Михаил Веллер - Не ножик не Сережи не Довлатова Страница 27

стр. 56

Ультима регис…

– Сокращение. Ультима рацио (лат.) – последний (решительный) довод; ультима рацио регис – соответственно «последний довод королей» – эта надпись порой отливалась в старину на стволах пушек.

стр. 56

«Так делают в Париже!»

– Флобер, «Мадам Бовари». Последний аргумент, которым клерк Леон, приобщенный отблеска столичной жизни, склоняет провинциалку Эмму предаться страсти здесь и сейчас, сев в фиакр.

стр. 56

География – наука психологическая.

– Отсыл к классическому «география – наука для извозчиков»: фон Визин, «Недоросль» (также упоминавшийся выше семью страницами).

стр. 56

…место возле параши…

– определяется в камере «народом» для тюремных париев. Вообще в девяностые тюремно-уголовный жаргон занял место французского языка для русской аристократии первой половины XIX века. Вторая сигнальная система отражает первую, будьте спокойны Социально-престижная функция языка.

стр. 57

Америка

– это такая страна.

стр. 57

Середняком в Риме, чем патрицием в деревне.

– Парафраз цезаревского «Я предпочел бы быть первым здесь (в этой деревне), чем вторым в Риме», – в ответ на философски-насмешливое замечание собеседника (в бытность Цезаря наместником в Галлии), что и вот в этой деревушке кипят страсти между теми, кто мечтает стать первым в этой ничтожной и безвестной дыре. Откуда: «Лучше первым в деревне, чем вторым в Риме».

стр. 57

…ощутил себя гражданином великой державы…

– Редьярд Киплинг, «Посвящение» к книге баллад «Семь морей»: «Действительно и по чести – в лишениях и опасностях под далекими чужими небесами отрадно сознание и слова: – Я принадлежу великой державе!»

стр. 57

Раз человек не остров, а часть материка…

– Конечно, конечно: в семидесятые Хемингуэй был еще кумиром множества советских интеллигентов, и эпиграф из Джона Донна (1572—1631, англ. поэт – читали?) к изданному наконец «По ком звонит колокол» цитировался журналистами бесконечно: «Нет человека, который был бы как остров…» и т. д.

стр. 57

Я римский гражданин!

– Гордое восклицание римлянина при разных ущемлениях. Нищий плебей предъявлял этим свое достоинство. Мол, за мной законы и мощь Рима. Вроде как сегодня гордое заявление «я американец!».

стр. 57

…пробивают головами стенку в соседнюю камеру.

– Любимый мною, как и еще многими, Станислав Ежи Лец, остроумнейший и единственный остроумный из всех, кто когда-либо жили в Польше: «Стоит ли пробивать головой стену, чтобы пробив, обнаружить, что она оказалась в соседней камере?» Я был поражен, что великим и знаменитым королем афоризмов Ежи Лецом написано всего семь сотен подобных фраз – столько их публиковалось на разнообразнейшие темы: просто, значит, очень высок процент блестящих.

стр. 57

прохаря

– Сапоги, грубые рабочие башмаки, опорки – обувь зеков (шире – вообще обувь). Лагерный жаргон.

стр. 57

…и закон.

– Не тот, который Конституция или Уголовный кодекс, разумеется, а тот, по которому сосуществуют люди в камере и на зоне.

стр. 57

Правильная хата.

– Тот же жаргон: камера, где живут по закону, своим правилам, без «беспредела», по тюремно-уголовной справедливости, в отличие от анархии или голого права силы.

стр. 57

Кому повем мою печаль?

– Классические стихи, бывшие когда-то почти народной песней и забытые ныне – настолько забытые, что и сам концов не найду. Мелодия, естественно, минорная. «Печаль», конечно, рифмуется с «жаль». Посередине строки цезура.

стр. 57

…за одиннадцать пфеннингов…

– Разменная монета Австрии и Германии называется правильно не «пфеннинг», а «пфенниг», без третьего «н». Откуда в русско-советской традиции взялось это третье «н», я лично понятия не имею. В девяностые годы от этого в общем ушли – но в предыдущие десятилетия пфеннинг писался по-русски именно так, и так звучал в наших головах, если заходила о Германии-Австрии речь.

стр. 57

На полпути к Луне.

– Так назывался рассказ В. Аксенова, давший название сборнику его рассказов, вышедшему в середине шестидесятых. Главный герой, крутой и незатейливый парняга-работяга, грубый, но в глубине души чистый, по дороге в отпуск влюбляется в самолете в стюардессу, и весь отпуск проводит в самолетах, накрутив ужасные тыщи и спустив деньги, – а там и домой, в чертову глушь, на тяжелую привычную работу пора. Он, значит, уже не тот тупой, что был, он книжки читать начал, о жизни задумался, получшал, любовь его изменила – но и, конечно, интеллигентом не стал еще: короче, от одних отделился, к другим не пристал, пока, по крайней мере. Ни то ни се, маета духа, полурождение чего-то. – А одновременно «отправить на Луну» – один из эвфемизмов Гражданской войны и первых советских лет, не самый распространенный типа «в штаб Духонина», «налево» или «в Могилевскую губернию», «в расход», но тоже имел место – расстрелять, значит. Вот и Пилат и Иешуа по лунному лучу…

стр. 57

…благородный дон, за неимением ируканских ковров…

– О блестящие Стругацкие! «Трудно быть богом»! Дона Окана приглашает Румату в будуар под этим предлогом: ковры показать…

стр. 58

…в кабинете главного редактора «Московских новостей».

