Александр Новиков - Записки уголовного барда Страница 27

Я медленно брел, ища место, где можно было хоть на несколько минут прилечь, вытянуться и просто посмотреть в небо. Позавидовать облакам, которые могут лететь куда захочется, или, в конце концов, — куда их погонит. И уж если не облакам, то птицам — наверняка...

— Новиков!- Почему не на обеде, почему самовольно ходишь по промзоне? Кто разрешил?

От неожиданного окрика я вздрогнул. За спиной стоял капитан Грибанов.

— Я Захарова накажу! За то, что у него люди где попало шляются! — притворно строго прокричал он и быстро пошел в сторону тепляка.

«Хорошо разыграно, — подумал я про себя. — Сейчас создаст понты — наорет на Захара, в моем присутствии, разумеется. Тот, скорее всего, свалит все на Мешенюка.

Этот скажет, что я идти на обед отказался, а Захар, дескать, был в это время где-нибудь по производственным делам. Ну, а меня для начала лишат ларька».

Так думал я, шагая следом за Грибановым в сторону раздевалки. Однако все вышло по-другому.

— Почему у тебя Новиков на обед не ходит, а? И бродит, где попало, а? — закричал он с порога, влетев в захаровский кабинет.

— Что значит — «где попало», — гражданин начальник? — довольно нагло ответил Захар. — Бригада на обеде, а я, пока никого нет, послал его получше осмотреть рабочее место. Вот так... Да... Потому что когда идет разделка — много не поглазеешь. Работает он в паре с Кериным. Эстакада большая, работа разная — чтоб знал, что и где находится.

Он начал меня защищать и безбожно врать. Тон его был не оправдательный. Со стороны могло показаться, что он даже «наезжает» на начальника отряда, работая при этом, как обычно, на публику. Публикой был я.

Грибанов повернулся ко мне.

— Правду Захар говорит? Если нет — смотрите. Оба.

— А какой мне смысл врать — я бы что угодно мог сказать.

— Я был в столовой, его там не было, — не унимался Грибанов.

— Так я и не говорю, что он там был.

Из-за его спины левый глаз Захара подмигнул так, что я невольно рассмеялся в каменное начальничье лицо.

Видя, что попадает в дурацкое положение, и, не зная, как быть со мной дальше, Грибанов добавил:

— В последний раз... В последний раз.

— Ловко... — прокомментировал мой рассказ о происшедшем Медведь, вытирая пот со лба. — Это все — постанова. То, что Захар тебя отмазывать начал, — это все понты корявые, чтобы добреньким казаться. А потом, когда начнет морить — а он рано или поздно начнет, — свалит все на Грибанова. А он, Захар, ни при чем. Старая песня. Я же говорил — иди на обед со всеми.

— Сейчас и Мешенюк прибежит, скажет, что из-за тебя ему влетело. И теперь тебе ни на шаг уходить нельзя... Вот, помяни мое слово! — отрывисто выкрикивал Славка, работая крючком и прыгая через лоток туда-сюда.

— Уже понял, — отвечал я, проделывая то же самое. — Смотрят, как себя поведу: или с мужиками, или — с ними. Хотя, если честно, я уже решил: на хуй они мне нужны! Ясно, что это — твари.

— Вон, идет... Послушай, какую пургу начнет гнать, — тихо кивнул Медведь в сторону приближающегося Мешенюка.

— Александр, мне тут Захар за тебя выговаривал... Я-то ж не при делах... Ты бы хоть меня предупредил, я бы знал, что отвечать, — начал врать он. — В общем, ты, если куда собираешься, — у меня отпрашивайся.

— Даже в сортир? — с ехидной улыбкой спросил я.

— Даже в сортир.

Он развернулся на каблуках и ушел.

— Ну надо же, блядь, какая важная пизда — в сортир у ней отпрашиваться! — обозлился Славка.

— А надо было спросить: ты что, смотрящий за сортиром? А-га-га!.. — заржал Медведь.

— Он, часом, не хохол? — поинтересовался я, почему- то вспомнив Мустафу.

— По фамилии вроде хохол. А так — захаровская шестерка. У них нет национальности, — буркнул Славка.

В этом грохоте и визге было не до разговоров. Перебрасывались короткими фразами. Усталость надвигалась и подгибала ноги, телогрейки были мокрыми от пота. Их сбросили и работали в рубахах навыпуск.

— Надо бы передохнуть... — выдохнул Медведь. — Эй, Буткин, поди сюда!

В это время Буткин, кося одним глазом, заводил стропы под очередную пачку. Услышав свою фамилию, он крикнул крановщику: «Майна!., до конца!., клади крюк на землю!» — и побежал к нам. Медведь перегнулся через трос и тихо сказал:

— Замастырь хоть минут на десять... Как чифирь заварят, я маякн$.

— Понял, сделаем, хе-хе... — лукаво хихикнул Буткин. Он пошарил вокруг глазами, поднял обломок толстой ветки, показал ее нам, бережно отложил в сторону и начал заводить стропы.

Медведь побежал в будку заваривать чифирь. Все это время мы со Славкой управлялись вдвоем. Через несколько минут он показался, держа в рукавице кружку и прикрывая ее сверху другой.

