Тереза Тур - Выбрать свободное небо Страница 27

Так каким получился мир драконов, в который она так щедро выплеснула чувства. Все, что в ней были?… Мир, который она оживила своими эмоциями, — да так, что в ней самой их попросту не осталось. Мир, что заставил ее ожесточиться к тем, кто любили ее. Осмеливались любить…

Владимир шел по проспекту в поисках книжного магазина. Вот что-то похожее. Он зашел, обнаружил знакомую уже обложку, скривился, купил. «Может быть, — подумалось ему, — если я пойму идею этого мира, то пойму и саму Терезу? Через странную логику ее драконов, ее демонов, через слепок чувств, созданный ею, пока она была рядом со мной. А поняв, сумею избавиться от этого наваждения, от преследующих мыслей о ней. Или наоборот, сумею привязать к себе эту невозможную женщину, это беспокойное существо».

— Простите! — раздался рядом с ним чей-то голос.

— А? — Владимир огляделся — на него с восторгом смотрела какая-то женщина.

— Вы Владимир Зубов, актер?

— Точно, — привычно улыбнулся он в ответ.

— Можно с вами сфотографироваться?

Наверное, во всем виноват этот мир. Эти острозубые скалы, что стремились ввысь. Это огромное красноватое Солнце, щедро разливающее краски по каменной серости. И небо. Бездонное. Серое. Неприветливое небо.

Черный дракон поднимал глаза и видел вдалеке красную точку, что выписывала кульбиты среди облаков. Он закрывал глаза — и видел ее в образе человека. Сияющая улыбка, волосы рассыпались по плечам. Она склоняется над ним…

Его Красная Драконица. Его погибшая любовь… Она мерещилась ему повсюду.

Конечно, во всем был виноват этот мир. Мир, который они обнаружили во время странствий по Дереву Жизни. Мир, где никого не было, кроме них, двух Драконов. Мир, где родилась их любовь.

Черный дракон снова смотрел в ее зеленые глаза — и видел, как: «нельзя, недопустимо» сменяется в них смущением, каким-то по-детски трогательным.

Но он не отступал. Попросту не умел этого и не хотел. Он брал ее за руки — какие же у нее ледяные пальчики, — и чувствовал бешеные, гулкие удары ее сердца.

— Нельзя, — беззвучно произносили ее губы.

А он держал ее за руки — и просто смотрел… Какие же у него глаза! Прекрасные, изумительно-чистого серого оттенка. Теперь она читала его… Что же она видела в нем? Нежность. Жажду обладания. Что чувствовала? Тепло его ладоней. Предвкушала жар его тела. Мечтала о нем. Но вместе с тем Красная драконица ясно понимала, что надо бежать, что он — ее погибель. Но она так устала от невозможности согреться. Ей так хотелось почувствовать его нежность. Погрузиться в нее…

И под лучами закатного солнца ее красные крылья вспыхивали ослепительно-ярко. Нестерпимо… Так же, как и она сама.

И драконы исступленно сливались в одно существо. Жадно. Самозабвенно. И за своей любовью не видели ничего. Даже неба.

Каждый сам выбирает веткуИ испытывает на прочность,И по нраву — диаметр петли.А мог бы каждый выбрать просторное небо,Между прочим…

Владимир читал всю ночь — текст действительно захватывал. Он проглотил его, не анализируя, не рассуждая. Только перевернув последнюю страницу, в раздражении захлопнул книгу, сбросил на пол. Пошел завтракать, попутно размышляя над тем, что же привело его в такое бешенство, практически в исступление. Потом он понял, что вместо чашки с кофе держит в руках мобильник и набирает ее номер. Набирает для того, чтобы прокричать ей в трубку: «Как ты посмела!».

А она посмела. Главный герой был отражением его самого. Тереза наделила своего дракона его, Владимира, жестами, мимикой, «безукоризненной лепкой скул» и даже его манерой говорить. Все мелочи и мгновения их романа она отдала своему герою. Даже те слова, что Владимир шептал ей на ухо в постели…

Его нежность. Его страсть. Его самолюбование. Тереза запомнила и чутко впитала каждое движение, каждый вдох, каждое биение сердца. Подметила, чтобы цинично вынести все это на публику. И написать изумительной красоты книгу…

— Да, — сонно сказала она в трубке.

— Прочитал я твою книжку. Только что, — желчно протянул он.

— И как тебе? — голос немного оживился. Странно, но Тереза, кажется, не ощущала никаких угрызений совести…

Владимиру стало смешно оттого, что он собирался на нее накричать, наговорить гадостей.

— Не знаю, — сказал он вместо колкостей. — У меня странное чувство. С одной стороны, я чувствую себя уязвленным. С другой стороны, книга мне понравилась.