– Таковым был уже демократичный Виктор Лошак, с которым мы и до этого были уже заочно знакомы и имели общих друзей; с Егором Яковлевым я не пил.

стр. 58

…и за литром кукурузного самогона…

– Виски был не кукурузный и пах не так плохо, но об этом двумя страницами ниже. Просто – эпоха дешевого импорта.

стр. 58

…любовь Дзержинского к маузеру.

– Здесь не столько про главу расстрельного ведомства ЧК, но более – отыгрыш известного анекдота: На международном конкурсе скрипачей наш занял второе место и так убивается, что сопровождающий его искусствовед в штатском сочувствует и утешает: – Ну что ты, второе место ведь тоже неплохо. – Да как ты не понимаешь: занявшему первое дают поиграть на скрипке самого Паганини! – Да ну и хрен с ней, делов-то. Тебе тоже дали настоящего Страдивари на конкурс. – Да ну как тебе объяснить… да для меня поиграть на скрипке Паганини – все равно что тебе пострелять из маузера Дзержинского! – Во времена этого анекдота сотрудники КГБ под видом «одного из специалистов группы» сопровождали любые загрангруппы и делегации, все это знали, но тема была сугубо запретной к упоминанию, как бы все это считалось совершенно секретным. А теперь вот уже объяснять надо: нет актуальности – нет и шутки…

стр. 58

Человек звучал гордо.

– Не только советский сверхклассик Горький со своим (действительно хорошая пьеса!) «На дне»: «Человек – это звучит гордо», – провозглашает карточный шулер и бомж Сатин. Но прекрасно развил тему Шендерович: «Человек – это звучит гордо, а выглядит мерзко».

стр. 59

Обезьяна, вставшая на задние лапы, взяла в переднюю палку…

– Этой энгельсовской обезьяной, которая посредством осмысленной палки двинулась в люди, задолбали поколения советских школьников и студентов. Труд вот так и превратил ее в человека, заклинали нас.

стр. 59

…и по этим рукам призывалось дать, и крепко дать.

– Из рассказа Ильфа про циркового дрессировщика-немца с говорящей собачкой. Репертуарная комиссия, составленная из ответственных идеологических товарищей, просматривает номер на предмет контроля и утверждения. Немец играет, собачка встает на задние лапы и трусливо поет по-немецки: «С головы до ног я создана для любви». Председатель комиссии просит перевести ему на русский и багровеет: «Что?! Любви!.. Нет, этой собаке нужно дать по рукам, и крепко дать!» В конце концов комиссия велит читать собаке политический доклад на десяти страницах.

стр. 59

Достать чернил и плакать.

– Пастернак, «Февраль! Достать чернил и плакать». А не лучше: «Октябрь уж наступил. Достать чернил и плакать»? Или: «Вот и январь накатил, налетел. Достать чернил и плакать». Или: «Зима катит в глаза. Достать чернил и плакать». Короче, Лиза утопилась.

стр. 59

…но щек на свете меньше, чем желающих врезать по ним дважды.

– Дискуссия с евангельским «если тебя ударят по левой щеке, подставь правую». Тут кладбища братвой заполнены!

стр. 59

Была бы шея, а любитель по ней дать всегда найдется.

– И снова фон Визин со своим «Недорослем»: «Была бы шея, а хомут найдется». Или это уже русская народная пословица сама по себе, а фон Визин тут и вовсе ни при чем! Э?

стр. 59

…человек создан изменять мир… – и далее до конца абзаца.

Желающих отсылаю к своему сочинению «Все о жизни» – здесь срезана одна из верхних точек сути упомянутой книги.

стр. 59

…джигит можэт быть оборванэц, но чтоб оружие в серебре.

– Владимир Гиляровский (1853—1935), «Мои скитания». В 1876 г., добровольцем в русской армии на Кавказе в ходе русско-турецкой войны, среди головорезов-пластунов, сын губернского судьи авантюряга Гиляровский отчаянно хотел быть суперменом, стопроцентным бойцом: в их, как выразились бы сейчас, элитной отдельной диверсионной части была своя мода, вполне логичная: неуставная кавказская одежда кто во что горазд, небрежный вид – и дорогое, качественное, ценное и ухоженное оружие. Прибывший с инспекцией сверху старый боевой офицер, ветеран Кавказа, отмечал подобный вид с одобрением и удовольствием. Примерно так.