зеленая «мазерати», привлекала даже больше внимания, чем автомобиль Тима. Как-то раз он зашел в полдень, когда Бобби и Питер еще были на рынке. Негритянка получила от Бобби приказ не впускать никого ни под каким предлогом, но Тони умел обходить такие препятствия. Малика слушала пластинку Абдельвахаба[28], но тут же остановила ее и полностью переключилась на Тони. По ходу беседы он заметил невзначай, что она красиво одета. Малика пригладила юбку.

— Но мне хочется видеть тебя в других нарядах, — продолжал он.

— А где они?

— Не здесь. В Мадриде.

Хлопнула дверь — это вернулись Бобби и Питер. Они поссорились и теперь обменивались только язвительными междометиями. Малика поняла, что партия в домино, которую они обещали с ней сыграть, когда вернутся, не состоится. Она села и, надувшись, стала перелистывать один из финансовых журналов Тима. Евнухи совсем как дети, подумала она.

Бобби вошел в комнату, остановился у дальней стены и стал молча перебирать книги на полке. Вскоре в дверях появилась негритянка и объявила по-французски, что мсье Тим звонил из Лондона и приедет в Танжер только восемнадцатого.

Когда Тони перевел известие на испанский, Малика застыла, горестно глядя на него.

Бобби быстро вышел из комнаты. Смутившись, Тони встал и последовал за ним. Миг спустя донесся резкий голос Бобби:

— Нет, она не может пойти с тобой обедать. Ей вообще нельзя никуда ходить, только если мы пойдем вместе. Одно из правил Тима. Если хочешь, можешь поесть у нас.

За обедом почти не говорили. Посреди трапезы Питер отшвырнул салфетку и вышел из комнаты. После этого негритянка подала кофе на террасе. Бобби и Питер ссорились где-то в глубине квартиры, но их пронзительные голоса были на удивление хорошо слышны.

Поначалу Малика потягивала кофе и ничего не говорила. Когда она обратилась к Тони, казалось, что в их прежнем разговоре не было перерыва.

— А можем мы поехать в Мадрид? — спросила она.

— Ты бы хотела? — ухмыльнулся он. — Но видишь, какие они. — И указал за спину.

— A mí me da igual cómo son.[29] Я обещала остаться с ними только на две недели.

На следующее утро, пока Бобби и Питер покупали на рынке еду, Тони и Малика положили чемоданы в «мазерати» и отправились в порт, чтобы сесть на паром в Испанию. Тони оставил Бобби короткую записку, в которой сообщил, что одолжил Малику на несколько дней и проследит, чтобы она позвонила.

Первую ночь они провели в Кордове. Прежде чем отправиться утром в Мадрид, Тони остановился у собора — он хотел показать его Малике. Когда они подошли к дверям, Малика смутилась. Она заглянула внутрь и увидела бесконечный коридор арок, уходящих в полумрак.

— Зайди, — сказал Тони.

Она потрясла головой:

— Ты иди. Я тут подожду.

Выезжая из города, он пожурил ее:

— Надо смотреть на вещи, когда есть возможность. Это знаменитая мечеть.

— Я посмотрела, — отрезала она.

Оказавшись в Мадриде, они провели весь первый день в ателье Баленсиаги[30].

— Ты был прав, — сказала Малика, когда они вернулись в отель. — Одежда здесь намного лучше.

Нужно было ждать несколько дней, пока первые заказы будут готовы. Музей Прадо был в двух шагах от отеля, но Тони решил, что не стоит пытаться затащить туда Малику. Он предложил корриду.

— Только мусульмане знают, как убивать животных, — объявила она.

Они провели в Мадриде уже неделю. Как-то вечером, когда они сидели в баре «Ритца», Тони повернулся к ней и спросил:

— Ты звонила в Танжер? Нет, не звонила. Пойдем.

Малике не хотелось думать о Танжере. Вздохнув, она встала и поднялась за Тони в его номер; он заказал разговор.

Услышав Бобби на другом конце провода, он жестом подозвал Малику и дал ей трубку.

Стоило Малике заговорить, Бобби начал ее распекать. Она прервала его и попросила позвать Тима.

— Тим пока не может приехать в Танжер. — Его тонкий голос сорвался. — Но он хочет, чтобы ты немедленно вернулась!

Малика молчала.

— Ты слышала, что я сказала? — визжал Бобби. — Oíste?

— Да, слышала. Я дам тебе знать. — Она быстро повесила трубку, чтобы не слышать, как он возмущается.

Они еще несколько раз ходили к Баленсиаге на примерки. Мадрид на Малику произвел впечатление, но ей не хватало ласковой заботы Тима, особенно по ночам, когда она лежала одна в постели. Жить с Тони было приятно — он уделял ей столько внимания и постоянно что-то дарил, но она знала, что делает он это лишь потому, что ему хочется одевать ее так, чтобы не стыдно было вместе выходить на люди, а не оттого, что заботится о ней.

Хотя заказы приходили, а платья и костюмы были превосходные, удовольствие Малики было слегка омрачено открытием, что люди замечают ее наряды только в двух ресторанах и баре внизу. Когда она сообщила об этом Тони, тот засмеялся:

— А! Тебе нужно в Париж. Это ясно.

Малика обрадовалась:

— А мы можем туда поехать?

Когда прибыл последний заказ, Тони и Малика в последний раз поужинали в «Хоршере» и рано утром отправились в Париж. Ночь они провели в Биарицце: улицы там были мокрые от дождя и пустые.

Париж оказался слишком большим. Она испугалась его еще до того, как они приехали в отель, и решила, что не выпустит Тони из виду, пока не окажется в безопасности своего номера. В «Отеле де ла Тремуай» она смотрела, как он валяется на постели, делает один телефонный звонок за другим, шутит, кричит, дрыгает ногами и заливисто хохочет. Закончив звонить, он повернулся к ней.

— Завтра вечером возьму тебя на вечеринку. И я точно знаю, что ты наденешь. То атласное платье устричного цвета.

Малику потряс шикарный дом и гости в вечерних туалетах. Наконец-то, решила она, удалось добраться до места, где люди достигли предельной степени утонченности. Обнаружив, что все одобрительно на нее смотрят, она пришла в восторг.

Вскоре Тони подвел ее к высокой хорошенькой девушке с сияющими черными глазами.

— Это моя сестра Дайна, — объявил он. — Она лучше меня говорит по-испански.

Представляя Малику, он добавил:

— А это новая Антинея.

Он оставил их вдвоем, а сам ушел в другую комнату.