Люси Кларк - Навстречу мечте Страница 28

Скоро Лане придется рассказать все, что ей известно о Жозефе. Другого выхода нет. Долгие месяцы она не позволяла себе даже думать о той ночи – и о последовавших за ней ужасных днях; теперь Лана мысленно возвращается к тому периоду.

Тогда у края тиковой палубы она заметила темно-красное пятно – кровь впиталась в волокна дерева, сохранившись в его памяти.

Глава 21. Тогда

Бинокль мертвым грузом повис на шее Ланы. Члены команды по очереди ушли под палубу, чтобы отдохнуть. Первой ушла Китти: морская болезнь окончательно ее замучила. Аарон настоял, чтобы Китти легла и поставила у койки ведро и большую бутылку воды.

Лана осталась у штурвала. Погодные условия ухудшались, волны качали яхту в разные стороны. Внутреннюю часть стопы свело судорогой; Лана резко выдохнула, схватилась за ногу и начала растирать сжавшиеся в комок мышцы. Через минуту напряжение спало, удалось согнуть пальцы ног.

Выпрямляясь, краем глаза она заметила на палубе пятно размером с кулак. Кровь.

Откуда здесь кровь? Они давно не рыбачили, да и в любом случае Аарон всегда следил за чистотой на яхте и не разрешал разделывать рыбу на палубе.

Лана представила на этом месте Жозефа: голова склонилась на одну сторону, глаза открыты, но взгляд невидящий, а изо рта стекает кровь.

Испугавшись собственных мыслей, она сжала пальцами переносицу, пытаясь избавиться от этого образа.

– Эй, в чем дело?

На палубу поднялись Шелл и Аарон – они с удивлением смотрели на сидевшую на корточках Лану.

– Тут кровь. Вот, прямо на палубе.

Шелл и Аарон нагнулись.

– Странно. Откуда она здесь? – спросила Шелл. Взглянув на Лану, она, должно быть, поняла ее беспокойство и добавила: – Думаешь, это как-то связано с…

– Как обычно! – воскликнул Аарон. – Вечно ругаю всех за грязь на палубе, а сам накапал кровью.

– Это твоя?

– Да, из плеча, – ответил он Шелл.

– Я думала, ты поранился в душе, – сказала Лана.

Шелл внимательно посмотрела на Лану – она явно не ожидала услышать в ее голосе возражение.

– Да, в душе, а потом вышел сюда подышать свежим воздухом и проветрить голову. Понял, что сильно поранился, только когда Китти сказала, что футболка пропиталась кровью. Кстати, – Аарон повернулся к Шелл и осторожно задрал рукав, – посмотри. Как думаешь, ничего страшного? Быстро заживет? Я закрепил порез несколькими полосками пластыря, но ты ведь знаешь, как долго затягиваются раны в море.

Порез был небольшой, сантиметра три-четыре, однако довольно глубокий. Кожа вокруг опухла и сильно покраснела, и края раны действительно были стянуты пластырем, как Аарон и сказал. Крови наверняка было немало – могло накапать целое пятно.

Непонятно другое – как можно так пораниться, споткнувшись в душе?

Утром зарядил дождь. Видимость ухудшилась, море бушевало. К обеду палуба покрылась тонким слоем воды; влажность проникла и в помещения – капало с ног, с мокрой одежды и волос, а еще из люков.

Пошатываясь, Лана пошла по коридору к камбузу, чтобы сделать себе кофе. В бурном море чувствуешь себя пьяным – походка нетвердая, постоянно теряешь равновесие, и кажется, будто пол уходит из-под ног.

Многие члены команды жаловались на тошноту, если слишком долго оставались под палубой, где все раскачивалось и кренилось, и нельзя было угадать, когда в яхту ударит очередная волна.

На камбузе о чем-то горячо спорили Шелл и Генрих. До Ланы донеслись слова Генриха:

– Мы оба там были.

Шелл издала короткий безрадостный смешок.

– В любом случае теперь уже ничего не изменишь, – сказал Генрих.

– А то я не знаю, – прошипела Шелл в ответ.

Заметив Лану, они тут же замолчали и расступились. Генрих сел за стол в салоне и вытащил с полки книгу, Шелл, повернувшись к Лане спиной, тоже нашла себе какое-то занятие.

Лана молча сделала кофе, а через пару минут в салон влетел Аарон с листком бумаги в руках.

– Новое расписание дежурств, – объявил он, прикрепляя листок к доске. – Из-за погоды и болезни Китти пришлось все перестроить. Мы сильно устаем, а погодные условия в ближайшие сорок восемь часов будут суровыми, так что ночью дежурим по двое – лучше не рисковать. Три часа дежурства, три часа отдыха. Обязательно пристегивайтесь ремнями безопасности. Днем сможете выспаться – как обычно, дежурим по одному и сменяемся каждые два часа.

– Как считаешь, каковы будут последствия фронта низкого давления? – спросила Шелл.

