Даниэль Глаттауэр - Навеки твой Страница 27

Итак, Юдит, я здесь. К счастью, я могу существовать и без тебя. И все же: ни к чему другому я так не стремлюсь и не желал бы так сильно в жизни, как к тому, чтобы мы оставались друзьями. Если я тебе понадоблюсь, то всегда буду рядом. Никто не в силах лишить меня чувств к тебе. Преданный тебе, Ханнес».

Юдит отложила письмо и еще раз осмотрела руку. Она не дрожала. Тогда Юдит налила из синего термоса в чашку тепловатого кофе с кофеином, взяла стакан воды, выдавила таблетку из упаковки и почти поднесла ее ко рту, но не проглотила, а решила ополовинить. Вторую половинку засунула обратно в упаковку. Запила полтаблетки водой, сжала кулаки в предвкушении победы, которая приобретала все более реальные очертания, и сказала себе: больше никакого страха.

4

После этих событий Юдит удалось невозможное — целых три ночи подряд она спала как убитая. Вдобавок ее снова потянуло в общество. Оба этих достижения надо было отпраздновать. Как в старые времена, она наспех договорилась о совместном вечере в кругу друзей. Герд очень обрадовался и обещал прийти, несмотря на то что у них с Роми были билеты на «Порги и Бесс». Юдит: Роми? Герд: да, Роми. Уже тринадцать дней. Юдит: если ей уже исполнилось пятнадцать, пусть обязательно приходит!

Ильза, Роланд, Лара, Валентин — у всех на субботу были намечены какие-то мероприятия, но ничто даже близко не могло сравниться с приглашением на гуляш из дичи от явно поправившейся и пребывающей в приподнятом настроении Юдит. Все они являлись ее друзьями, и были готовы прийти к ней по первому зову, чтобы отпраздновать ее возвращение в банальную, но такую очаровательную атмосферу выходных. На следующий день пообещала нанести визит и Нина, дочь «Короля Дома музыки». (Герд, наверное, опять в одиночестве.)

И тогда Юдит в озорном состоянии духа овладела абсурдная идея, в которую она и сама пару дней назад ни за что бы не поверила. Однако письмо поставило все с ног на голову. Ее окрылял факт, что она могла пустить Ханнеса к себе в квартиру. Он свидетельствовал о безрассудной смелости, возвращал подобающее самоуважение, — его-то ей особенно недоставало в последнее время.

«Ни к чему иному я так не стремлюсь и не желал бы так сильно в жизни, как к тому, чтобы мы оставались друзьями», — написал он в своем неподражаемом патетическом стиле. Что ж, этот поезд, пожалуй, ушел — слишком много досадных моментов пришлось пережить. Но что мешает сделать небольшой шаг к примирению? Почему бы не продемонстрировать в тесном кругу друзей, что она снова в состоянии перепрыгнуть через свою тень?

Эта тень за несколько последних дней значительно сжалась, перестала ее преследовать, не внушала страха, не пыталась ей управлять и не выводила ее на ложные пути по краю пропасти. Вылечилась ли Юдит полностью от своего глупого и не очень серьезного заболевания, или слабости, или кризиса, или как еще назвать засевшего в голове «червяка»? Она горела от нетерпения доказать это себе самой. Для этого ей был необходим он.

«Привет, Ханнес, в субботу у меня собираются друзья — Герд со своей новой подругой, Лара с Валентином, Ильза, Роланд с Ниной, знакомая с работы. Если у тебя будет желание, приходи». Нет, надо кое-что изменить: «Если у тебя нет планов, то мы будем рады тебя видеть». И в конце прибавила: «Будет гуляш. Мы сядем за стол примерно в восемь. (Друзья приглашены на семь.)» И еще: «С дружеским приветом, Юдит».

Не через три минуты, а через три часа пришел короткий и деловитый ответ: «Привет, Юдит! Мило с твоей стороны. С удовольствием приду. До восьми вечера в субботу. Искренне твой, Ханнес».

5

Во-первых, таблетки не сочетаются с алкоголем. Во-вторых, вечером она немного выпьет (потому что начала еще с обеда). В-третьих, ей больше не нужны таблетки, поскольку она избавилась от страха. В-четвертых, она замечательно провела эту позднеоктябрьскую субботу — на Венском рынке, в универмаге «Хофер», у себя в кухне, на диване в гостиной с наушниками, под люстрой со сверкающим золотым дождем.

