Алексей Слаповский - Качество жизни Страница 28

— Нам нужна, дорогие мои влюбленные, серия ваших фотографий на фоне моря, — сказал он. — Опубликуем в нескольких телевизионных журналах, в кое-каких газетах, в Интернете вывесим. Продлите себе лето, разве плохо?

— Наверняка какая-нибудь туристическая фирма заказала, — догадалась Ирина.

— А если и так? Хорошо всем: и вам, и каналу, и фирме. Бесплатно в… слетать и пожить в «…» я бы не отказался! [6] Фотографа, правда, дать не можем, и так большие расходы, дадим хороший фотоаппарат, снимете себя сами. Годится?

— Годится! — поспешил сказать я и лишь после этого посмотрел на Ирину, чтобы увидеть, какова ее реакция.

Она улыбалась.

34

После этого Ирина захотела поговорить с Аней о моем имидже.

— Ты, конечно, специалист, Анечка, — сказала она, тончайшим обертоном голоса давая понять, что так не считает, именно тончайшим, расслышать почти невозможно, а уж придраться тем более. — Ты специалист, но как-то ты не продумала, мне кажется. Не маловато одной бейсболки для имиджа?

— Имидж строится на детали. Излишество вредит. Часы не на левой руке, а на правой — и всё. Просто и внятно! Или кепка, сами знаете, у кого. Эта кепка стоит пару миллионов избирательских голосов, золотая кепка!

— Но кроме часов и кепки там еще что-то есть. Нужна мнемоническая история, — снизошла до объяснения Ирина. И изложила свои мысли по этому поводу, с которыми до этого познакомила меня.

Аня слушала, иронически улыбаясь. И сказала:

— Извини, Ириша, но ничего уже не надо придумывать. Уже есть.

— Что?

— Обморок, потеря сознания! С этого ведь у вас все и началось. Пусть Александр Николаевич время от времени падает в обморок. Он творец, у него воспаленная психика. Он себя заводит и не выдерживает. Причем публично. Например, во время выступления. Народ будет просто ломиться, чтобы своими глазами это увидеть. Будут пари заключать: упадет или не упадет?

Я, слушавший до этого их девичье щебетанье с усмешкой, сообразил, что они говорят серьезно.

— Девочки, алло, вас куда это несет? У нас не шапито, я не клоун!

Ирина, успевшая оценить идею Ани и загореться ею, несмотря на снисходительное отношение к самой Ане, тут же стала убеждать меня:

— Саша, но это ведь эффектно! И ведь тебе даже врать не придется, ты ведь в самом деле теряешь сознание! Достоевский был эпилептиком, это все помнят! У Пушкина аневризм был, Некрасов в карты играл, тоже болезнь, перечисляла Ирина, торопясь вспомнить примеры. — Тот же Есенин мало что повесился, алкоголиком был! Булгаков морфий употреблял, Горький сноху совратил, то есть у каждого большого писателя были или приступы чего-нибудь, или причуды, понимаешь? Я училась когда, у нас был педагог, лекции по античному театру читал, так он впадал в истерику, если слышал слово «кактус». У него и кличка была — Кактус. Кто-нибудь крикнет нарочно: «Кактус!» — и он начинает беситься, кричать, ногами топать, представляете! Даже пена изо рта шла. Валерьянкой отпаивали. А потом я узнала, что это он себе придумал. Зачем? Очень просто: и на лекциях всегда народу полно, и студенты его навечно запомнят! Все же мы хотим, чтобы нас помнили. А по сценической речи преподавательница даже летом пуховую шаль накидывала и курила трубку, вот такую вот длинную! — Ирина показала размер, расставив ладони. — Тоже ведь понимала: эту трубку навсегда запомнят! Понимаешь?

— Понимаю. Но нарочно в обморок падать не буду! — отрезал я.

— Как хочешь, — пожала плечами Ирина, но я видел, что она не сдалась и надеется меня уговорить.

35

Мы полетели в страну… и поселились в отеле «…».

Обладать женщиной, которая тебя не любит, счастье сомнительное, хотя известно, что мужчины сплошь и рядом этим занимаются, ничуть не смущаясь двойственностью процесса, ведь для тебя это, говоря современно, занятие любовью, а для нее — половое сношение. Но мы отлично адаптируемся. Женщины в том числе. Нелюбящий партнер (партнерша) что-нибудь для себя придумывает. Мокшин рассказывал, что «Камасутра», например (я до сих пор не удосужился прочитать эту книгу), со знанием дела советует представить в нужный момент кого-то желанного. Результат гарантирован. А любящий, в силу извечного заблуждения, надеется, что терпение и труд все перетрут, капля камень точит, что посеешь, то и пожнешь — и т. п. То есть ждет пробуждения любви в хладной душе вследствие пробуждения тела. Если же человек заблуждаться не умеет, он придумывает что-то более хитрое. Индивидууму творческому, в частности, полезно убедить себя в том, что он, как все творцы, слегка извращенец. Значит — ему все позволено. Он мощью своего фантазийного интеллекта воображает себя поработителем женщины, рабовладельцем; дополнительное его самоутешение — не просто для себя старается, копит психологический материал для будущих творений! Как описать глубину темноты (или темноту глубины), не достигнув ее?

