Кристофер Прист - Тиски доктринерства Страница 27

Уэнтик закрыл книгу и понял, что так и не съел свой завтрак. Он проглотил остывшие почки и налил себе чашку кофе. Выпил ее и собрался налить вторую, когда вошла сиделка.

– Вы закончили, мистер Масгроув?

– Не знаю, могу ли я оставить себе немного фруктов?

– Конечно можете.

Она взяла поднос, оставив на столе землянику и пошла к двери.

– Когда кончается ваша смена, сестра? – спросил Уэнтик.

– У нас три смены по восемь часов. Я работаю до четырех вечера, затем заступает сестра Доусон.

– Понимаю. Спасибо.

Она вышла и закрыла дверь, а Уэнтик принялся за землянику.

Он мысленно возвращался к прочитанному, пытаясь его усвоить. В голове не укладывалось, что мир, который он знал и в котором недавно жил, больше не существует. Особенно когда природа его уничтожения описана в сжатой конспективной форме, словно это какие-нибудь общеизвестные сведения.

Ядерное противостояние было потенциалом, который осознавали все люди его времени, но реализация этого потенциала считалась невозможной. Понятна логика постепенного уничтожения, когда одна армия систематически не дает вооружаться другой, или бомбит ее территорию, или бесчинствует на ней. Но серия ядерных взрывов по всему миру, способных в считанные секунды уничтожить миллионы людей, – это просто невозможно вообразить.

И все же… кажется, это случилось. Если происходящее с ним не сон, он сидит на больничной койке в городе под названием Сан-Паулу, а на календаре 2189 год.

Внутри у него все похолодело.

Джин умерла. Дети тоже.

Западная Европа разрушена, говорилось в книге. Он схватил ее и нашел нужную страницу: «…за исключением юго-западного угла Пиренейского полуострова, западная и центральная Европа была превращена в пустыню второй волной бомбардировок…»

Ни одной даты. Ни единой чертовой даты в целой книге!

Уэнтик еще раз посмотрел названия остальных книг на полке, но не смог найти ничего, что могло бы содержать сведения об этой войне. Он вернулся к столу и сел.

Он осознал, наконец, истинную безысходность своей ситуации. Как день назад пришлось смириться со своим пребыванием в будущем, теперь надо было признать страшную изолированность этого будущего. Если бы он и вернулся в свое время, ничего хорошего из этого выйти не могло. Война – историческая определенность. Так же как смерть его семьи.

Уэнтик поставил локти на стол, подался вперед и утопил лицо в ладонях. Вскоре он ощутил горький вкус на губах, ручейки теплых слез потекли по его рукам.

Глава шестнадцатая

Позднее тем же утром его навестил доктор.

Уэнтик сидел за столом и читал одну из книг. Она была наименее вычурной из того, что было на полке, и повествовала о владельце скотоводческой фермы на холмах возле Риу Гранди; его стадо поразила какая-то неведомая болезнь. Как жанр фантастики книга была в высшей степени неинтересной, но ее пришлось предпочесть романтическим кривляниям хозяйки какого-то воздушного замка.

Доктор вошел без стука.

– Ну, мистер Масгроув, как вы себя чувствуете? – начал он.

– Прекрасно, – ответил Уэнтик. – И прежде всего хотел бы договориться об одной вещи. Меня зовут не Масгроув, а Уэнтик. Доктор Элиас Уэнтик. Я хотел бы выписаться.

Доктор растерянно уставился в свой блокнот.

– Понимаю. Не произнесете ли имя по буквам?

Уэнтик членораздельно повторил имя и спросил:

– Когда я смогу покинуть больницу?

– Боюсь, мы не сможем вас выписать. Вы еще не вполне реабилитировались. – Он что-то торопливо писал на клочке бумаги. – Мне бы хотелось, чтобы вы как можно больше читали, а мы покажем вам вечером еще пару фильмов. Постарайтесь сосредоточиться на них, понимаете? Это очень важно.

Уэнтик кивнул.

– Ну а теперь, – сказал доктор, – скажите, не нуждаетесь ли вы в чем-то еще?

– Мне нужны часы, – ответил Уэнтик.

– Да, да. Вы их получите. Я имел в виду нечто более – как бы это сказать? – абстрактное. Как насчет общения?

– Не знаю на что вы намекаете.

– Не обращайте внимания. Что-нибудь еще?

– Не назовете ли вы мне сегодняшнюю дату?

Доктор взглянул на свои наручные часы.

– Пятнадцатое.

– Пятнадцатое чего?

– Февраля. Э-э… 2189 года.

