Олег Красин - кукла в волнах Страница 27

— Как это? — не понял я.

Волчатников громко рассмеялся.

— Есть такой киножурнал — «Хочу всё знать», вот как еще называют особистов. Теперь всё, полезли в кабину, а то Вахтанг, наверное, заскучал один.

Напротив нас, в заходящем свете солнца, техники деловито заканчивали зачехлять отлетавшую сегодня технику. Осеннее солнце грело не так обжигающе как в июле, а приятно, словно бархатными руками гладило по коже.

Вскоре послышался гул одного за другим садившихся самолетов. Поначалу они шумели где-то далеко на полосе, потом звук стал нарастать и приближаться пока не показались истребители-бомбардировщики с включенными огнями по краям крыльев. Самолёты, с неприятным резким посвистом катились по рулежным дорожкам к центральной стоянке. Недалеко от неё летчики сбрасывали тормозные парашюты, которые тут же подбирали расторопные механики.

Последним катился самолет под номером 69. Лётчик откинул крышку фонаря, которая свечкой поднялась вверх, чтобы воздух обдувал разгоряченное лицо и так рулил к месту стоянки, поглядывая по сторонам.

Выкатившись на большой квадрат, уложенный бетонными плитами, двигатели глушились пилотами и к остановившимся самолетам сразу гурьбой подходили техники. Они цепляли за переднюю стойку шасси длинный авиационный буксир красного цвета, потом, используя его как руль, закатывали самолеты на стоянку.

Каждый раз, когда происходила эта процедура, мы втроём внимательно всматривались в группы техников и механиков. Для этих целей я достал свой бинокль и приложился к окулярам, надеясь, что это даст мне определенное преимущество в наблюдении. Вахтанг что-то бормотал про себя и сквозь его бормотание я смог уловить отдельные имена, которые он упоминал. Наиболее часто отчего-то звучало имя «Васька».

Я не выдержал и просил:

— Что там с Васькой? Кто это такой?

Вахтанг покосился на меня:

— Да, понимаешь, механик один. Что-то суетится слишком. То к одному самолету подбежит, то к другому, но к воздухозаборнику не подходил. Я следил.

— Сильно хочет помочь, вот и суется везде, где не просят. У меня в роте полно таких «активистов», — сказал я, и снова уставился в бинокль.

— Вот чёрт! — сказал Волчатников, — я думал, что всё будет просто.

На стоянку начали закатывать последний самолет под номером 69.

— Вон Васька, видишь, — указал мне инженер на небольшого щуплого солдата в техничке, взявшегося за буксир. Он встал как раз перед воздухозаборником.

Мы все впились глазами в него, затаив дыхание.

В нашу кабину доносились возгласы техников, негромкий смех от чьей-то шутки. Техники плотной массой навалились на самолет, и он медленно, тяжело двинулся задним ходом к своему месту. Как мы зорко не смотрели, механик по имени Васька, во время буксировки, не сделал ничего подозрительного. Руки его не отрывались от буксира, сам он к воздухозаборнику не приближался и не делал никаких резких движений. У меня возникло чувство разочарования в нашем предприятии.

Неужели всё напрасно и бесполезно?

Конечно, наивно было думать, что первый же вечер мы сразу кого-нибудь поймаем. Однако в глубине души определенные надежды на это существовали.

На какое-то мгновение, когда отцепляли буксир, толпа техников смешалась, и я упустил Ваську из виду. Вахтанг и Волчатников, по-видимому, тоже, потому что Сергей Николаевич воскликнул:

— Ничего не видно, совсем ничего.

— Вот гадство, понимаешь! — согласился с ним инженер.

В это время народ у самолета разошелся, остался один техник, который приставил лестницу к боку самолета. Из кабины показался летчик, с белевшим на голове гермошлемом.

— Всё, — огорченно сказал Волчатников, — проворонили!

— А может, его сегодня не было? — с надеждой предположил я.

— Может, и не было, — мрачно согласился Вахтанг и они с Волчатниковым стали выбираться из кабины.

Я вылез следом, отозвал комэску в сторону.

— Сергей Николаевич, я завтра уезжаю в Азовск, замполит батальона взывает.

— Совсем уезжаешь?

— Да. Он говорит, что скоро полёты здесь будут закончены и я, в общем, здесь уже не нужен.

— Заканчивать будут где-то недели через три, в октябре, — согласился Волчатников. — Ты ужинал?

— Нет, ещё.

— Пойдем в столовую, а то у меня после нашей охоты живот подвело.

Мы медленно пошли с ним по бетонным плитам центральной стоянки.

— Значит, уезжаешь… — задумчиво протянул подполковник, — если честно, мне будет без тебя скучно.

Он дружески приобнял меня за плечи в знак подтверждения своих слов.