Но тут проблема! Двадцатый век обожал своих извращенцев и много усилий приложил, чтобы их не только реабилитировать, но и возвеличить. На фоне горячо любимых сюжетов о насилуемых девочках, о плотской любви сыновей к мамам, племянников к теткам, равно как и мам к сыновьям, а теток к племянникам, на фоне историй о любовных треугольниках, когда она любит его, а он любит другого, а другой любит ее, любя отчасти и его, при этом, чтобы никому не обидно, они все спят друг с другом поочередно или одновременно, на фоне всего этого понимаешь, что эротическая гимнастика с нелюбящей женщиной на извращение никак не тянет, слишком мелко, занятие вполне пристойное и даже респектабельное.

Мокшин, которому я как специалисту доверительно показал запись этих рассуждений, заметил, что я отстал от жизни: у любителей это теперь называется аналоговый секс. О талантливой партнерше, умеющей изобразить удовольствие или действительно испытать его, говорят: аналоговая девушка. А еще есть выражения: аналоговые стоны, аналоговые ласки, аналоговый оргазм. Действительно, я отстал…

Я нашел другое, более простое утешение: стал думать, что мы с Ириной не любовники, а сотрудники, коллеги. Приехали вместе отдыхать, не противны друг другу, есть о чем поговорить. Ну, заодно и сексом занимаются. Без ненужных слов. А зачем? Например, мужчина и женщина с удовольствием танцуют или играют друг с другом в пинг-понг. Им хорошо. Они получают радость друг от друга. Но странно ведь, если кто-то во время танца или игры вдруг спросит: «Ты меня любишь?». И в случае отрицательного ответа откажется играть!

Погода выпала дрянная: ветра и дождики. Служители отеля клялись, что такой погоды в их стране не было сто лет, а может, и никогда.

Что ж, я с увлечением дорабатывал первую книгу проекта «Метро-ном» (назвав ее без хитростей «Метро-ном-1»), все более сокращая и внедряя в сюжет, по просьбе Кичина, эпизоды в метро. Мне стало казаться, что в результате этой адаптации может получиться нечто действительно необычное; перечитывая, я обнаруживал за почти детской простотой и ясностью изложения смыслы, которые ранее тонули в потоке слов. То есть я всерьез озадачился целью написать вещь, понятную любому, но при этом стильную и глубокую.

(Правило беллетристики: заблуждение персонажа должно быть искренним. Но оно таким и было. Просто совпало с этим правилом. За это ручаюсь, поскольку персонаж — я сам. — А. А.)

Когда летели обратно, фотоаппарат Ирина зачем-то сдала в багаж, и он разбился. Когда вернулись, пленка оказалась засвеченной. Был скандал. Ирина оправдывалась, я ее выгораживал.

36

«— Надо же, — сказала Арина, проводя пальцами по шершавой щеке Переверчева. — В такого колючего, такого некрасивого — влюбилась!

— Хватит! — вскипел Переверчев. — Жалеешь меня — спасибо! Нравится то, что я делаю, — большое спасибо! А про любовь — молчи, дура! Убью! Корова сентиментальная!

Она привыкла к его крепким выражениям и не боялась. Больше того, они ей нравились. Но теперь она вдруг обиделась.

— Если ты мне не веришь, как ты можешь делать со мной это? — спросила она.

— Как я могу тебя…? — переспросил Переверчев, заменив деликатный оборот прямым и грубым словом. — А почему нет? Ты мне нравишься. И надо же с кем-то…! Это и для здоровья полезно! И что у баб за привычка: обязательно в постели о любви поболтать! Я же не требую, заметь! Мне и так нормально!

Арина отвернулась. Плечи ее начали вздрагивать. Переверчев недоумевал.

— Чего это ты?

— Люблю я тебя, идиот! — закричала она, резко поворачиваясь к нему и показывая свое некрасивое, но прекрасное (лучше не скажешь!) лицо. — Давно люблю! Вокруг все слабые, все потакали моим капризам, все лежали у моих ног, а ты первый разрушил этот заколдованный круг, потому что любой женщине нужен властитель! Понял? Чем я еще могу доказать? Чем?