— Ты чувствуешь себя уязвленным, — повторила Тереза.

— Уязвленным. Даже оскорбленным, — уточнил Владимир, — выставленным голым на площади. Препарированным!

Он услышал, как она завозилась в постели, наверняка подтыкая под себя одеяло, чтобы не замерзнуть.

— Володя, мне жаль, что ты все воспринял на свой счет. Я не хотела…

— А чего ты хотела, Тереза?

— Написать книгу…

— «Написать книгу»! — повторил он за ней, разом ощущая, как снова накатывает ярость. Оказывается, никуда она не делась. Так, сладко задремала на несколько секунд, свернувшись ядовитым клубочком на дне души. — Значит, вот она какая, твоя работа? То, за что тебя так хвалят? Умение подслушать, подсмотреть, зарисовать? Как у человека морщинится лоб, когда он злится. Как начинают сиять глаза, когда он произносит: «Я тебя люблю»… Значит, ты такая гениальная потому, что умеешь разложить на буковки другого человека? Его душу и чувства?

— Володя, пойми!.. Я просто писала книгу!

Но он не слушал. Ему не нужны были ни извинения, ни оправдания.

— Не сомневаюсь, что и этот разговор тоже послужит тебе источником вдохновения! Да, еще… Я желаю тебе дальнейших творческих успехов. Я уверен, что больше тебе в жизни ничего не надо…

Глава двадцать четвертая

И зачем он после утренней сцены — нелепой, телефонной — потащился на творческий вечер к Терезе Ивановне Тур? Да еще и заказал билет по Интернету. Право слово, он уже не помнил, когда платил последний раз за билеты в театр или в кино. Даже будучи студентом, как и все его сокурсники Зубов неизменно проходил по контрамаркам, по пригласительным билетам, по мановению руки администратора, как и было положено в их артистическом мире… А что уж говорить про то время, когда он стал популярным. Не положено ему по статусу покупать билеты за деньги…

Ладно в конце концов эта сумма его совершенно не разорит. К тому же он не мог позволить себе звонить администратору и проявлять явный интерес к Терезе.

Так зачем он пошел на ее вечер? Нет, Владимира не мучили угрызения совести, что он устроил ей сцену по телефону. Он не считал себя неправым. Когда бешенство перекипело, оставив после себя лишь тлеющие угольки тоски, ему стало интересно… Как, например, будет выглядеть автор Тереза Тур, когда он поднесет ей книгу и попросит автограф. Не все же ему подписывать набившие оскомину сладкие плакаты с прекрасным принцем Кристианом и ловить заинтересованные взгляды.

Зал был полон. В основном на творческую встречу прибыли поклонницы, любительницы романтики. Оно и понятно: какие герои, какие страсти, какая любовь! Свет медленно погас, смолкли аплодисменты. Полились звуки рояля, нежные, ласкающие. Потом к музыке присоединился ее голос. Такой правдивый, такой искренний…

Владимир не мог не восхититься, как она умеет выразить чувства, заворожить. Откуда в писателе-фантасте такое мастерство? А вот текст его особо не интересовал: что-то простенькое про осень и тоску, про дождь и мир вокруг…

На сцене в луче прожектора стояла ее фигура. Вот теперь это была она, в черном длинном платье, со струящимися по плечам светлыми волосами, с ниткой жемчуга, мерцающей на груди. Вот она делает несколько шагов по сцене во время проигрыша. Он заметил, что ее любимые невообразимые каблуки снова на месте… Почувствовал горький запах духов, словно она была не там, а прямо рядом с ним… И сожаление сжало ему горло.

Владимир осознавал, что сделал себе еще больнее. Но он понимал, что это правильно. Потому что, видимо, это любовь… Он готов был закрыть лицо руками, чтобы не видеть ее. И его затрясло от приступа ненависти к самому себе — как же он жалок!..

— Я расскажу вам, — доносился голос со сцены, — почему пишутся книги. Как тоска берет в плен, как нет сил даже перечитывать любимые книги или пересматривать фильмы. Как начинаешь говорить с собой, потому что больше не с кем… Как берешь белые-белые листы бумаги, начинаешь выводить на них черные буквы, которые непонятно как оказываются в твоей голове. Потом ты их читаешь — и тоска отступает.

СУД ДРАКОНОВ СПРАВЕДЛИВ…

Молодой дракон стоит перед своим народом, перед своими судьями, перед отцом девушки, которую он любил и которая погибла по его вине. Он знает свой приговор и верит, что тот справедлив — по-другому у драконов не бывает. Он уже и сам жаждет услышать слово «смерть» из уст судьи — Красного дракона, подойти к краю пропасти и бросить тело вниз. Может быть, там, глубоко-глубоко, у подножия скал, он найдет облегчение от боли, что терзает его.