Николай Псурцев - Тотальное превосходство Страница 27

Мы давили тараканов, а я нюхал ее, моей новой знакомой, затылок. Затылок ее пах мылом, духами и еще чем-то таким, что вызывает примитивное желание и животную похоть. Феромоны это, наверное, или еще какой-нибудь подобный им раздражитель-возбудитель, безжалостный, неуправляемый. Ни одна моя женщина так не пахла. Никогда. Даже в момент наивысшего возбуждения, даже на самом пике оргазма. Верно, с недоброкачественными женщинами я до сегодняшнего дня занимался любовью, с некондиционными, с имеющими некие недоделки, с не доведенными — Природой, Богом, собственной Волей — до совершенного рабочего состояния.

Мы держались за руки и танцевали возле женского туалета. Я сказал женщине пока только свое имя. И все. И больше я ничего ей еще не сказал.

Я смотрел на ее тонкие ножки, а она, не отрываясь, смотрела мне ровно в лицо.

— Я никогда еще не встречала такого лица, — сказала она, продолжая танцевать и давить тараканов. Весь пол около женского туалета уже был усеян трупами тараканов.

— Какого? — спросил я.

— Вот такого, как у вас… Вот такого, как у тебя.

— Я тоже, — сказал я.

— Что ты тоже? — спросила она.

Ее дыхание, запах ее дыхания требовал сейчас от меня решительности, грубости и жестокости. Секс на самом деле — штука непревзойденно грубая. И необычайно нежнейшая одновременно. Я хотел сейчас высосать все ее дыхание и выпить к чертям собачьим всю ее кровь. Я хотел убить ее. Я хотел сжевать ее и проглотить ее. Я хотел облизать ее сейчас всю языком и затем опустить ее бережно в надежный карман.

— Я тоже не встречал такого лица. — Я поцеловал те самые свои пальцы, которыми только что держал ее легкую руку.

— Какого «такого»? — не отставала она. Ее коротенькая светлая кофточка, тугая, обтягивающая, рассказывала мне о том, какие у моей новой знакомой невеликие, но и вовсе не маленькие груди. Я разглядывал их и догадывался ясно и чувствовал определенно, как они хотят попасть ко мне в рот.

— Такого, как у меня, — ответил я. — Оно отличается у меня от многих других. Оно не похоже никак на многие другие. У него есть стиль. И у него есть выражение. Просто выражение. Не то чтобы именно мое выражение, личное, индивидуальное, а просто выражение само по себе. Оно, мое лицо, запоминается. И после того, как увидел его в первый раз, на него хочется смотреть еще и еще…

— Да, да… Ты опередил меня. Я хотела объяснить тебе твое лицо точно так же, — говорила моя новая знакомая. Она теперь больше не танцевала и не давила больше, с азартом и энтузиазмом, длинными-предлинными каблучками беззащитных и беспомощных насекомых. Она стояла и, трогательно и чуть нервно сцепив пальцы обеих рук у груди, смотрела внимательно, и ищуще, и заинтересованно, и почему-то даже, не скрывая, ревниво на меня. — Кто лучше из нас двоих, как ты думаешь, ты или я?

— Мне кажется, я встретил сегодня равного, — ответил я. — Или равную. Я могу смотреть на тебя, не чувствуя неудобства, какого-нибудь, любого, обыкновенного, не смущаясь и не стесняясь. И я могу также говорить с тобой легко и спокойно. И я не опасаюсь того, что ты не поймешь меня. И я не боюсь, что тебе удастся когда-нибудь обидеться на меня. Я могу сейчас наорать на тебя. И я могу сейчас даже ударить тебя. Больно. Очень больно. Но это нисколько не изменит твоего ко мне отношения. Мне так кажется. Я так думаю. Мне так хочется…

— А я встретила сегодня того, кто в действительности намного лучше меня, — сказала моя новая знакомая. — И равного, конечно, тоже, равного, равного… Мы говорим на одном языке. Мы все одинаково понимаем и все одинаково чувствуем… Но и того все-таки одновременно, кто намного на самом деле лучше меня… Я не встречала еще никого, кто был бы лучше меня. И ни мужчин. И ни женщин. Ни старика. Ни ребенка… Ты умней. Ты сильней. Ты талантливей. Ты красивей. Ты сексуальней. Ты беспощадней. Ты свободней… Но ты, я уверена, даже еще сам не догадываешься об этом, то есть о том, какой ты есть настоящий… Ты похож на убийцу… Вот какой ты есть настоящий… И не просто на какого-нибудь ситуативного убийцу или на того, который убивает только ради того, чтобы заработать себе на жизнь, а на того, который точно знает, что убийство — это необходимая, обязательная и неотъемлемая часть его жизни…

Я засмеялся. Я повернулся к женщине спиной и сделал несколько шагов в сторону от нее.

Когда возвратился, сказал обреченно:

— Ты даже представить себе не можешь, как я хочу тебя трахнуть!

