Грация Верасани - Оглянись назад, детка! Страница 26

— Что это за чертов фильм? — спросила я.

Он заморгал глазами и перевел дыхание.

— Если бы все можно было вернуть…

— Что бы ты сделал тогда?

Он взял из моей пачки сигарету и прикурил. Молодец, снова закурил.

— Джорджиа, мы были молоды…

— Ты ее когда-нибудь бил?

— Я дал ей пощечину лишь один раз, на вечеринке.

— Почему?

— Она была пьяна и валяла дурака с режиссером, с которым вела переговоры относительно роли. Ада много пила.

Я ухмыльнулась.

— А ты — нет.

— Я тоже пью, — признался он. В его голосе сквозила жесткость.

— Знаешь, тебе надо было стать актером.

Он горько улыбнулся.

— Сожалею.

— Почему ты ей не помог?

— Ее мужчиной был Джулио.

Да, Джулио. Еще один, который ничего не понял.

— Кто такая Анна?

— Анна Паризи? Одна из ее подруг.

— Они одалживали друг у друга одежду? Ходили в кино?

Он потер лоб.

— Нет, думаю, они занимались другим.

Кот проводил меня до двери, которую я закрыла за собой с сухим стуком На улице ярко светило солнце, а люди сгребали лопатой снег. До меня донесся чей-то голос: «К счастью, его выпало не так много». Кроме детей, все надеялись на то, что начнется дождь, что снег не замерзнет и что снова можно будет вести машину без проблем.

Голос, который ищет тебя

Дома я поставила будильник с мыслью поспать пару часов.

Невозможно.

Я прилегла, не раздеваясь, в темноте, в углу постели. Повернулась на бок. Правая рука, подложенная под голову, затекла и начала покалывать. Чтобы избавиться от запаха мужчины, который шестнадцать лет назад трахал мою сестру, холодного душа будет недостаточно. Что-то явно меня не устраивало, но я не знала, что. В лицее я изучала Марка Аврелия.

«Зло, совершенное другим, есть зло, которое принадлежит ему». Устраивает ли это меня?

В половине десятою утра с всклокоченными волосами и в пропахшем потом свитере я вошла в агентство. Лучио, бросив на меня взгляд, сразу понял, что у меня была бессонная ночь. Мое перекошенное лицо не обещало ничего хорошего, поэтому на этот раз он обошелся без вопросов.

Войдя в кабинет, я оставила дверь открытой и принялась мерить комнату шагами.

— Тим?

Спазимо откликнулся из своего бункера:

— Он еще не показывался.

— Я устала, ухожу домой.

— Что ты сказала?

Мне пришлось крикнуть:

— Я сказала, что ухожу!

— Но ты же только… Ладно. Если зайдет Тим, что ему сказать?

— Ничего.

— Что?

— Ничего! Не говори ему ничего!

— Понял!

Я прошла мимо прикрытой двери Спазимо.

— Пока.

Нагнув голову, я нерешительно поскребла туфлей о косяк двери, раздумывая, войти или нет.

— Видела, сегодня ночью шел снег? — раздался его голос.

— Да все снегом покрыто, я же не слепая.

— Это я просто так, к слову. Я распахнула дверь бункера.

— Лучио…

— Да? — спросил он, не оборачиваясь.

— Хочешь сегодня вечером поужинать со мной у меня дома?

— А что ты приготовишь?

— Я подумала… приготовлю камбалу и картофельное пюре. Что скажешь?

— А на десерт?

— И десерт будет… Шоколадный мусс.

Наконец он посмотрел на меня:

— В восемь?

— Да. Захвати вино.

Тим сидел на своем мотороллере, а рядом, прижавшись к нему, стояла Гайа. Я увидела, как они поцеловались, — это напомнило мне фильм «Пора яблок». У меня внутри словно пролилась желчь, в горле запершило. Я подумала о том, есть ли у меня дома антибиотик.

Я подошла, когда Тим поворачивал ключ зажигания.

— Шеф, у тебя такой красный глаз.

Он, держа равновесие на одном колесе, поднял на дыбы мотороллер, изобразив «до встречи, малышка» в сторону своей новой подруги. Гайа не выказала особого восторга, тем не менее она улыбнулась и спросила, не хочу ли я зайти в бар на улице Дзамбони, где делают сказочные тартинки.

— Я не очень голодна, — призналась я.

— А я очень, — ответила она.

Я открыла ей дверцу.

— Садись.

Пока я вела машину, стараясь не заснуть, Гайа рассказывала, как вчера вечером она и Тим ходили в ирландскую пивную. После пары кружек темного пива он обнял ее за плечи и поцеловал. Потом они пошли к нему домой и занимались любовью.