— Буткин!

— Здесь! — ответил прямо под нами голос.

— Делай!

— Сейчас изладим.

«Мастырка» заключалась в следующем. Цепь, которая волокла на себе по лотку разделанную древесину, была натянута по принципу велосипедной — только гораздо большей длины. На обоих концах эстакады крутились огромные шестерни. Приводились они в движение мощными электродвигателями. Верхняя часть цепи шла по лотку, нижняя, под эстакадой, вдоль по доскам, лежащим на земле. Если внизу бросить на цепь палку, то, когда она дойдет до шестерни, зубья ее закусят. Если палка крепкая и достаточно толстая — цепь слетит и все остановится. Через десять минут ремонтники натянут ее обратно, но эти десять минут — передышка. И глоток чифиря.

— Ну что там, Буткин?.. Где ты? Делай короче!

— Досчитаем до трех, — ответил снизу голос. — Раз... два... три... ну!..

Цепь дернулась, послышался треск, и все встало.

— Фирма веников не вяжет, — гордо отрапортовал Буткин, влезая на эстакаду.

Откуда-то выскочил Мешенюк и помчался, размахивая палкой, в сторону лебедки.

— Цепь слетела, что ли?.. — на ходу бурчал он. Пробегая мимо нас, злобно зыркнул вниз и прикрикнул:

— Ты, косой, замастырил?!

— Да ты что, Миша, как можно? Я от строп не отхожу.

Забегали ремонтники с железными ломами. Мы стояли

довольные, пуская кружку вкруг и тихо ухмыляясь.

— Часто нельзя — спалимся. А так, изредка — обращайтесь, — сказал на прощание Буткин, спрыгивая с эстакады.

Над нашей головой остановился мостовой кран. Из кабинки высунулся парень и крикнул:

— Мужики!.. Александр!.. Если надо чифирнуть— зовите меня. Я подъеду, веревку кину. Чай засылайте — заварю.

— Вовка Ожег. Нормальный парень, — отрекомендовал Медведь. — Он из другой бригады — из крановщиков. Ему Захар — по хую. Если работы немного, если время есть — всегда подогреет. Или когда менты идут со шмоном — ему издалека видно, — всегда предупредит.

Стемнело. До конца смены оставалось еще несколько часов. Я уже знал, что работать предстоит двенадцать, а не восемь, но что делать, не идти же в отказ. Мужики терпят, буду тоже терпеть. Правды все равно не добьешься — администрация с годами наработала огромный опыт борьбы с жалобщиками и очковтирательством в отписках на прокурорские запросы.

— Медведь, а если всей бригадой забастовать — послать их на хуй с двенадцатью часами, как ты думаешь, можно чего-то добиться? — спросил я в момент неожиданного затишья.

— Такого понятия, как «бригада», не существует. Бригада — это не одно целое. Большинство — сами по себе. Половина — Захару стучит. Пидоры — обо всем Мешенюку докладывают. А есть и просто — стукачи по призванию. Стучат, Саня, стучат. А кто — не сразу догадаешься, — грустно и устало ответил Медведь. — Не успеешь муть поднять — сдадут. Если в штабе узнают, что мужиков на забастовку подбиваешь, — мигом в карцер загасят. Забастовок боятся больше всего. А от тебя сейчас только и ждут, когда или от работы начнешь отказываться, или народ на бунт подбивать. Захар с Грибаном сразу к хозяину побегут или к Дюжеву. Им сейчас только одно нужно — заручиться поддержкой высшего начальства, руки развязать. Потому что самовольно, — они боятся. Не знают: поддержит тебя хозяин, или им на съедение отдаст. Вот и ищут разные поводы. Мой тебе совет: скрипи зубами, но терпи, работай как все. Тогда будет возможность идти к Нижникову и там на них управу искать. Они это тоже знают. Поэтому будут делать все, чтобы эту ниточку отрубить. Захар и Грибанов — одно целое. Они давно повязаны. Грибанов сейчас дачу или дом строит. Знаешь, сколько доски и бревен ему Захар из зоны помог вывезти? Поэтому все, что они на людях базарят, — это драмкружок. Ты под прицелом, Саня. Не хотел тебе говорить, но скажу: это — только начало.

Обратно шли молча. Славка зло курил, пряча сигарету в рукав. У меня в голове шумело, как после первого дня погрузки. По дороге я несколько раз споткнулся. Славка поймал меня за локоть.

— Нельзя спотыкаться, Санек, нельзя... Заметят — добьют.

— Заебутся.

С того момента в трудные минуты моей лагерной жизни я ободрял себя именно этим словом.

Глава 07

День рождения

В один из майских праздников дали общий выходной, и вся зона маялась от безделья. Кто слонялся по двору, кто отсыпался, заморенный трудовыми буднями. После утренней проверки начальство исчезло. Остался только ДПНК— Шура Блатной, находящийся в легком подпитии, да несколько прапоров, которых праздничная лагерная жизнь вовсе не интересовала. Оглядев с высоты своего вахтового кабинета лагерные просторы, Блатной с грохотом захлопнул окно, и более его до вечера не видели.