Сергей Минаев - Москва, я не люблю тебя Страница 27

Сева ехал так, как ночные птицы улетают от более грозного хищника. Медленно двигался в полузнакомых дворах, чтобы потом совершить стремительный бросок по главной дороге. Зависал на светофорах, проверяясь, останавливался у обочин, разворачивался и уходил обратно в центр. Последнего таксиста он сбросил в районе Песчаной. Тот делал вид, что остановится у метро, а сам в последний момент поехал дальше, но Сева уже предугадал его маневр и свалил во дворы.

Уже на районе последний раз проверился и припарковался за пять домов, а там кустами добежал до своего подъезда.

— Сев! — окликнули его сзади. Сева вжал голову в плечи, развернулся и автоматически выставил вперед кейс как щит. От стены у подъезда отделился торчок. Имени его Сева не помнил. Из тех, кому уже и тащить из дому нечего. — Сев, я ща сдохну!

— У меня нет ничего, отвали! — буркнул Сева и двинулся вперед.

— Брат, я тя прошу, брат. Я сдохну ща, реально!

— Я те чё, врач? — огрызнулся Сева. С торчками в таком состоянии нужно быть предельно конкретным и ни в коем случае не вестись на всякие суицидальные угрозы, это Сева уяснил давно. — Иди домой, бля!

— Я н-н-не могу, меня ломает, — затрясся торчок, — я тебя прошу, хочешь, на колени встану!

Сева прикинул, как глупо стоять, держа в руках кейс, полный денег, ранним утром, в не самом лучшем московском дворе. Особенно когда на коленях перед тобой стоит нарколыга в ломках.

— Ладно, — посмотрел он по сторонам, — пошли!

Оставив торчка стоять перед входной дверью, Сева быстро достал из сливного бачка полиэтиленовый сверток и вернулся на лестницу.

— Сколько тебе?

— А это на сколько тянет, как думаешь? — протянутой к Севе ладони, с впитавшими грязь, дым, и еще черт знает что линиями судьбы, жизни и прихода, лежало тусклое желтое кольцо.

— Это что? — Сева сделал шаг назад. — Я тебе чё, ломбард? Нал есть?

— Материно, золотое, брат. Я потом выкуплю, брат. Материно. — Ладонь придвинулась ближе. — Возьми!

— Да хоть бабкино, оно мне не нужно!

— Обручальное… — Ладонь сунулась Севе практически в лицо. Кольцо, потом эти чертовы линии, мелкий кафель в просвете между пальцами. — Брат, я тя прошу, брат!

— Да какой я тебе брат?! Нахуй пошел отсюда! — Сева вдарил по руке, кольцо отлетело в сторону, и в тот самый момент, когда оно должно было издать звук, ударившись о кафель, нарколыга прошипел одно слово:

— Сучара…

НОЧЬ

Вова, гостиница «Марриотт Грандъ Отель». Три часа утра

Выпускаю в потолок тугую струю табачного дыма, ловлю себя на мысли о том, насколько тяжелым и старомодным кажется мне виски, с тех пор как я «пересел» на Bacardi Spice. Тем не менее добиваю миниатюрную бутылку Dewars и аккуратно кладу под кровать. Она катится, потом звякает, ударяясь о кучу своих пустых подруг из мини-бара, и останавливается.

В голове клиповая нарезка: встреча с Рашпилем, десять сигарет в машине, поимка сутенера, потом клубы, клубы, поиски этого гребаного дилера, какие-то торчки на танцполе, извивающиеся полуодетые поблядушки и набыченная охрана. И саундтрек к воспоминаниям, очень кстати:

She is your friend until the ocean breaksAnd when you dream, dream in the dream with meAnd when you dream, dream in the dream with me81-82-83-84, —

кидаются в меня заученными еще в школе строчками Simple Minds. Оглядываю неимоверно большой номер «Марриотта», натягиваю плед к подбородку, достаю очередную сигарету, но курить больше не хочется.

— У меня рука затекла, — отзывается из ванной прикованный к батарее Кирилл.

— Да ты что! — нехотя отвечаю я.

— Мне лежать неудобно, — истерит он. — Спину ломит!

— Не ври, я подстелил одеяло. — Встаю, беру с тумбочки листок для заказа завтрака, изучаю ассортимент.

Веры в то, что Кирилл не знает логова этого дилера, нет никакой. Знает, сучонок, еще как знает. Просто в квартире, где прячется этот пушер, лежит чемодан с деньгами. С его, как ему кажется, кирюхиными бабками, которые дилер украл. И между бабками и Кирюхой — я и одна ночь в «Марриотте». Он перетерпит. Даже две перетерпит. Ну, реально, не убьет же его этот службист (то есть я) в плохо сшитом костюме? Опять же, как ему кажется. Ну, изобьет, ну заморочит голову допросами, делов-то. А миллион — это миллион. Даже если челюсть сломают.

На экране телевизора «Информаторы» — рок-звезда выходит из ванной, обвязывает вокруг пояса полотенце, берет бутылку водки и ступает на пол. Следующий кадр — он поскальзывается, бутылка падает из рук, разбивается. Следом на осколки падает он, режет кисть. Крупный план — звезда недоуменно смотрит на руку, струйка крови стекает по запястью и падает на пол.

— Я не чувствую запястья, — снова напоминает о себе сутер.

— Завтракать будешь?

— Что? — переспрашивает он после некоторой паузы.