На каком-то расстоянии от себя, метрах в трех, наверное, увидел Старика. Он заходил в мужской туалет. Прежде чем перешагнуть порог, Старик посмотрел на меня с неясной полуулыбкой. Я смог различить родинки на его лице, те самые, которые я рисовал еще сегодня вечером, вчера уже вечером, и несколько морщинок, которые я добавил ему, повинуясь внутренней гармонии и художнической органике. Людей еще в коридоре, каких-нибудь, каких-то, каких-либо, я не нашел. Коридор был пуст от людей, от посторонних, от незнакомых. Он принадлежал нынче тараканам, и мертвым и живым, и мне с моей фантастической женщиной. В туалеты, расположенные ниже уровня основного помещения, очень мало обычно кто ходит. Людям лень спускаться и подниматься по лестнице. Люди не хотят уставать… Я убил еще одного таракана. Он нагло и бесцеремонно боднул только что мой ботинок… Я засмеялся радостно и победительно, после того как убил нахального таракана, и шагнул энергично и воодушевленно в сторону двери, за которой скрылся Старик.

— Не уходи, — сказала мне моя новая женщина. Она свела плечики к своим ушкам, сложила вместе ладошки и прижала их, сложенные, указательными пальцами к своим губам. Она выглядела жалко и вызывающе в то же время. Она выглядела несчастной и возбужденной одновременно. Ее глаза покраснели, а ее носик порозовел. Я сейчас получал удовольствие (и не эстетическое вовсе, а сексуальное, разумеется) уже только от того, что просто смотрел на нее.

Терлись непроизвольно ее худенькие колени друг о друга — в томлении. Шуршали колготки, выдавая желание. Дрожаще постукивали по полу тонкие шпильки, привлекая внимание…

Я сейчас кончу, мать мою!

Так не бывает!

Так не было никогда!

Я не хочу верить тому, что в этот момент со мной происходит!..

Я благодарен Создателю за то, что такое вот теперь со мной происходит!..

Я попробовал остановить воздух, путешествующий по коридору. Поднял вверх руки. Растянул грудную клетку. Движущийся вдоль стен, вдоль пола и потолка, напористо, но неназойливо, воздух очищал коридор от запахов, от пыли, от дурных мыслей, от излишнего беспокойства, от пустых и не нужных вовсе решений и от глупых обязательств перед самим же собой… И вправду, а зачем мне этот Старик? Его же в реальности нет, это я его сам незатейливо выдумал. Нарисовал сначала его, а потом спроецировал его в настоящую жизнь… Воздух бился у меня за спиной. Кусал меня за лопатки, щипал за ягодицы, колотил по затылку. Но мою новую женщину я от него защитил. Неутомимые и неумолимые струйки воздуха не волновали теперь ее волосы и не забирались теперь, недобрые, колючие, под ее веки и в ее ноздри… Чем чаще и пристрастней я буду думать о моем Старике, тем быстрее и больше он станет приобретать черты в действительности существующего человека. Мне следует теперь банально и просто позабыть Старика. Окончательно и на всю жизнь. Как только вытечет из памяти последний его кусочек, он тотчас же испарится из действительной жизни. Растворится. Исчезнет. Вернется снова на полотно… Его не было. И его нет. Он не родился еще. Он жив только в моем воспаленном сознании…

— Как тебя зовут? — спросил я мою новую женщину. Зашиб ногой, после того как замолчал, ползущего по стене таракана. Движение это мое увиделось мне точным и совершенным. Таракан оказался не рыжего, а черного цвета. Он хрипел, умирая…

Женщина пожала плечами. Сложенные ладошки уже убрала ото рта. Улыбнулась, слизнув слезу с верхней губы. Разглядывала меня от пяток и до бровей. И выше. И в середине. Задержала взгляд — надолго, на бесконечно — на моей ширинке, улыбнулась больше и чище. Ответила, не теряя улыбки:

— Я не люблю имена. Они скрывают или искажают, если хочешь, суть всякого человека. Бери меня вот такую, какая я нахожусь сейчас перед тобой. Без имени. Просто женщину. Люби меня. Трахай меня. Получай от меня наслаждение… Так приятней, мне кажется. Так необычней. Загадочней и таинственней… Я пришла ниоткуда и ушла в никуда. У меня нет истории. Я родилась только сегодня… А впрочем, если тебе очень это понадобится, можешь называть меня как угодно… Как удобней тебе, как привычней…

— Я могу кончить сейчас, просто глядя на твое лицо, — проговорил я тихо. И это действительно было истинной правдой.

— Даже не дотрагиваясь до себя вовсе руками. Я просто стану смотреть на тебя и через какое-то время, и совсем недолгое, скорое, обильно и восторженно кончу — с рыданиями, криками, судорогами… Смотри на меня и что-нибудь говори. А если не хочешь говорить, то только смотри. Смотри на меня и молчи. И я кончу… Господи, это так!..