— Сейчас у нас все хорошо, но рано или поздно все кончится, — сказала она.

— Почему?

— Потому что все романы кончаются.

Я резко переключила скорость.

— Не все.

— Кончаются, потому что мы умрем, — уточнила она.

— Гайа, тебе только восемнадцать лет. Не слишком ли рано…

— Лучше вовремя подумать о таких вещах.

— Боже, сколько машин… — вздохнула я.

Она смотрела в окно.

— Однажды все эти люди умрут, и Две башни рухнут. — Две башни возникли прямо передо мной, пока я пыталась припарковаться. — Будем надеяться, не сейчас. И хорошо, что ты влюбилась!

Съев по сэндвичу, мы распрощались перед книжным магазином Фелтринелли. Она хотела купить книгу о театре Сары Кейн, а мне надо было спешить домой готовить ужин для Спазимо.

Я снова села в машину. Мне трудно сказать, что это было — совпадение или знак судьбы, однако то, что я увидела, остановившись у светофора на бульваре Ориани, превосходило мое воображение. Мой отец стоял рядом с уличным фонарем, а за его спиной находились бар, табачная лавка и цветочный магазин. Он разговаривал с мужчиной.

Мужчину звали Анд pea Берти.

Зажегся зеленый свет, но я продолжала стоять, не решаясь включить скорость. Почти сразу сзади настойчиво засигналила малолитражка. Я поехала со скоростью пешехода и продолжала смотреть в зеркало заднего обзора: они все еще разговаривали.

Они знают друг друга.

Мой отец и Анд pea Берти знакомы.

Войдя в бар «Енцо», я заказала джин с лимоном Бармен поинтересовался, не просквозило ли меня, намекая на мой красный глаз.

— Это из-за стресса, — ответила я.

— Тут уже есть один, который из-за нее умер.

Я могла бы познакомить его с Гайей, если бы у нее не было жениха.

Подождав около часа, я решила позвонить Андреа Берти. Так как у него нет сотового телефона, я решила позвонить ему домой.

Сработал автоответчик, но мне не хотелось оставлять сообщение.

Я набрала номер агентства, чтобы излить душу Лучио, но мне ответил отец.

— Что ты там делаешь? — спросила я.

Его удивил мой вопрос, а я вспомнила, что это его агентство.

Я спросила непринужденным тоном:

— Тебе знаком некий Андреа Берти?

Наступило молчание.

— Да, — наконец ответил он.

— Каким образом?

— Я однажды видел его в Риме, он был другом твоей сестры.

— Дальше?

— Дальше ничего, Джорджиа. Любезный человек. С тех пор как он переехал в Болонью, он мне звонит время от времени, чтобы узнать, как я поживаю.

— И вы встречаетесь?

— Да, было дело, выпили кофе.

Если в этом и было что-то, то старший фельдфебель Фульвио Кантини прекрасно играл свою роль: его голос был искренним, как искусство эпохи Возрождения. А. искал встречи с моим отцом, чтобы облегчить собственное чувство вины? Не верю. Так же, как и не верю в то, что он сказал ему правду. Если бы он все ему рассказал, как мне, Андреа Берти сейчас бы уже не был жив. Я решила оставить на потом остальные вопросы и, сказав отцу «привет», сделала вид, что мне звонят.

Конец дня я провела между кастрюлями и плитой, как хорошая хозяйка, надев на себя висевший на стене в кухне клеенчатый фартук, которым я пользовалась, может быть, пару раз. Лучио Спазимо наверняка обрадуется консервированному пюре, шоколадному муссу и двум камбалам, которые уже столько времени лежат в моем холодильнике.

Ровно в восемь пунктуальный киллер компьютерных пиратов появился с бутылкой кьянти и букетом разноцветных лютиков: под черным пиджаком — светло-розовый свитер с клиновидным вырезом; брюки очень большого размера делали его худым Должно быть, он забежал домой переодеться. Его удивил вид чистой скатерти, хорошей посуды, подстаканников и канделябра в центре стола, который я сдвинула, чтобы поставить вазу с цветами. На кухне было уютно и тепло, во всем остальном доме царил беспорядок, не имевший ничего общего с художественным.

Пока я накладывала еду на тарелки, Спазимо покашлял:

— После того как ты ушла, профессор два раза звонил.

— Какой у него был голос? — бросила я с видимым безразличием.

— Голос человека, который ищет тебя, потому что должен тебе что-то сообщить.

— То, что он должен был мне сказать, он уже сказал.

Мы сели за стол, я закурила и выпустила дым ему в лицо. Держа нож в руке и примеряясь к камбале на тарелке, он сострил:

— Извини, я не помешаю тебе, если буду есть, пока ты куришь?