— Завтракать. Если сейчас закажем, есть шанс, что с утра они заберут бумажку из-под двери. Знаешь, хороший завтрак — это очень важно. Каша, например. Свежевыжатый сок. Яйца. Хотя есть яйца каждый день вредно. Вообще, все проблемы с желудком из-за того, что люди не завтракают. Перебиваются днем черт-те чем, а потом нажираются на ночь. Это неправильно. Любой диетолог скажет, ты уж поверь.

— Я не знаю, где Сева!!! — вопит сутенер. — Пожалуйста, отпусти меня! Я тебя прошу, я правда не знаю, где он! ОТКРОЙ ЭТИ ЕБАНЫЕ БРАСЛЕТЫ!

— Давай ты сейчас резко перестанешь орать, ок? — захожу в ванную. — В конце концов, это неприлично, уже три часа ночи.

— Курить хочу, — шипит сутер.

Достаю сигарету, сую ему в зубы, даю прикурить. Кирилл затягивается, выпускает дым, вытаскивает сигарету свободной рукой и смотрит на меня злобно, как дворовый кот.

— Ты с утра кофе или чай?

— Мне похуй! — Сутер бросает недокуренную сигарету на пол.

— Фу, как некрасиво! — Я смотрю на него, потом — на дымящийся на плитке окурок.

— Я ссать хочу, — развязным тоном замечает Кирилл.

— В чем проблема?

— Мне туалет нужен!

— У тебя целая ванна.

— Ну ты и козел! — огрызается он и расстегивает ремень. — Может, выйдешь тогда?

— А ты стесняешься?

— А ты чё, пидор?

— О, да! — бью ему в нос, он гулко ударяется затылком о ванну. Выхожу.

Достаю из-под кровати чемодан с инструментами, вынимаю пилу, оселок, прибавляю громкость у телевизора, вынимаю из холодильника бутылку Perrier.

— Ты там закончил?

— Я и не начал, — как-то гортанно отвечает он.

— Слушай, — делаю несколько глотков, плещу водой на ладони, протираю лицо, — я читал историю кинозвезды, которая лежала в ванне, случайно уронила в воду магнитофон, и ее убило током. На самом деле таких историй было много. И у меня все время руки чесались проверить, представляешь? Несколько лет назад я даже решил найти физическую лабораторию, чтобы поставить опыт. То есть не в том смысле — убивает или нет, а в том, какой должен быть прибор, падающий в воду, чтобы током ударило очень больно, но не смертельно. Скажем, до судороги!

— Я СЕЙЧАС НАЧНУ ОРАТЬ И КОЛОТИТЬ НОГОЙ В СТЕНУ!!! — орет Кирилл, втягивая сочащуюся из носа кровь. — ПРИБЕЖИТ ОХРАНА И СКРУТИТ ТЕБЯ, ЕБАНЫЙ МАНЬЯК! ТАКИХ, КАК ТЫ, НАДО КАСТРИРОВАТЬ ПРИ РОЖДЕНИИ, ИЛИ ВЫШКУ, СУКА, ДАВАТЬ, ПО СУДУ! ТЫ УРОД! УРОД! И ЗАЧЕМ ТЫ ТОЛЬКО ЖИВЕШЬ?! БОГ ТЕБЯ НАКАЖЕТ, МАНЬЯЧИНА!

— Зачем я живу? Хороший вопрос, — возвращаюсь в ванную, открываю воду над раковиной, плотно закрываю дверь. — Я с рожденья им мучаюсь. Так и не могу ответить. Но знаешь, что странно?

Он испуганно переводит глаза с меня на пилу и обратно.

— Странно то, что такие ничтожества, как ты, находят на него ответ очень быстро. Те, кто торгует героином, или шлюхами, или ворует чужие деньги. У них всегда есть ответ на этот вопрос. Знаешь, чувак, я столько раз встречал ублюдков похлеще тебя. И у вас всегда есть ответ. Я книгу хочу написать, даже наброски делаю, честно. Ты когда-нибудь писал стихи или прозу?

— Нет, — хрипит он, безумно повращав глазами и сконцентрировавшись на пиле.

— А я начал недавно. Год назад. Из ваших историй великолепная книга может сложиться. Как «Декамерон» Боккаччо… ой прости, это для тебя сложно. Как «Денискины рассказы». Читал, наверное, в школе?

Кирилл отчаянно кивает.

— Вот ты говоришь, что я урод и маньяк. А у тебя ведь нет оснований делать подобные выводы. — Достаю сигарету, присаживаюсь на унитаз, точу пилу. — Моя работа — решать чужие проблемы. Я торгую своими возможностями, а ты — людьми. Чувствуешь разницу?

— Угу, — кивает он. Кажется, его уже мелко трясет.

— Ты сутенер. Скажи, сколько у тебя шлюх на подхвате?

— Два..

— Что два, баран? Ты и мальчиками торгуешь?

— …Двадцать…

— Двадцать. — Я затягиваюсь с мечтательной улыбкой. — Вот ты тут мне Бога вспоминал (а ваша порода, я заметил, вообще сплошь любители поверовать, без отрыва от производства). А родители твоих подопечных тоже наверняка в Бога веруют. И сами девушки. Чистые, провинциальные девушки. А еще они верили в то, что вырастут красавицами. И счастливо выйдут замуж, нарожают детей. Они, наверное, придумывали им имена и рисовали в своих девичьих мечтах прекрасных принцев. Оставалось только школу закончить и в Москву переехать. А там сразу и принц встретится. А вместо принца им встретился ты, врубаешься? Рассказал про рестораны и машины, и богатых любовников, и пару историй, как такие же провинциалки в Америку отъезжали замуж, да? А потом отобрал паспорт и показал, как работают на ментовских субботниках те, кто сбежать пытается. Отбираешь краснокожие-то?