Алексей Кошкин - Люди и те, кто против них Страница 26

— Постольку, поскольку я верю в Бога, я вынужден верить в Него во всех Его проявлениях. А дьявол, по моему мнению, всего лишь божественная ипостась, далеко не самая главная. Вы знаете, человеческая жизнь похожа на улицу. На прямую широкую улицу. Я знай себе еду на своей машине, а вокруг пешеходы, другие машины, светофоры, дома. Но мне все равно. У меня есть какая-то цель, какой-то определенный дом. Или несколько домов, тогда я навещаю их по очереди. Там у меня любимая, там лежат деньги, там кинотеатр, там починят мою машину, заправят ее горючим. А дьявол тут — его препоны на дорогах, то есть, ямы, мусор, туман, пьяные пешеходы… Пьяные и сумасшедшие на этой улице всегда попадают под колеса тех, кто мчится не задумываясь к цели.

— А почему он ипостась Бога? — спросил ошарашенный этой речью старик. Он держал перед собой полную ложку борща, которую забыл положить в рот.

Сухович хмыкнул.

— Подумайте! Если мы и наша жизнь-машина, и дорога, и цели-дома, если это все сотворено людьми, то кто же сотворил мусор, то есть, препятствия? Тоже люди! Только это были нерадивые и неряшливые люди, бродяги, отрицательные герои моей повести, которые только гадить и умеют! Вот они-то и есть дьявол в моей сказке.

— Тогда их надо задавить, — раздумчиво сказал Аслани.

Сухович подумал.

— Ну… Можно просто не пускать их в свою машину. И вдруг они для чего-нибудь пригодятся? Стекла, например, обтереть, дорогу указать правильную? Все остальные-то спешат к цели…

— Вот нам и моет дьявол стекла и показывает правильную дорогу! ядовито сказал Аслани. Генерал согласно кивнул головой и тяжело задумался, медленно раздирая ломоть хлеба на две бесформенных части. Аслани вспомнил про свой борщ.

Но ему не дали доесть. Прибежал один из тех, кто стерег корму. Он сообщил, что внутри каюты видели огонь. Аслани поперхнулся и вскочил. «Она решила поджечь пароход!» Но он знал, что это очень сложно сделать. В крайнем случае сгорит одна эта проклятая каюта…

Генерал Сухович спокойно поднялся и молча пошел посмотреть, в чем дело. Аслани следовал за ним, щупая револьвер. Он стал припоминать, когда же в последний раз участвовал в перестрелке, не считая сегодняшнего случая с капитаном Рвако. Получалось, что уже несколько месяцев он занимался одной только политикой, почти безвылазно сидя на острове и контролируя передвижения шхун и банд террористов… Чтобы те не создавали лишних проблем для войск федералов. «Ничего, сейчас постреляем. Только я не пойду в первых рядах. Интересно, скольких она еще угробит, если учесть ядовитые пули?» Он прикинул. Получалось, что от одного до четырех из тех, кто ворвется к ней… Но мы не будем врываться. Мы что-нибудь придумаем. Может, сами сожжем каюту. А что там все-таки было за пламя?

Но никакого пламени уже не было. Через открытую палубу, занятую двумя шлюпками, на них таращились два черных иллюминатора. Ни проблеска огня!

— Кто видел огонь? — спросил генерал.

Ему ответили, что в правом иллюминаторе, где каюта Аслани, увидели свет, словно кто-то разжег костер. Так как генерал Сухович запретил стрелять, пока он не пообедает, никто и не стрелял. Вообще-то, непонятно было, зачем Юнче нужен костер. И вообще вся ситуация казалась команде странной. Кто-то сказал:

— Почему бы не вломиться к ней прямо сейчас?

Генерал Сухович помедлил. Потом вытащил револьвер и несколько раз выстрелил в сторону каюты, стараясь попасть в правый иллюминатор. Ответа не было. Генерал с минуту прислушивался, потом отдал приказ действовать.

В кормовое помещение можно было попасть только через одну дверь, от шлюпок. Прячась за этими шлюпками, несколько человек стали подбираться к двери. Аслани и генерал несколько раз выстрелили, прикрывая атакующих. Те подбежали к каютам и пригнулись под иллюминаторами.

Каюты разделялись глухим узким коридором; дверь в коридор осторожно открыли. Юнче могла быть как слева, так и справа, но слышно ее не было, и огня она не открывала. Тогда осмелели, ворвались в обе каюты одновременно. Потом позвали генерала Суховича, который уже сам шел; он был взволнован.

В одной каюте, где лежали вещи покойного Рвако, не было вообще ничего интересного. В другой под столом лежало тело самого Рвако. Стол был изгажен коричневым пеплом. Юнче не было.