Гости, которым назначили на семь часов вечера, явились минута в минуту. Роми оказалась непоседливой жительницей Колумбии с прической а-ля Диана Росс после ливня. Она преподавала в Вене танцы. Но что еще более странно: Герд был по уши в нее влюблен. Такое с ним случалось раз в десять-пятнадцать лет. Удивительно, что ни одна из двух других пар не выносила свои проблемы на публику, и Нина идеально вписалась в партнерские отношения. Все это стало идеальной предпосылкой для Юдит, приподнятое настроение которой было немедленно отмечено гостями, чтобы в отстраненном тоне с налетом самоиронии поведать о времени «блуждания». Особенно подробно она описала сцену с похожим на римлянина молодым любителем рыбалки Крисом, который, невинно посапывая в одной с ней постели, в четыре утра внезапно проснулся от того, что его жестоко укусили. Правда, детали данного эпизода остались Нине не до конца понятны.

О Ханнесе Юдит не упомянула ни единым словом. Его появление станет для всех сюрпризом и ее триумфом. Однако Ханнес опаздывал уже на полчаса, и друзья с плохо срываемым нетерпением все чаще намекали на гуляш. Около девяти от него пришло сообщение. Юдит пошла в кухню, чтобы прочитать его: «Дорогая Юдит, мне жаль, но сегодня я не смогу прийти. Очень много работы! В другой раз — с удовольствием. Передай от меня всем сердечный привет. Ханнес». Каково по сухости сообщение, таков и коньяк, которым она его запила.

По реакции гостей Юдит поняла, что произошедшие в ней изменения не прошли незамеченными. На вопросы, все ли с ней в порядке, она отвечала «да-да, конечно». — Тогда почему столь невесело ковыряется в своей большой гурманской тарелке? — Наверное, пока готовила, напробовалась до того, что теперь от еды нехорошо. — И все-таки у тебя все в порядке? — Ну, если честно, то не очень. Видимо, немного перебрала с алкоголем, — оправдывалась она и подливала себе коньяку для уверенности.

До шоколадного десерта Юдит еще кое-как дотянула, стараясь улыбаться в нужных местах беседы, которые определяла по обрывкам долетавших до нее слов. Но в конце концов попросила у друзей разрешения позволить ей прилечь на диван, поскольку у нее немного кружится голова.

— Юдит, если нам будет лучше уйти, ты только скажи! — отреагировали гости. — Нет-нет, ни в коем случае! Оставайтесь сколько захотите. Я рада, что вы ко мне зашли!

До нее доносились успокаивавшие звуки приглушенных голосов, продолжавших беседу за столом. Пару раз кто-то над ней склонялся. На диван к ней подсела одна из женщин и поинтересовалась, не может ли она чем-то помочь. Позже кто-то накрыл Юдит одеялом, приподнял голову, и она утонула в чем-то мягком и прохладном. Вскоре после этого до нее долетели звуки передвигаемых стульев, звон посуды и льющейся из-под крана воды в кухне. Вскоре она могла разобрать лишь еле слышные прощальные реплики, которыми гости обменивались между собой. Свет постепенно тускнел пока, наконец, не стало совсем темно и не стихли последние звуки. Казалось, свет забрал их с собой.

6

Перевернувшись на спину, Юдит обнаружила, что находится в кровати в своей спальне. Тот, кто подумал, будто вечеринка закончилась, недооценил ее тонкий слух и не принял в расчет, что сознание Юдит продолжало бодрствовать. Церемониал был ей хорошо знаком. Сначала раздалось тихое шушуканье. Затем в помещении послышались звуки, напоминавшие раскачивающиеся металлические листы, и зазвенели фанфары. Появился главный гость. Но Юдит предвидела подобное развитие событий. Что касалось точности, то на него можно было положиться. Он не забывал про нее никогда. Это он сам ей обещал.

Какое удовольствие слышать его голос. «Эта давка, эта давка, эта давка», — он всегда начинает с этих слов. Тогда в магазине он наступил ей на пятку: «Я знаю, как это может быть адски больно, как это может быть адски больно, как это может быть адски больно». У Юдит сильно заболела голова. Она попробовала обхватить ее руками, но руки не желали подчиняться.

Лежи тихо, Юдит, и закрой глаза! Я тебе кое-что принес в подарок. Он принес ей что-то в подарок. Они сидели вокруг стола, была глубокая ночь. Остальные ушли. Только они вдвоем, только их голоса, их голоса. Угадай, что это. Ей нужно угадывать.

Это звук, какой это звук! Он показался ей знакомым. Он тебе знаком, не так ли, Юдит? Ты рада? — Да, она рада. О, это игра на ветру, это тонкое дребезжащее позвякивание! Палочка на палочке, кристалл на кристалле. Ее самая драгоценная вещь. Из Барселоны. «Надеюсь, не помешал? Надеюсь, не помешал? Надеюсь, не помешал?» — с этими словами он впервые предстал перед ней в магазине. Ты помнишь? Как все начиналось: струящийся свет, палочки кристаллов на ветру, будто падающие звезды пригласили друг друга на танец. Обещание вечности, наша большая любовь. Как она звучала? Как сверкала? Как звучит? Ты слышишь? Громче? Еще громче? Еще звонче? — о, моя голова!