– Трудно сказать. Все зависит от того, как быстро он движется и в каком направлении. Надеюсь, он скоро рассосется и, если повезет, нас лишь немного заденет.

«Это сейчас нас лишь немного задевает?» – удивилась Лана, чувствуя, как под яхтой вздымаются волны.

Она вернулась в каюту – хотела отдохнуть перед следующим дежурством. Китти спала. Лана залезла на верхнюю койку и выглянула в иллюминатор: в стекло бил дождь, по морю гулял шквалистый ветер.

В голове крутилась одна и та же мысль: что произошло с Жозефом? Из-за вчерашних поисков и ухудшающейся погоды времени или сил поговорить о нем ни у кого не осталось.

Лана все пыталась представить, что могло случиться. А остальные, их так же мучают эти вопросы? Может, Жозеф был пьян и поскользнулся? Может, свалился за борт, когда писал с палубы? Звал ли он на помощь? Почему никто не услышал? Так странно: вот только что он здесь, часть команды, – и вдруг исчез.

Нет, не исчез. Погиб.

Хотя никто не говорил об этом вслух, они столкнулись со смертью.

Лана проигрывала в голове последний разговор с Жозефом, вспоминала, как обиженный взгляд исказил его лицо, когда Лана его отвергла. Какая-то мысль продолжала ее беспокоить. Лана тогда сказала Жозефу: «Тебе когда-нибудь хотелось нырнуть туда… и просто уплыть подальше от яхты? В бесконечность, подальше от всего?» Она была пьяна и во власти смутных эмоций, но Жозеф ответил: «Да, иногда очень хочется».

Все члены команды считали смерть Жозефа несчастным случаем, однако что, если это не так? Что, если Жозеф, пьяный и накурившийся, сам решил выпрыгнуть за борт? Жизнь складывалась не лучшим образом: родители погибли, Аарон выгнал с «Лазурной», все ребята злились на него за незаконное проникновение на яхту, а Лана, самый близкий ему на судне человек, его отвергла.

Вдруг он покончил жизнь самоубийством?

У Ланы перехватило дыхание, будто в каюте не осталось воздуха. Надо выбраться из этой тесноты. На затылке выступил пот, волосы стали влажными. Тяжело дыша, она слезла с койки, открыла дверь в коридор… Там было так же душно. Идти в салон, где собрались все остальные, или на палубу, где хлещет дождь, не хотелось. Отсюда никуда нахрен не денешься!

Не совсем понимая, что она делает, Лана вышла в коридор и направилась к каюте Генриха, которую он делил с Жозефом. В пустой комнате было немного прохладнее, пахло одновременно потом и дезодорантом.

Спальный мешок Жозефа все еще лежал на верхней койке, сверху валялся холщовый рюкзак. Лана поднялась и схватила рюкзак – жесткий, покрывшийся солью. Расстегивая его и засовывая внутрь руку, она чувствовала себя преступницей.

Как ни странно, вещей в рюкзаке было очень мало. Когда во время прощания на Филиппинах Жозеф забросил рюкзак на плечи, Лане показалось, что тот едва не трещит по швам, а сейчас она обнаружила там лишь две синие рубашки, черные шорты и три пары трусов. Да еще походный несессер: бритва, пена для бритья, кусок мыла, средство от насекомых, зубная паста и щетка.

На дне рюкзака Лана нашла книгу: «Вьетнамский шпион». На обтрепавшейся обложке был изображен мускулистый мужчина, сидящий на корточках среди джунглей с винтовкой на плече. Похоже на какой-то мальчишеский роман – наверняка в нем полно сражений, взрывов и жутких сцен войны. Лана думала, что Жозеф читает что-то более серьезное, и вид этой тонкой потрепанной книжки напомнил ей, как он был молод. Как много лет у Жозефа было впереди.

Солнечные очки, три ручки, паспорт… Лана открыла документ. Полное имя: Жозеф Пьер Мелина. Странно, что до сих пор Лана этого не знала.

В боковом кармане лежал кожаный бумажник, внутри – пятьсот долларов. А ведь Аарон утверждал, что Жозеф покинул яхту, потому что у него кончились деньги. Вот оно, доказательство лжи. Сумма пусть и небольшая, но этого хватило бы как минимум еще на три недели на «Лазурной». А если дело не в деньгах, то почему Аарон так настаивал на уходе Жозефа?

В рюкзаке остались только четыре одинаковые записные книжки в черной обложке, перевязанные резинкой. Почему-то Лана удивилась их количеству, хотя логично предположить: если Жозеф любил сочинять стихи, за время путешествия он должен был исписать не один блокнот – сосредоточенно согнувшись над страницами в свете налобного фонарика…

Лана взяла записные книжки в руку. Вряд ли у нее есть право копаться в личных вещах Жозефа. Но вдруг в книжках есть ответы, которые помогут понять, что произошло?