— Да, поговорить не с кем. Народу много, а как у Высоцкого «нет того веселья».

— «Или куришь натощак, или пьешь с похмелья», — подхватил я строчку стиха.

— Точно так. Знаешь, я как-то привык к нашим беседам как к чему-то необходимому для организма. Словно в легкие вливается живительный воздух, а голова становится ясной.

— Вы говорите как поэт.

— Просто думаю так. Стихи научили выражать свои мысли намного лаконичнее, чем проза. Иногда одним словом можно выразить целую гамму чувств.

Незаметно за разговором мы добрались до столовой. В зале работала Илона. Увидев нас, она приветливо улыбнулась обоим и махнула рукой. Но мне показалось, что Волчатников сначала несколько напрягся, и только потом, посмотрел на меня и виновато улыбнулся.

— Это как шок, — хрипло сказал он, — ждешь её, думаешь о ней и, каждый раз, когда она появляется — для меня полная неожиданность. Внутри всё вздрагивает. Нет, даже не так — всё вспыхивает, как факел. Я тебе скажу, необычное чувство. Знаешь, в твоём возрасте я думал, что любовь будет меня ждать, образно говоря, за любой дверью, куда бы не вошел, но я ошибался. Это, как оказалось, большая редкость. Хорошо если за всю жизнь ты полюбишь один, два раза. Действительно полюбишь, а не будешь представлять или воображать, что полюбил. Многие проживают жизнь не разу не испытав этого по-настоящему. Так…чувствуют легкую влюбленность.

— Вы слишком категоричны, — возразил я ему, — а как же брак? Сколько пар мужчин и женщин соединяются для создания семьи, и все без любви?

— Многие, просто для того, чтобы не остаться в одиночестве. Особенно это касается женской половины. Для них одиночество страшнее, чем для мужчины. Для женщины семья, дети являются главным смыслом существования — источником эмоциональной зарядки.

— А мужчина заряжается на стороне?

— Может быть, может быть, — задумчиво протянул Волчатников, поедая бифштекс с картошкой, принесенный ему «Пепси-колой», — ещё Монтень говорил, что самый удачный брак — это дружба без любви. Хотя, здесь можно поспорить. Потому, что, кажется, у Горького было такое замечание, что жена — друг до первого ребенка. То есть, если развивать эту мысль дальше, с появлением детей в семье — ни любви, ни дружбы.

— А что же тогда, привязанность?

— Скорее привычка.

Мы замолчали, погруженные в свои мысли.

Настрой Волчатникова мне показался слишком пессимистичным. Я не мог согласиться с мрачными мыслями моего приятеля-летчика. Может, потому что был молод и еще не утерял романтического взгляда на жизнь. Я верил, что кроме привычки есть нечто другое, соединяющее двух людей под одной крышей. В конце концов, привычка не такая уж и важная причина. Мы многое делаем вопреки ей, нередко потакая своим настроениям.

По-моему мнению, привычка, если и имеет место, всё равно опирается на чувство приязни, симпатии. «Это как самолёт опирается на воздух и летит вперед», — придумал я сравнение. То есть привычка это крылья, а чувства — воздух. Вместе с тем, сказал я сам себе, у самолета есть третья составляющая — реактивная тяга. А в браке? Какая третья составляющая? Ответа я не знал. Скорее всего, потому что был не женат, а Волчатникова не захотел вовлекать в свои рассуждения.

Увидев у окна Илону, я подумал, что надо сказать ей об отъезде. Нехорошо, если эту новость она услышит от кого-то другого, а не от меня. Наскоро перекусив, я подошел к ней. Девушка стояла возле груды грязной посуды и не видела меня. Однако каким-то присущим ей женским чутьем почувствовала, что я к ней подошел.

Она обернулась, глаза вспыхнули радостным светом:

— Витя, что хочешь, добавки?

— Илона, — сказал я, осторожно подбирая слова, — я получил приказ возвращаться в Азовск. Поеду завтра. Я хочу вечером к тебе прийти, чтобы поговорить. Ты будешь свободна?

— Хорошо, — немного растеряно кивнула Илона, — а почему такая срочность? Что-то случилось?

— Да, нет, всё по плану.

Я замолчал, не зная, что сказать дальше. Илона тоже, ничего не говоря, повернулась, подхватила поднос с блюдами и пошла к столикам летчиков, только напряженная спина выдавала её волнение.

Однако встретиться вечером нам с Илоной не удалось. В Азовск отправлялось несколько автомобилей с имуществом, и потребовались старшие машин. Шахно знал, что замполит батальона отзывает меня, и назначил старшим на один из «Уралов», в который загружали учебные бомбы. Пришлось спешно собирать вещи, хорошо хоть их было не много.