– Спасибо. Видите ли, доктор, произошла ошибка. Я знаю, что вы считаете меня Масгроувом, но это не так. Мое имя Уэнтик. Элиас Уэнтик. Я прибыл сюда на самолете вместе с Масгроувом. И думаю был принят по ошибке вашими людьми из машины скорой помощи за него.

– Понимаю, – сказал доктор.

– И все же, – тоном, не терпящим возражений, продолжил Уэнтик, – вы мне не верите?

– Вы можете это доказать?

– Не думаю, если Масгроува в аэропорту не нашли.

– Что ж, прошу прощения.

Доктор открыл дверь.

– Посмотрю что можно для вас сделать. Но вам придется пока оставаться здесь.

Он закрывал дверь явно чувствуя себя растерянным. Уэнтик несколько секунд не отрывал взгляд от закрывавшейся двери.

Было бы прекрасно выбраться отсюда для нового глотка свободы. С другой стороны, у него не было никакой стоящей причины покидать это место. Он не имел представления зачем его доставили в Сан-Паулу, неизвестно и кто несет за это ответственность. Если Масгроув, то это очень странно, поскольку его самого принимали за Масгроува, для которого, видимо, и предназначалось занимаемое им место. По всему видно, что это какое-то принудительное лечение, которое имеет целью реабилитацию пациентов, хотя Уэнтик был не в силах понять из какого состояния и в какое его стремятся перевести. Во всяком случае можно предполагать, что Масгроув нуждался в этом лечении и, следовательно, не вполне контролировал собственные действия.

Сбежать сейчас не так уж и невозможно. При единственном страже – женщине и тонкой перегородке он мог бы выбраться без большого труда. В конце концов, это больница, а не тюрьма. Мелкие детали, вроде оставляемых в дверях ключей, указывают на то, что принудительность лечения здешних пациентов зачастую уступает место добровольности.

Уэнтик вернулся к столу и углубился в проблемы скотовода.

После того как он поужинал и поднос был убран, Уэнтик прилег отдохнуть на постель и приготовился смотреть фильмы. За неимением лучшего, это неплохое отвлечение от скучного чтения.

Он дочитал историю скотовода еще до ленча, а после еды снова взялся за историю Бразилии.

Как раз в это время сиделка принесла ему часы и он сразу же почувствовал себя лучше. В четыре часа до его слуха донеслись звуки сдачи сиделкой смены и вскоре подтвердилось, что на дежурство заступила та молодая. На мгновение он попытался представить как выглядит его невидимая охранница, та, что дежурит от полуночи до восьми утра.

Однако день тянулся с едва выносимой медлительностью.

Он съел массу фруктов и, вопреки собственному предубеждению, прочитал книгу дамы из воздушного замка. Как он и предполагал, чтиво оказалось плохим; все события романа строились вокруг возможного принесения девственности в жертву главному злодею. В Британии подобное было бы просто невозможно, подумал он.

По крайней мере, в его время… состояние подавленности снова навалилось на него с еще большей силой.

Закат был долгим и оранжевые ореолы вокруг ветки дерева за окном держались добрых полчаса. Наконец они растаяли и небо быстро превратилось из синего в черное.

Он нажал кнопку на стене и створки окна повернулись, словно переложенные паруса, опять превратившись в белую стену.

Прежде чем вернуться в постель, он приоткрыл дверь и посмотрел на сидевшую за столом девушку. Пришитая к рукаву ее блузки именная полоска гласила: «Сид Карина Доусон». Она не подавала вида, что знает о его подглядывании, но несколько секунд спустя краска смущения залила ей щеки. Он тихонько отошел от двери и сел на край койки.

Минуты шли, а фильм, казалось, начинаться не собирается.

Снаружи послышался скрип стула сиделки Доусон. Она встала. Он услыхал звук поднятой трубки телефона, она стала набирать номер.

Через приоткрытую дверь он видел ее спину. Девушка говорила быстро, но тихо, потом положила трубку и осталась стоять, скрестив руки на груди, словно чего-то ожидая.

Любопытство заставило Уэнтика снова направиться к двери, мешавшей ему видеть, однако он остановился, не доходя до нее, чтобы она не могла его заметить.

Минут через пять послышались шаги и в приемную вошла другая медсестра. Две девушки заговорили очень быстро, вторая то и дело кивала.

Уэнтик вернулся к постели и сел. Что бы ни намечалось, это наверняка касается его, но ему вряд ли будет позволено войти в курс дела.

Он ждал не более двух минут. Сиделка вошла в палату. Уэнтик заметил легкий румянец на ее лице.

– Через минуту начнется фильм, – сказала она. – Полагаю я должна смотреть его вместе с вами, чтобы давать объяснения происходящему на экране.