Старик Аслани, увидев из-за плеча генерала этот пепел, похолодел. Вот что это был за костер! В ворохе оплавленной кожи и листков бумаги они узнали новенькие иностранные паспорта, которые генерал Сухович приготовил для всех, кто шел на этом пароходе. И среди них остатки вообще всех документов, которые были в сейфе капитана Рвако. Паспорт самой Юнче тоже сгорел. Его обложка выделялась цветом, потому что Сухович заказал его позже других.

Генерал выругался.

— Но куда она девалась?

Тогда кто-то обнаружил под койкой Юнче отверстие в полу, которое вело в румпельное отделение. Выломанный кусок доски лежал рядом. Даже за все время, пока пароход был в пути Юнче не смогла бы украдкой вырезать такой кусок ножом. Но в решающий момент она помогла себе, потратив все заряды капитанского револьвера. И проникла в недра парохода.

Кто-то запоздало спросил:

— Почему мы не сторожили снизу?

— Обыскать все! — приказал Сухович вместо ответа.

Нашли. Когда стали выламывать дверь одного из самых маленьких трюмных помещений, с той стороны выстрелили. В шуме близкой машины почти неслышно. А стальная дверь не поддавалась.

— Что там, за этой дверью? — спросил Сухович. И узнал, что весь драгоценный груз сложен в другом месте; это отделение оставили пустым. Тогда генерал рассмеялся и приказал принести необходимые инструменты. А сам остался у двери.

— Ты здесь, девочка? — спросил он, дотрагиваясь до холодной толстой двери. — Кажется, ты отыграла роль, которую я для тебя назначил. Но, может быть, стоило остаться на Острове и героически погибнуть, как твой командир Абрек? Ты вполне могла завалить еще с десяток наших пьяниц. А погибнуть так глупо и мучительно! Хотя ты, скорее всего, выстрелишь в себя. Огонь, огонь!

Но время поразмыслить еще есть. Почитай молитвы. Но не рассчитывай попасть на Небо — там не любят таких стрелков-охотников. Да нет, зачем тебе какое-то Небо? Тебе подавай побольше грешников, побольше ненавистных гадин, чтобы всаживать в них свои пули… Побольше демонов из ВСБ!

Кстати, знаешь что такое ВСБ? О, ВСБ — это гораздо больше, чем Великодержавия, в точности так же, как и душа — гораздо больше, чем тело. Она бессмертна и охватывает весь тот мир, который нам привычен и знаком… Когда есть такая бессмертная душа, девочка, пропадают все другие ипостаси Бога — она просто убирает их с дороги, как мусор. И дорога становится чистой и ровной, она везет нас вдаль, и нет этому конца!..

Юнче не дала ему закончить.

— И поэтому, Сухович, вы убили того журналиста, Йорка? — глухо донесся ее голос. — Но ради чего? У вас есть собственная бессмертная душа? Сколько вы еще будете кататься по этой подлой дороге, пока вашу настоящую душу не возьмут за шкирку? Вы просто дурак, подлый дурак! Заткнитесь и делайте свою работу. А потом убирайтесь прочь!

Людям, которые принесли инструменты, генерал приказал наглухо заклепать дверь. А рулевому — вернуть пароход на прежний курс.

Удовлетворенный, он пошел успокаивать старика Аслани, который, казалось бы, потерял всякий интерес к происходящему и сидел в каюте над ворохом пепла. Капитана Рвако выкинули за борт. Никто о нем не пожалел.

При виде генерала Аслани оживился.

— Вы преступник! Как вы смели уговорить меня обедать? Чтоб вы подавились вашим борщом! Надо было сразу убить ее! Чего вы уставились на меня? Послали бы вперед этих бандитов — одним меньше, одним больше, какая разница? Вы доконали меня вашим самолюбованием, генерал, вы всех доконали! Теперь все потеряно. И куда же вы денетесь без паспорта? А куда денусь я? На Остров?

— Не волнуйтесь вы! — поморщился Сухович. — Обойдемся без паспортов. Еще ничего не потеряно. Я уже сказал это всем, кроме вас. Сначала мы с вами вдвоем сойдем на берег и поговорим с таможенниками…

И он объяснил, что среди романских портовых чиновников есть кое-кто знакомый. Не то чтобы купленый, но… И Романия — это вам не строгая западная страна, там все решается просто, деньгами. В общем, никто их не будет слишком уж проверять, тем более не арестуют. Уж в крайнем случае, сказал он, пароходу разрешат походить вдоль берега в поисках другого порта и закроют глаза на их разгрузку. А потом будут готовы новые паспорта.

Аслани сжимал кулаки. Потом с облегчением выдохнул:

— А я сейчас спущусь в трюм, зубами вырву дверь и загрызу эту маленькую крысу!

— Смотрите, вы опять поцарапались, Аслани, — добродушно сказал генерал Сухович. — Пойдемте, я дам вам бинты.

Через день они встретили катер Романских пограничников. Сухович приказал остановиться. На вид он был спокоен. Аслани понял, что и такой оборот генерал предвидел заранее.